Черчилль - Бедарида Франсуа (книги онлайн TXT) 📗

Выборы состоялись 30 мая, и если сам Черчилль был переизбран в Эппинге без особого труда, то в целом консерваторы потерпели поражение. Большинство мест в парламенте досталось лейбористам, из числа которых и было сформировано правительство Рамсэем Макдональдом. Таким образом, в возрасте пятидесяти четырех лет Черчилль вновь лишился министерского портфеля и был отстранен от власти. На целых десять лет.

Трудный переход через «пустыню»: 1929—1939

Биографы Черчилля окрестили период с 1929 по 1939 год — период, когда Черчилль был лишен власти, — «годами пустынного одиночества» (wilderness years). Это были десять черных лет, совпавших с десятилетием кризисов на мировой арене — «дьявольским десятилетием» (the devil's decade), приведшим к войне. Однако сегодня историки перестали окрашивать тридцатые годы исключительно в черные тона. Тем не менее, пожалуй, не следует отказываться от классической метафоры «пустыня», которой обозначали этот тяжелый период в жизни Черчилля. Парадокс заключается в том, что соавтор официальной биографии Черчилля Мартин Гилберт, написав книгу, также озаглавленную «Годы пустынного одиночества» (The Wilderness Years), поставил под сомнение это название и предложил вместо него другое — «Населенная пустыня» (Inhabited desert). В оправдание этой замены он привел следующий аргумент: на протяжении всех этих лет Черчилль вовсе не оставался в стороне от политики, он продолжал принимать активное участие в общественной жизни и не позволял предать забвению свое имя, скорее, наоборот [165].

По правде говоря, такой довод не очень-то убедителен. Прежде всего, потому, что в течение этого десятилетия Черчилль не просто не занимал никакого поста в правительстве — политическая братия его отвергла вовсе, можно сказать, объявила ему бойкот, причем сделала это грубо, унизив его. Затем нужно учитывать и то, как он сам переживал и что говорил об этих годах «домашнего ареста». Он, несомненно, страдал из-за того, что его так бесцеремонно устранили. Для такого талантливого и честолюбивого политика особенно мучительно было сознавать, что в годину сыпавшихся, как из рога изобилия, бедствий никто не захотел прибегнуть к его способностям. Нельзя не услышать крика, вырывавшегося из самого сердца, раненого сердца. «Увы, сегодня великими державами управляют не самые способные люди» [166], — так он писал в одном из своих очерков, посвященных превратностям XX века. Конечно, Уинстон Черчилль сам в силу своего характера своими поступками и поведением внес немалый вклад в свое отстранение от власти — спорить с этим не приходится. Однако это уже другой вопрос, который мы в дальнейшем постараемся прояснить, хотя во многом разгадка кроется в том, что мы уже успели узнать о личности Черчилля и пройденном им пути.

После провала на парламентских выборах 1929 года и прихода к власти лейбористов консерваторы вступили в полосу испытаний. Раздираемая внутренними разногласиями между протекционистами и сторонниками свободы торговли, а также личными ссорами партия консерваторов нашла козла отпущения, вычислить которого не составляло особого труда. Итак, кто же оказался повинен в потере консерваторами былой популярности? Ну конечно же, бывший министр финансов. Черчилль был горько разочарован, он осознал, насколько неуместен теперь демократический торизм, а потому суетился и терял терпение. Временами он даже подумывал о пенсии.

Черчилль поочередно занимал все ответственные посты в государстве, кроме одного — самого высокого, и вот теперь понял, что отныне обращать полные надежды взоры в сторону Даунинг стрит было бессмысленно. «Лишь одна цель меня еще привлекает, — писал он своей жене, — но если мне преградят путь, я оставлю это плешивое поле и уйду на новые пастбища». К этому Черчилль добавлял, что если Невилл Чемберлен станет лидером партии, он, Уинстон Черчилль, и вовсе уйдет из политики [167]. Ведь само собой разумеется, и у Чемберлена, и у Черчилля где-то в подсознании сидела мысль о том, что наследником Болдуина на посту премьер-министра станет кто-то из них двоих.

Однако Черчилль совершил две серьезные ошибки. Прежде всего, он недооценил способности «человека с трубкой». С другой стороны, он не отдавал себе отчета в том, что позиция, которую он поторопился занять в отношении индийского вопроса и которая должна была вновь привлечь на его сторону наиболее закоснелых консерваторов, надолго оттолкнет от него умеренных членов партии, которые, тем не менее, были ему необходимы как политическая база, особенно если он намеревался соперничать с Чемберленом. На утлом правительственном суденышке Болдуина с 1924 по 1929 год Черчилль и Чемберлен были двумя носовыми фигурами, способными сообщить хоть какое-то движение кораблю и инициировать реформы. Однако перед Черчиллем уже маячил призрак «пустыни», что дало основание журналисту А. Г. Гардинеру, компетентному политическому обозревателю, сравнить его с «крепостью Измаилом посреди пустыни общественной жизни». К тому же злополучному потомку герцога Мальборо пришлось столкнуться с еще одним препятствием — тройной враждебностью: «Его презирали тори, которых он отверг, но к которым вернулся; к нему подозрительно относились либералы, на плечах которых он вознесся на вершину власти; его ненавидели лейбористы, которых он презирал и унижал и которые видели в нем потенциального Муссолини, только и ждущего всплеска реакции, чтобы проявить себя» [168].

Тем не менее, вплоть до конца 1930 года выбор между Черчиллем и Чемберленом не был сделан. И лишь в январе 1931 года Черчилль принял роковое решение уйти в отставку из «теневого кабинета» [169], тем самым окончательно порвав с Болдуином и с лидерами консерваторов, с которыми он расходился во взглядах на индийскую проблему.

Итак, кости были брошены. Последняя и тщетная надежда вновь привлечь на свою сторону большинство депутатов-консерваторов, чтобы сменить на заветном посту Болдуина, бывшего главой партии тори, рухнула. Черчилль сжег свои корабли.

Многочисленные маневры, осуществленные в последующие недели, в конечном счете лишь упрочили позиции Болдуина и разрешили вопрос о том, кто же станет однажды его наследником. Отныне сомнений больше не было: Невиллу Чемберлену в свое время передаст бразды правления Болдуин. Таким образом, бывшего министра финансов не просто оттолкнули в сторону — перед ним, казалось, навсегда захлопнули заветную дверь: его соперник был лишь на пять лет старше, а это означало, что у Уинстона Черчилля не было ни малейших шансов принять однажды власть из рук Чемберлена, ведь к тому времени ему уже не позволил бы этого возраст. Кроме того, никто и представить себе не мог, что Чемберлен сменит Болдуина лишь в 1937 году. Черчиллю же оставалось лишь ждать за кулисами, во мраке и холоде, своего маловероятного возвращения на политическую арену.

Историк Чарльз Л. Моуэт удивительно точно передал сложившуюся ситуацию: «На тридцатые годы ставки были сделаны: слепой закон столкновения личностей и политических стратегий установил, кому вершить политику и определять стиль правительства в течение этих десяти лет, а кому держаться в стороне от власти» [170]. И действительно, в августе 1931 года после кризиса, зажавшего в своих тисках лейбористов, формировалось правительство национального согласия, но за помощью Черчилля, который находился тогда на Лазурном Берегу, никто не обратился. Макдональд и Болдуин попросту решили исключить его из политического процесса. В 1935 году после победы на выборах консерваторов о Черчилле снова никто не вспомнил. В 1937 году Чемберлен, сменивший-таки Болдуина, также не захотел видеть Черчилля в своем правительстве. Его словно бросили на произвол судьбы в зыбучих песках пустыни.