Сталин. Жизнь одного вождя - Хлевнюк Олег Витальевич (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
Коллективизация – одно из ключевых достижений Сталина, на котором в значительной мере держалась его диктатура. Все остальные черты сталинской системы можно рассматривать как производные от коллективизации. Массовое насилие над самым большим классом страны требовало создания значительного карательного аппарата, системы лагерей и спецссылки, окончательно превратило террор в главный метод управления. Коллективизация резко и почти сразу разрушила многочисленные традиционные социальные связи, усилила атомизацию общества и облегчила идеологические манипуляции. Произвольное и беспощадное выкачивание из деревни ресурсов (как материальных, так и человеческих) позволяло принимать бездумные экономические планы, безнаказанно расточать «легко» полученные средства и жизни.
С самого начала насильственная коллективизация и неэффективная индустриализация нанесли по стране удар, от которого она в полной мере так и не сумела оправиться. В 1930–1932 гг. были расстреляны и заключены в лагеря несколько сотен тысяч «вредителей» и «кулаков», а более двух миллионов «кулаков» и членов их семей отправлены в ссылку [314]. Многие высланные были обречены на смерть: в местах ссылки «кулацкие» семьи размещали в не приспособленных для жизни бараках, а нередко в чистом поле. Ужасные условия существования, непосильный труд, голод вызывали массовую смертность, особенно среди детей [315]. Однако и положение крестьян, избежавших репрессий, было незначительно лучше. Разоренная коллективизацией советская деревня заметно деградировала. Падало производство зерна и урожайность. Полная катастрофа постигла животноводство. Численность лошадей сократилась с 1928 по 1933 г. с 32 до 17 млн, крупного рогатого скота – с 60 до 33 млн, свиней – с 22 до 10 млн и т. д. [316] Несмотря на падающее производство, государство при помощи колхозов выкачивало из деревни все более значительную долю продукции. Колхозы за все годы существования советской власти так и не смогли прокормить страну. Большинство советских граждан при Сталине в лучшем случае жили на скудном пайке. Многие периоды были отмечены голодом. Одним из самых страшных был голод 1931–1933 гг. – закономерный результат политики скачка.
Голод
Когда наступило время публично докладывать о результатах первой пятилетки, Сталину пришлось проявить некоторую изобретательность. Пользуясь правом победителя, он не назвал ни одной реальной цифры и просто объявил черное белым. Пятилетка, по словам Сталина, была выполнена досрочно! [317] Конечно, вложение огромных ресурсов и массовые закупки оборудования и технологий на Западе принесли результаты. В стране было построено много современных предприятий, существенно увеличилось производство промышленной продукции. Однако чуда не произошло. Невыполнимые планы пятилетки не были достигнуты даже приблизительно. Производство чугуна вместо 17 млн тонн составило в 1932 г. 6,2 млн, производство нефти вместо 45 млн тонн – 21,4 млн, производство тракторов вместо 170 тыс. – 48,9 тыс., производство автомобилей вместо 200 тыс. – 23,9 тыс. и т. д. [318] В особенно трудном положении находилась промышленность, выпускавшая товары широкого потребления.
Однако главная проблема первой сталинской пятилетки заключалась в том, что она заложила основы низкоэффективной, избыточно затратной, ограниченно инновационной модели индустриализации. Историкам еще предстоит оценить качественные параметры форсированного наращивания тяжелой индустрии, соотношение формальных темпов развития и реальных экономических результатов. Гораздо лучше изучены другие последствия политики «большого скачка» – голод начала 1930-х годов.
Жертвами голода, достигшего пика на рубеже 1932 и 1933 гг., были от 5 до 7 млн человек [319]. Еще миллионы остались инвалидами. В мирное время, в относительно нормальных климатических условиях на богатые сельскохозяйственные районы обрушились разруха и запустение. Хотя голод начала 1930-х годов был сложным явлением, мы имеем полное право на его персонификацию. Это был сталинский голод. Во-первых, потому что именно сталинская политика послужила главной причиной голода. Во-вторых, потому что именно Сталин принимал решения, которые в 1932 и 1933 гг. могли смягчить или, наоборот, усилить трагедию.
В значительной мере голод был неизбежным следствием форсированной индустриализации и коллективизации. С производственной точки зрения колхозы были плохой заменой уничтоженным хозяйствам так называемых «кулаков». Однако, опираясь на колхозы, государство относительно легко выкачивало из деревни ресурсы. В течение нескольких лет крестьяне подвергались сверхэксплуатации. В результате деревня не просто голодала. Лишаясь физических сил, она теряла стимулы к труду, впадала в отчаяние и апатию. Крестьяне заранее знали, что весь выращенный урожай заберет государство. Несколько лет такой политики не могли не вызвать деградацию. Интересы государства и крестьян разошлись коренным образом. Государство вело себя крайне агрессивно и стремилось забрать из деревни как можно больше ресурсов. Крестьяне, как и жертвы голода во всем мире, пользовались «оружием слабых» [320]. Они саботировали выполнение государственных повинностей, стремились создать личные страховые запасы. Урожай 1932 г. на полях был невысоким, но даже его убирали из рук вон плохо. Сталин вполне осознавал враждебность насильно коллективизированной деревни. Однако вину за противостояние он целиком возлагал на крестьян, заявляя, что они объявили войну советской власти.
Нараставшая угроза кризиса была очевидна для всех, включая Сталина, задолго до осени 1932 г., когда голод вступил в свою высшую фазу. На поверхности лежали и методы, при помощи которых можно было если не предотвратить голод совсем, то по крайней мере ограничить его. Первый из этих методов – установление твердых норм сдачи зерна государству. Иначе говоря, движение от колхозной продразверстки к колхозному продналогу. Это стимулировало бы интерес крестьян к наращиванию производства. Однако Сталин отверг такую меру [321]. Он предпочитал не связывать себе руки обязательствами. Важным шагом для предотвращения голода могло быть сокращение экспорта зерна, а также его закупка за границей. Такие закупки в ограниченных размерах производились весной 1932 г. [322], что свидетельствовало о том, что в принципе это возможно. Однако Сталин отказался следовать этим путем дальше. Любые уступки, прямо или косвенно свидетельствующие об ошибочности «большого скачка», были противны самой натуре Сталина и политически опасны для диктатуры. Для смягчения давления на крестьян требовалось снизить темпы индустриального роста. Скрепя сердце, Сталин согласился на такую корректировку курса только в 1933 г. Промедление с этим решением было оплачено миллионами жизней.
Критические опоздания, упрямство и жестокость к осени 1932 г. завели самого Сталина в политический тупик. Ни одно решение уже не могло быть хорошим. Урожай 1932 г. в разрушенной деревне оказался еще более низким, чем плохой урожай 1931 г. При этом индустриализация развивалась полным ходом, а внешний долг СССР за закупки оборудования и сырья для промышленности достиг максимального уровня. В этих условиях поле для маневров существенно сузилось, хотя не исчезло совсем. Власти могли мобилизовать все наличные ресурсы и запасы [323], наконец, обратиться к международной помощи, как это сделали большевики во время голода 1921–1922 г. Такие меры грозили определенными экономическими и политическими трудностями, но не были невозможны. Однако Сталин, скорее всего, даже не рассматривал их. Наоборот, в условиях голода государство усилило нажим на деревню.
314
Земсков В. Н. Спецпоселенцы в СССР. 1930–1960. М., 2003. С. 16, 20.
315
Виола Л. Крестьянский ГУЛАГ: мир сталинских спецпоселений. М., 2010.
316
The Economic Transformation of the Soviet Union / Ed. by R. W. Davies, M. Harrison and S. G. Wheatcroft. P. 289.
317
Сталин И. В. Соч. Т. 13. С. 161–215. Речь на пленуме ЦК ВКП(б) 7 января 1933 г.
318
Лацис О. Проблема темпов в социалистическом строительстве // Коммунист. 1987. № 18. С. 83.
319
Дэвис Р., Уиткрофт С. Годы голода. Сельское хозяйство СССР, 1931–1933. М., 2011. С. 418–422.
320
Scott J. C. Weapons of the Weak: Everyday Forms of Peasant Resistance. New Haven, 1985.
321
О предложениях ввести фиксированные нормы хлебозаготовок, поступавших Сталину в 1932 г., см.: Ивницкий Н. А. Коллективизация и раскулачивание (начало 30-х годов). М., 1994. С. 191.
322
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 12. Л. 115. Постановление Политбюро от 29 апреля 1932 г.
323
Судя по докладам руководителей Комитета заготовок Сталину, на 1 июля 1933 г., т. е. до начавшегося поступления хлеба из нового урожая, государственные запасы составляли по всем зерновым культурам около 1,4 млн тонн, в том числе более 1 млн тонн продовольственных хлебов (АП РФ. Ф. 3. Оп. 40. Д. 27. Л. 123, 133). Р. Дэвис и С. Уиткрофт обнаружили эти данные также в архивных фондах Комитета заготовок (Дэвис Р., Уиткрофт С. Годы голода. С. 236–237). Известно, что крестьянское хозяйство в России ежегодно потребляло 262 кг зерна на душу. Получается, что за счет запасов можно было кормить целый год около 4 млн человек, а по голодным нормам – еще больше. Более впечатляющая картина получается, если учесть ресурсы, направленные в голодные годы на экспорт. Несмотря на вынужденное сокращение, вывоз зерна оставался немалым – 1,8 млн тонн в 1932 г. и 223 тыс. тонн в первые шесть месяцев 1933 г. (Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Т. 3. М., 2001. С. 33–34; Дэвис Р., Уиткрофт С. Годы голода. С. 447).