Я дрался на Т-34. Третья книга - Драбкин Артем Владимирович (книги полностью .TXT) 📗
До этого в Питере было только танко-техническое училище. Я плохо себе представлял, что такое армия и танки. Помню, шел первый раз в училище, по дороге зашел в парикмахерскую, постригся, чтобы выглядеть прилично, но только попал в училищную казарму, как на входе столкнулся с сержантом с ножницами, который всех стриг под «нулевку». Весь наш курсантский набор состоял из образованных и взрослых людей: студентов и аспирантов городских вузов, инженеров ленинградских заводов, и только когда нас 20 августа вывезли в эвакуацию, в курсантские батальоны добавили восемнадцатилетних ребят. Нам объявили: срок обучения ускоренный – 9 месяцев.
– Куда было эвакуировано училище? Какие знания успели получить курсанты-танкисты за столь небольшой срок обучения?
Училище эвакуировали в Магнитогорск, наш набор – всего два курсантских батальона.
Толком нас воевать не научили, весь период пребывания в училище запомнился совершенно нерациональным использованием времени для подготовки танкистов.
Техники для обучения не хватало, в училище было всего несколько танков Т-26, и только ранней весной 1942 года, прямо перед нашим выпуском, в училище прибыли Т-34, Т-50 и БТ-7.
Тренировки на Т-26 тоже «дорогого стоили», из-за маленького размера башни при стрельбе из пушки локти девать было некуда, на этом танке стрельба ведется скрещенными руками, при этом левая рука поворачивает орудие, а правая – башню. Учебных классов было мало, почти все время мы проводили в поле, на морозе, где занимались «изучением тактики боя», ходили «пешим по-танковому». Хоть и кормили нас три раза в сутки, но питание было скудным, и можно сказать почти без натяжки, что мы влачили полуголодное существование. А про холода первой военной зимы и сейчас вспоминать страшно, у нас были только тонкие «курсантские» шинели и кирзовые сапоги, и когда начались морозы, то, сами понимаете, чем для нас являлся каждый выход в поле на занятия. Кроме того, курсантов могли запросто послать выкапывать из-под снега гнилые кочерыжки капусты с колхозных полей или отправить на заготовку леса, так что наша подготовка была откровенно слабой. Перед выпуском из училища каждый из нас имел всего 2–3 часа вождения танка, и мы провели только одну учебную стрельбу боевыми снарядами – в составе экипажа курсанты стреляли по три снаряда…
Наше моральное состояние тоже оставляло желать лучшего, и не только из-за голода, была еще одна причина – курсантский набор был сплошь «питерский», и когда до нас дошли слухи, что происходит в блокадном Ленинграде, то многие из-за переживаний за своих родных места себе не находили, ведь наши семьи остались в блокаде. Я на какое-то время потерял связь с родителями. Не знал, что с ними, что с моей одиннадцатилетней сестрой Женей.
Командиром курсантской танковой роты был капитан Погорельский, довольно приличный человек, а взводным нам поставили пехотинца, лейтенанта Василия Коробова, который с каким-то исступленным усердием лично занимался с нами штыковым боем… Вот вы, например, понимаете, зачем это было нужно танкистам на фронте? Я лично до сих пор понять не могу.
Коробов ежедневно перед строем, как «Отче наш», повторял свою любимую поговорку: «Армия – великая вещь! Она воспитывает воров, бандитов и хулиганов. И вас, студентов, она перевоспитает!» Еще одно явление стало для меня откровением. Резко менялось поведение тех, кого только вчера переодели в военную форму. Вроде собрали в батальоне «отборный человеческий материал», весьма образованных людей, но когда мы увидели, как «бывший интеллигент», поставленный на должность командира отделения или помкомвзвода, за считаные дни превращается в «шкуру» и «солдафона», начинает «рычать» на своих товарищей-курсантов и выслуживаться, то поняли, что способность сохранить в суровых армейских условиях культуру, порядочность и свои «довоенные» нравственные установки дана далеко не всем… Меня сначала назначили командиром отделения, но через пару месяцев сняли с этой должности. Я оказался «слишком мягким»: на своих ребят не орал как резаный и начальство «глазами не ел»… Не все ребята выдерживали «армейскую лямку», один наш курсант, парень из бывших аспирантов Ленинградской консерватории, полностью деморализованный голодом и тяжелой физической нагрузкой, стал «опускаться», и после очередной отсидки «на губе» его исключили из училища и списали в пехоту…
В училище я подружился с тремя ребятами. Впоследствии с двумя из них я получил назначение на фронт в одну танковую бригаду: Зяма Фукс, Витя Ястребов, а третий наш товарищ, Лева Пайор, попал в другую танковую часть.
О Викторе Ястребове надо рассказать отдельно: в его семье было семь братьев, и шестеро из них погибли на фронте. Витя погиб шестым из братьев, в своем первом бою.
Мы с ним служили в одной роте. Перед атакой он отдал свои документы комиссару роты, видно, чувствовал, что из боя уже не вернется… Так и получилось…
В марте 1942 года состоялся наш выпуск, мы получили звание лейтенанта и прибыли в Нижний Тагил, где формировались и отправлялись в действующую армию маршевые танковые роты.
На конвейере работали почти сплошь женщины и подростки, все голодные, и я отдал все свои продовольственные талоны рабочим. Затем – погрузка в эшелон, танки ставили на платформы, и по «зеленой улице» мы поехали на запад. Командование роты: командир, политрук и зампотех – присоединилось к нам по пути. На какой-то станции танкисты обнаружили в тупике цистерну со спиртом, побежали к ней с ведрами и котелками, набрали «горючего» на дорогу, и на фронт мы ехали весело, как говорится, «спаивание личного состава» состоялось само собой.
За несколько дней мы добрались до места назначения, где формировался 5-й танковый корпус, которым командовал Герой Советского Союза Семенченко.
А дальше – передовая: Западный фронт, 70-я танковая бригада. Здесь мне достался танк под номером 777. Перед своим первым боем я не боялся, что меня сегодня могут убить, совсем об этом не думал, настроение у всех ребят было боевым, нас было много, а в коллективе страха не чувствуешь.
– Кто командовал 70-й бригадой и конкретно вашей ротой?
Бригадой командовали: сначала Коротеев, а потом его сменил Абрамов, молодой и смелый полковник. После Абрамова был какой-то майор, но и он быстро выбыл из строя по ранению. Фамилию своего первого комбата уже не помню.
Ротой командовал старший лейтенант Александр Фомин, политруком роты был неплохой парень, бакинец Григорий Задов, а зампотехом был техник-лейтенант Чайка.
Зампотех Чайка у нас считался «слегка контуженным». Как-то рота шла в бой по узкой гати, проложенной через болото, и три танка, один за другим, сползли с гати в «кювет». Следующим должен был идти мой танк. Чайка подскочил ко мне с пистолетом в руках и заорал: «Если в кювет слетишь – застрелю!» Но обошлось, мой танк прошел по гати без ЧП…
Экипажами в моей роте командовали Ястребов, Бухтин, Морозов, Яровой, Гнедаш, Кондратьев, Бибиашвили, и никто из них не дожил до сорок третьего года… Сорокалетний лейтенант Яровой был в роте самым старшим по возрасту, и он сгорел в танке в первом наступлении. Других ребят, командиров танков, сейчас уже точно по фамилиям не помню. В нашей бригаде были танки Т-34 и Т-70.
– Свой экипаж в 70-й ТБр помните?
Когда из тыла мы прибыли в бригаду, то многие экипажи маршевой роты поменяли.
Ко мне в экипаж пришел опытный механик-водитель Василий Конкин, который своим мастерством в бою не раз спасал себя и нас. Заряжающим у меня был очень хороший человек по фамилии Павлик. Стрелком-радистом был молодой парень, «западник», родом откуда-то из Бессарабии, а вот его фамилию я сейчас запамятовал. Мы были как одна семья.
Летом 1942 года меня хотели перевести в соседний батальон бригады, поменять местами с моим товарищем Зямой Фуксом. Фукс был очень прямой и принципиальный человек: кто-то его «задел по нации», а он не смолчал, поднялся шум, и комбриг приказал «рокировать евреев местами», видно, хотел в духе интернационализма вместо «плохого буйного Фукса» прислать «хорошего спокойного Бараша». Я, как только узнал об этом, пришел к комбригу и начал его просить, чтобы он не отлучал меня от моего экипажа, а если перевод в другой батальон неизбежен, то пусть переводят весь экипаж вместе с танком, мы же как братья стали.
