Генерал Дима. Карьера. Тюрьма. Любовь - Якубовская Ирина Павловна (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗
Он садился в «столыпин» после операции, с разрезанной челюстью. В десне стоял дренаж, и надо было регулярно полоскать рот. Дима сразу сказал начальнику конвоя, что ему положено то, то и то. Начальник ответил: «Все сделаем». И, правда, кипяточек давали регулярно, в туалет тоже пускали, когда надо.
Когда этап шел через Вологду, вагон заморозили. Топили вагон гражданские проводники. Они были вечно пьяные. А на улице мороз минус 30, поезд идет со скоростью 50 километров в час, изо всех щелей дует, сквозь обшивку обдает ледяным воздухом. Наружная стена вся покрылась инеем.
Доехали, наконец, до Екатеринбурга. Дима вышел на перрон и увидел совершенно другую картину. Пришла зима. Когда уезжали из Питера, снега совсем не было. А тут белым-бело. Конвой в полушубках.
А я как раз в это время лежала на операции в Израиле, и Дима все думал, беспокоился обо мне.
Прибыли в Екатеринбург, как назло, около двенадцати ночи. Привозят в СИЗО. Дима впервые в жизни увидел обледенелые тюремные ворота. Такое ощущение, будто открывается огромный сугроб, и ты в него входишь. В Екатеринбургском СИЗО два входа. Всех сгоняют на улице в кучу и пропускают внутрь по одному. Кажется, будто гигантская, ненасытная улитка открывает рот и всасывает людей.
Якубовского отделили от других заключенных и провели через второй вход. Обшмонали и завели в одиночку. Камера-клетка площадью метра три. Как карцер. Холодно страшно. Камера не топлена, воды нет, стена ледяная. Выдохнешь — пар валит изо рта.
— Все! — говорит Дима. — Я здесь сидеть не буду.
— Будешь.
— Согласно правилам внутреннего распорядка, — продолжает он спокойным, уверенным голосом, — камера следственного изолятора должна иметь то, то и то. Где все это?
Это был так называемый спецпост в коридоре смертников, где всего четыре или пять камер. Вместе с Якубовским, там сидели три человека. Все в разных камерах. Один вор в законе постоянно мутил СИЗО, и его упрятали подальше от других заключенных. Другой человек имел 15 лет за бандитизм, успел совершить побег из этого самого следственного изолятора, убить двух ментов, но был пойман.
Якубовский там такой хай поднял, что в леднике сидеть не будет. И, в конечном счете, его перевели в другую камеру. Там, видимо, до Димы люди сидели. По крайней мере, она была самая теплая. Пол земляной, в полу дырка для туалета. И что особенно досадно — розетки нет.
Он вспомнил, как в «Крестах» каждый день брился, волосы феном укладывал и выходил ко мне с иголочки. Мне это нравилось.
Сначала пытались на него наезжать: «Не вешайте занавеску, нельзя!» Потом другая новость — на прогулку стали выводить в наручниках.
— Где написано, что на прогулку можно выводить в наручниках? — спрашивает Дима.
— Положено.
— Наручники — это спецсредство, и есть перечень случаев, когда можно применять это спецсредство. В наручниках на прогулку не пойду.
— Так вы не пойдете?
— Нет. И ещё напишу на вас жалобу, что меня лишили прогулок.
В общем, боролся за свои права всеми способами. Перестукивался с соседом через стенку. Уголовный кодекс ему передал. Был там хитрый способ передачи через канализацию. А потом, уходя на этап, оставил соседу продукты.
Там, в Екатеринбурге, Диму нашел его адвокат Серега Мазанов. Как Дима ждал этого дня! Как боялся, что его не найдут! И когда вдруг услышал, что по радио передают: «Якубовского отправили в Нижний Тагил», жутко обрадовался и успокоился, что прошла такая информация. Раз средства массовой информации объявили о его переводе, значит, об этом знают все близкие люди. Значит, найдут.
Потом он уже узнал, что Екатеринбург его принимать не хотел и боролся с Москвой за то, чтобы Якубовский отбывал наказание в столице. Москва победила, выдворив его за сотни километров от своих ворот.
Настал день нового этапа. Последнего. Теперь пункт конечного назначения был известен — Нижний Тагил. Особая зона, где традиционно отбывали наказание бывшие менты, а также советские и партийные работники. Тоже бывшие, естественно.
Поезд отошел часов в шесть-семь вечера. Дима сидит в купе, все нормально. А в поезде девчонки, причем в соседнем купе. Якубовский их не видит, но чувствует. Никаких мыслей о сексе не возникает. Просто, рассказывал Дима, когда женщины с тобой в одном этапе, чувствуешь себя сильным. Хочешь им хоть чем-то помочь. То есть не секс на уме, а совсем другие чувства.
Весь вагон ходил ходуном. Кто что мог, то и передавал: сигареты, еду. Якубовский тоже отдал этим незнакомым девчонкам все, что у него с собой было: шапку, шарф, тренировочные брюки, джинсы, куртку. Способ был простой. Дело в том, что через весь вагон протянулась батарея, которая неплотно прилегает к стене, руку просунуть можно и даже пожать руку соседу…
Весь этап слал девчонкам гостинцы через Якубовского, поскольку он был от них через стенку. Они сидели в последнем купе, а Дима в предпоследнем. Все это он делал бескорыстно, думая лишь о том, что я буду гордиться им. И в Тагил приехал налегке.
А потом он увидел меня. Я была в белом свитере, в юбке, в сапогах и черной дубленке. Никогда не забуду, как нам устроили свидание и весь отряд выгнали на улицу, чтобы мы остались наедине. Мы лежали на кровати дневального, и он эту простыню нюхал потом месяца два, пока она не провоняла им самим. И тогда он унес её в стирку.
Наши ссоры
Почему Дима упрекал меня в предательстве? Только потому, что я не смогла пересесть с одного самолета на другой и сразу оказаться с ним. Он-то надеялся, что прямо из Израиля я полечу к нему. Но я не могла, не заезжая домой, в Сосновый Бор, не повидавшись с сыном и с родителями, не решив несколько неотложных дел, броситься в Нижний Тагил.
Дима, как ребенок, хочет получать все и сразу. Какие-то вещи он просто не желает брать в расчет. Но, с другой стороны, его можно было понять. Он был лишен свободы, находился в зоне, и единственным лучиком в этом существовании могла быть только я.
За все время нашей любви мы с ним серьезно ссорились всего два раза. И всегда по моей инициативе. Это было не очень красиво, потому что мы были не в равном положении. Я могла хлопнуть дверью, а он не мог. Не мог даже побежать за мной и остановить. Но в запале я об этом не думала.
Первая крупная ссора была связана с Мариной. Дима всерьез уговаривал меня жить вместе, то есть втроем. В Канаде у него будет Марина, а в России — Ира. Или переселиться в Арабские Эмираты и жить там всем вместе в полном согласии с мусульманскими законами.
Второй раз мы поругались из-за моих амбиций. Мне казалось, что Дима слишком на меня давит, потому что он мне начинал диктовать, с какими клиентами я могу общаться, а с какими — нет. В конечном счете, получалось так, что все внимание я должна уделять одному Диме. Меня это не устраивало. Тем более что поначалу у меня оставалось время и на других клиентов. Среди них были люди, которых я как адвокат вела два-три года, мне было тяжело с ними расставаться. Не говоря уж о том, что эти люди вынуждены были искать другого адвоката, которому пришлось бы знакомиться с их делом с чистого листа.
Состоялся довольно резкий разговор на повышенных тонах.
— Не позволю, чтобы ты мне указывал, с кем общаться! Я сама знаю, как мне поступать. Без тебя жила хорошо и дальше проживу не хуже! — сказала я.
А он просто переживал за меня, боялся, что может быть какая-то подстава, что попытаются влиять на меня через того или иного клиента. Перестраховывался ли он? Не знаю.
Я ушла, хлопнув дверью, а с Димой в тот же вечер случился сердечный приступ. Мне позвонил его адвокат и сказал, чтобы я утром пришла в тюрьму, иначе Якубовский точно повесится. На следующий день я приехала в «Кресты» рано, даже не опоздала. Дима первым попросил прощения. И мы решили, что я буду работать только с ним. Он своего добился.
Кстати, тот самый мой подзащитный в «Крестах», который и познакомил меня с Димой, был тоже в меня влюблен и предлагал выйти за него замуж, когда он освободится из тюрьмы. Он состоял в одной влиятельной группировке, был далеко не рядовым её членом.
