И вблизи и вдали - Городницкий Александр Моисеевич (книги читать бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
В этом втором походе кроме "Крузенштерна" участвовали еще два судна - уже упомянутый парусник "Седов" и новое гидрографическое судно "Полюс". Кроме нас на этот раз были еще штатские гидрографы из Калининграда, в их числе - на "Полюсе" - несколько женщин.
Более трех месяцев в том втором походе мы проработали в жарких тропических широтах Атлантики. Запасы пресной воды были скудными. Стопроцентная влажность и жара даже ночью не давали передышки. Горячий душ устраивался только раз в месяц (три человека под один рожок, не более чем на пять минут). Глаза, обожженные солнцем и разъеденные соленой водой, слезились от конъюк-тивита. Постоянная солонина с томатной пастой и комбижиром корежила наши неопытные желудки. Все -матросы, офицеры и мы - стосковались по твердой земле под ногами вместо валкой и скользкой палубы, по освежающему холоду вместо изнурительной тропической жары, по деревьям и снегу. И вот в самом начале апреля мы пришли в канадский порт Галифакс в Новой Шотландии. На заснеженном холмистом берегу стояли столь милые нашим стосковавшимся глазам березовые рощи, сменявшиеся сосняком. Пейзаж настолько напоминал родное Подмосковье, что у всех защемило сердце. Тогда-то и появилась грустная песенка "Над Канадой небо синее", начавшая сразу же существовать как бы отдельно.
Примерно через год канадское радио в передаче на русском языке сообщило: "Как нам стало известно, в Советском Союзе впервые написана песня о Канаде. По нашим сведениям, написал ее моряк с военного парусника "Крузенштерн". После этого по радио звучал фрагмент записи этой песни. Уже значительно позднее, в семьдесят шестом году, во время 16 рейса научно-исследовательского судна "Дмитрий Менделеев", попав на заход в столицу Новой Зеландии Веллингтон, я услышал в гостях у новозеландского профессора Киблуайта песню на английском языке, записанную на пластинку, которая показалась мне странно знакомой. Она называлась "Заход солнца в Канаде" и представляла собой точный английский перевод моей песни. Правда, исполняло ее женское трио под джаз так красиво, что опознать первоисточник было не просто. Люди, посещавшие в разное время Канаду, говорили мне, что песня широко распространилась среди русской эмиграции в Канаде и пользуется там широкой популярностью. Труднее было с публикацией этой песни у нас. В начале семидесятых главный редактор одного из толстых журналов снял ее уже из набора как "явно эмигрантскую".
На песню эту написано немало пародий. Одна из них связана с печальным событием, случившимся в Северной Атлантике, неподалеку от нас, в 1965 году трагически погибла американская атомная подводная лодка "Трешер". Оказавшись вблизи от места, где это случилось, мы узнали об этом сначала по радио, а потом в районе появился целый американский флот, ведущий поиски. Из сообщений по радио наше начальство узнало также, что поскольку лодка атомная, то в результате бедствия могло раздавить атомный реактор, что создаст радиоактивную угрозу. Надо было что-то срочно предпринимать. У нас на "Крузенштерне" где-то в боцманских кладовых гнили три положенные по штату старых и проржавевших от морского влажного воздуха радиометра, находившиеся на попечении одного из боцманов, числившегося "военным химиком". Попытка включить их и померить радиацию ничего не дала - оба дозиметра были неисправны. Вот тут-то командир Власов вспомнил обо мне. Дело в том, что я, как уже упоминалось, по военной специальности - инженер-радиометрист. Меня немедленно вызвали перед грозные очи начальства и приказали "починить и доложить".
Надо сказать, что когда я впервые попал на военное судно, то четкость команд и докладов об исполнении, все охватывающий и предусматривающий корабельный распорядок, грозные кары за малейшее отклонение от указаний, создали у меня, новичка, обманчивую иллюзию, что уж на военном-то флоте в отличие от "гражданки" существует железный порядок. В 11 часов 15 минут, например, принудительная трансляция разносила по всем судовым помещениям такую команду: "Окончить корабельные работы - команде руки мыть", — чтобы никто не забыл вымыть руки, и только через десять минут после того: "Команде обедать". Уже значительно позднее, отплавав на военных судах, я усвоил, что бардак там не меньше, а, пожалуй, даже больше, чем на гражданских, поскольку правду начальству все докладывать, как правило, боятся, поэтому, четко по-военному приложив лапу к уху, рапортуют "есть", хотя и знают, что не только нет, но даже и быть не может. Мне неоднократно приходилось быть свидетелем того, как утяжеленное погонами и золотым шитьем начальство назначало сроки подготовки для выхода судов, зная наперед, что они нереальны, и подчиненные это отлично знали, но все молчали, опасаясь за свои "звездочки". Приходилось только удивляться, как все-таки при таких порядках мы ухитрились выиграть прошедшую войну. Остается предполагать, что у противника, несмотря на его хваленую немецкую педантичность, порядка было еще меньше.
Когда "Крузенштерн" в перерыве между походами стоял в Кронштадте на причале Усть-Рогатки, то командир одного из стоявших по соседству эсминцев, борясь за первенство по объявленной сдаче металлолома, ухитрился сдать пушку, отвинченную для этого с палубы, в итоге чего занял первое место по эскадре и получил поощрение. Наш "особист", купивший в Галифаксе очередной справочник Ллойда по флотам мира, с горечью показывал мне четкий фотоснимок, на котором была изображена наша новейшая подводная лодка в надводном положении неподалеку от Кронштадта. "Понимаешь, когда такая лодка всплывает, то все посторонние суда и близко не подпускают, — с горечью сказал он мне, — значит кто-то из своих работает…"
Вооружившись тестером и паяльником и призвав на помощь весь свой прошлый опыт по ремонту радиометров, почерпнутый в основном в студенческие годы, я к концу дня с трудом собрал из трех отсыревших и ржавых радиометров один. Каждый час меня дергал вестовой от командира (телефона у нас в лаборатории не было), интересующегося, как идут дела и нетерпеливо поторапливавшего меня. Эта нервозная обстановка и страх перед грозным начальством заставили меня поторопиться и привели к тому, что я второпях по ошибке неправильно припаял клеммы ампервольтметра. Поэтому, когда я включил прибор, чтобы опробовать его, индикатор сразу же зашкалил, сигнализируя о сильнейшей радиации (более 100 рентген/час). Холодный пот прошиб меня. Я хорошо помнил описанную выше недавнюю историю с испытанием атомной бомбы на Новой Земле, когда у нас вот так же точно зашкалило все радиометры. Поэтому я сразу же, как и положено, доложил об этом на мостик. Оглушительные колокола громкого боя загремели по всему судну, возвещая боевую тревогу. Приказав наглухо задраить все водонепроницаемые переборки и почему-то раздать противогазы, командир дал полный ход, уходя из опасного района атомного заражения. Через два часа был объявлен всеобщий аврал по дезактивации судна. Мыли и чистили все, безжалостно сжигая ветошь, которой тщательнейшим образом протиралось все оборудование и даже рангоут. Только к исходу суток аврал завершился, противогазы были сняты, и мне было предложено снова провести контрольные измерения. Вот тут-то я и обратил внимание на то, что стрелочный индикатор у меня включен наоборот. Когда я включил его правильно, перекинув минус и плюс, стало ясно, что тревога оказалась ложной. Я, однако, к этому времени уже хорошо знал военно-морские порядки и докладывать начальству не стал.
