Девятая рота. Факультет специальной разведки Рязанского училища ВДВ - Бронников Андрей (электронные книги без регистрации TXT) 📗
В учебный центр мы обычно приезжали для выполнения стрельб. Этот раз не был исключением. Дневные стрельбы уже были проведены успешно, оставалось третье учебное упражнение по появляющимся мишеням со сменой позиции в темное время суток. Отличие от дневного состояло в том, что время показа каждой мишени увеличивалось на пять секунд. Были и еще отличия, касающиеся мер безопасности, но об этом чуть позже. Огонь должен был вестись из автомата Калашникова.
Стрельба из пистолета ПБ. Курсант Скирта
После ужина, экипировавшись, отправились на стрельбище пешим порядком, без ушедшего в прошлое марш-броска. Таковой оставался первому и второму курсам. Засветло приготовили автоматы, а именно: целики и мушки подмазали специальным светящимся в темноте составом. Разложили дурацкий командирский ящик КЯ, предназначенный для отработки прицеливания. В нашем случае с его помощью имитировали занятия на учебных точках. Преподаватель Костин, не так давно ставший подполковником, сделал вид, что плодотворность занятий его вполне устраивает, и ушел на «вышку» — двухэтажное здание, с которого велось руководство стрельбами.
С наступлением темноты стрельбы начались. Было холодно, и в ожидании своей очереди мы стояли кружком по отделениям, накинув на плечи шинели, и рассказывали друг другу байки.
Наступила моя очередь выполнять упражнение, и Сергей Федосенко, который должен быть моим сопровождающим, поскольку он стрелял сразу после меня, закрепил на моей спине фонарь с красным огнем. Я зажмурил глаза, потом несколько секунд смотрел на красный огонек фонарика, который кто-то из моих товарищей сунул мне в лицо, — так глаза быстрее привыкают к темноте. После этого я старался глядеть только себе под ноги, чтобы не быть ослепленным случайной вспышкой света.
В этом состояло отличие от дневных стрельб — по красному огню категорически запрещалось стрелять, поэтому таким же цветом, кроме стрелка, обозначались крайние правая и левая стороны сектора огня.
Через громкоговоритель прозвала команда «к бою!», я выбежал на рубеж открытия огня, снарядил автомат магазином с патронами, поставил на предохранитель и через плечо бросил взгляд на сопровождающего. Серега, как положено, стоял чуть правее и на пару шагов сзади в полной готовности следовать за мной. В его задачу входило наблюдение за мишенным полем и предупреждать стрелка в случае возникновения нештатных ситуаций. Иногда сопровождающий помогал обнаружить цель и даже давал поправки для более точной стрельбы.
Прозвучала команда «вперед». Я передернул затвор, приложил автомат к плечу, поймал целик и мушку в нужном положении и, стараясь так держать, быстрым шагом двинулся по тропинке. Появилась чуть подсвеченная белым светом мишень, я дал короткую очередь — ни фига. Еще одну, и первая же трассирующая пуля показала, что выстрелы были точны. Свет погас, и это означало, что мишень поражена, но я продолжал смотреть вдаль. Тут и там, на соседних направлениях затрещали выстрелы.
И тут произошло нечто, на тот момент непонятное. Прямо передо мной раздались два шлепка о землю, и в темноте краем глаза совсем близко я заметил фонтанчики пыли. Рефлекторно я сделал два шага назад и тут ровно на том месте, где я только что находился, произошло то же самое. «Ложись!» — заорал Серега, и одновременно я сообразил, что по нам ведется прицельный огонь. Мы рухнули на землю и замерли.
«Отставить огонь, — ледяным голосом по громкоговорящей связи произнес подполковник Костин и затем добавил: — Все на исходную, прекратить стрельбу».
Чуть позже выяснилось, что Игорек Чернов, который стрелял на соседнем направлении, долго высматривал мишень, не увидел ее, но услышав, что остальные уже вовсю ведут огонь, узрел красный огонек у меня на спине и начал бить по нему, аккуратно отсекая, как учили, короткие очереди по два патрона.
Я даже не разозлился на него, в те молодые годы это даже не считалось чем-то из ряда вон выходящим. Через несколько минут стрельбы продолжились.
Огневая подготовка считалась по определению предметом повышенной опасности. Может быть, поэтому самые яркие впечатления у меня остались именно от стрельб, ну, еще, разумеется, от парашютных прыжков.
Случайные выстрелы в армии — дело нередкое, а в особенности на стрельбах. От случая к случаю патрон каким-то невероятным образом оставался в магазине и тогда уж точно «ружье выстреливало». Я не помню ни одного раза, чтобы во время проверки разряжания оружия обнаружился боевой патрон в стволе, зато случайных выстрелов хоть отбавляй. Разве что один раз, да и то патрон сам «нашелся» за несколько секунд до проверки.
Когда мы уже построились для контроля автоматов, то есть в две шеренги лицом друг к другу, и прозвучала команда «оружие к осмотру», Федосенко начал снимать с плеча, и тут грохнул выстрел. Видимо, Сергей пальцем задел спусковой крючок. Пуля ударила между шеренгами у нас под ногами в землю и отрикошетила в воздух, просвистев где-то близко-близко между мной и «Макарычем».
Однажды такой выстрел был не случайным, но хулиганским. Когда мы возвращались с ночных тактико-специальных занятий дружным строем под водительством подполковника Пименова, вдруг бахнул одиночный выстрел. Пименов немедленно скомандовал «стой» и приступил к разборкам. Нам казалось, что определить виновника из толпы курсантов невозможно — все отказывались признаваться и друг друга никто не выдавал. Мы приготовились к тому, что поиски истины начнутся «через ноги», то есть в ходе марш-броска, у которого финиш только один — личное признание виновника. Однако преподаватель оказался далеко не дураком. Его способ оказался проще и эффективнее длительных бегов, которыми уже нас трудно было взять измором.
Пименов обратился к каждому курсанту первой шеренги с одним и тем же вопросом: «Где вы слышали выстрел? Сзади или спереди?» Не ответить на такой вопрос было невозможно. Я, например, действительно не понял, кто выстрелил. Потом такой же вопрос был задан и последней шеренге, таким образом, сразу отсеялась четверть личного состава взвода. В конце концов, осталась последняя шеренга, и Юре Манюхину пришлось сознаться, чтобы не подставлять остальных троих курсантов. «Манюня» получил взыскание, хотя я не думаю, что оно было уж очень суровым, тем более что дело происходило в учебном центре.
Самый вопиющий случай произошел у Коли Старченко. Слава Богу, он не дошел до начальства. Во время стрельб, как правило, первых отстрелявших отправляли на посты оцепления для подмены тех, кто заступил с самого начала. На один из постов вместе отправили Колю Старченко и Шуру Шикова-Пушкарева. Надо сказать, что это были лучшие враги в отделении.
Между ними установилась эдакая дружба-вражда в полном смысле этого нелепого словосочетания. Они постоянно переругивались и скандалили. В свою очередь «Старый» любил пошутить, и юмор у него было мрачный. Когда он кого-то разыгрывал, все пугались и радовались, узнав, что это была только шутка.
Тогда была ранняя весна. Солнце светило ярко, было тепло и уютно в лесу, хотя снег сошел еще не весь. Коля тут же начал колдовать над костром, чтобы согреть чайку, а Саня Пушкарев прислонился к дереву и, сложив руки на груди, внимательно наблюдал. Наконец «Старуха» не выдержал и буркнул:
На посту оцепления. Курсант Хамзин
— Ну что встал, помогай!
— А пошёл ты…! — резко отреагировал Шура.
Коля тут же вспылил, стащил с плеча автомат, передернул затвор и зло произнес:
— Ну, все, надоел ты мне. Убивать тебя сейчас буду. Достал ты меня.
— Ты что? Ты что? — испугался «Пушкарь». Твердый характер «Старого» он знал.
— А что? Завалю сейчас тебя и скажу, что ты сам застрелился, — ответил Коля и навел автомат на друга-врага. Естественно, это была очередная «черная» шутка. В последний момент Старченко, видимо, движимый невидимым ан-гелом-хранителем, повел стволом автомата чуть вверх — и одновременно грохнул одиночный выстрел. Сверху на бедного Шуру посыпалась древесная труха. Оба действующих лица побелели от страха, и Пушкарев медленно начал сползать вниз по стволу дерева. «Старый» не мог двинуться с места, потому что был уверен, что убил своего товарища. Не знаю, что там думал Шура, а сам он ничего вразумительного по этому поводу сказать не мог, но, опустившись на колени, он начал матом орать на Старченко. Тут «Старуха» понял, что промахнулся.
