Золотое колечко на границе тьмы - Крапивин Владислав Петрович (книги онлайн полные TXT) 📗
2
За пару часов полета в «Иле» наладился уже своеобразный «домашний» быт. Неподалеку свешивалась с багажной сетки пеленка. Мужчины гуляли в рубахах и подтяжках, без пиджаков. Четверо из них сгруппировались и перекидывались картишками. Тощая девица накручивала перед зеркалом прическу. Кто-то читал, кто-то спал. Мамы переодевали ребятишек, считая, видимо, что скоро уже теплые края… где не нужны свитера и рейтузы.
Ребят было немало. От грудных младенцев до длинных подростков. Шум двигателей – ровный и монотонный – стал таким привычным, что сделался вроде бы частью тишины, не мешал разноситься детской перекличке, смеху, плачу, окрикам родителей и, по-моему, даже считалке;
Или что-то в этом роде. Видимо, ухитрялись и в прятки играть.
На ковровой дорожке курчавый мальчик (араб, как я потом узнал) лет трех и того же возраста беленькая девочка катали друг к другу красный мяч. Осторожно обходя их, гуляли по проходу два светловолосых, ежиком стриженных мальчика. Очень похожих. Гуляли как-то странно: один все время уходил в хвост самолета, а другой постоянно шел к «первоклассному» салону. Только приглядевшись, я сообразил’ это один мальчишка. Просто рубашка у него спереди вишневая, а сзади желтая, и шорты тоже разные: белые "с фасада" и красные "с кормы". Совершенно заграничный ребенок! И говорил по-испански: объяснял кому-то, что девочка с мячом – его "эрмана", то есть сестра. Но потом оказалось, что обыкновенный московский Костя. Просто уже целый год жил на Кубе и сейчас возвращается туда же – с мамой и папой, после отпуска…
А наискосок от меня, впереди, устроился в кресле у прохода Олешек. Этакое непоседливое создание лет восьми. Я обратил на него внимание еще в аэропорту. Мама его стояла в очереди для проверки паспортов позади меня и все время окликала тревожно, и звонко:
– Олешек! Где ты опять? Не скачи, сделай милость! Или хочешь, чтобы я улетела одна?
Олешек не хотел этого. Но и рядом с мамой ему не стоялось. И она снова беспокойно вертела головой, и лампы отражались в ее круглых, похожих на стрекозиные глаза очках.
Мама мне нравилась. Нет, я не о красоте. Трудно быть красивой, когда на лбу, на щеках и подбородке густая россыпь веснушек, перед которыми бессильна всякая косметика. Стать "Мисс Вселенной", "Мисс Америкой" или даже "Мисс Районный город" с этой внешностью затруднительно. Зато женщинам с такими улыбчивыми лицами очень подходит роль детского врача или учительницы младших классов, которую от души любят девчонки и мальчишки… В общем, славная была у Олешека мама.
Да и сам он был ничего. Большеглазый, курносый, с беспокойными крутыми бровями. В аэропорту он был в вязаной «конькобежной» шапочке и показался мне смуглым и кругловатым. Подумалось, что, должно быть, черноволосый. А в самолете оказалось – щуплый, с каштановыми волосами, которые на макушке торчат двумя жесткими гребешками. И глаза светлые, серые. Но смуглость и правда была: видать, хорошо мальчишка позагорал летом.
Уже вскоре после взлета Олешек начал теребить мать:
– Ведь вот-вот уже Африка! Там жарко!..
И, по-моему, раньше всех ребятишек обрел летний вид. Скакал теперь в очень белой парусиновой одежонке и стал похож на марлевый фунтик, из которого торчат суставчатые, как у жука-богомола, конечности и ершистая голова на тонкой шее.
Он поиграл в прятки с двумя девочками-ровесницами, поболтал о чем-то с разноцветным Костей, покатал мячик с малышами и наконец-то устроился в своем кресле – по настойчивой просьбе мамы, которая то и дело окликала:
– Олешек! Ну, когда ты угомонишься?
… Интересно, почему он – Олешек? Алеша или Олежек? Или, может быть, Олесь?..
Не очень-то угомонился он и в кресле. Кувыркался. То выскакивала из-за подлокотника вертящаяся голова, то дрыгались в проходе, ноги в бело-голубых носочках.
– Олешек, сядь, наконец! Смотри, вон твоя Африка…
– Ой! Где?..
Мы подлетали к Рабату, столице королевства Марокко…
Берег Африки, отороченный белой каймой бурунов, был серовато-желтым. Видимо, пески. В песках лежали оазисы: домики и большие (по сравнению с домиками) деревья. Потом потянулись то ли рощи, то ли парки, расчерченные на квадраты. А может быть, апельсиновые плантации?
Сам Рабат сверху казался россыпью сахарных домов-кубиков с плоскими оранжевыми крышами…
Самолет замер на бетонной полосе. Мы посидели, привыкая к тишине. Потом услышали, что пассажиров просят пройти в здание аэровокзала. А еще – сообщение, что здесь, на северо-западном побережье Африки, вовсе не жарко, всего семнадцать градусов. Пассажиры завозились, натягивая пиджаки. свитера и кофты.
Самолет стоял недалеко от аэропорта. Непонятно, где кончалось летное поле и начиналась серо-зеленая степь. Она уходила к сизому туманному горизонту, от которого тянул зябкий ветерок.
Столицы королевства я не разглядел. Видел только обычные служебные постройки и белое приземистое здание вокзала. Оно показалось мне маленьким, как в каком-нибудь нашем районном городке на юге. И ничуть не примечательным. Мы пошли к нему пешком. Ветер дул в спину и пригибал колоски высокой травы. Солнце неуверенно грело нам лица. Небо было высокое, с редкими волокнами облаков.
Пассажиры шагали по траве редкой толпой. Олешек с мамой оказался впереди меня и Барбудо, шагах в пяти. Он вертел головой, и солнце загоралось искрами в гребешках его волос.
Все ребята были снова одеты по-осеннему, только Олешек упрямо остался в своем «тропическом» костюмчике. Маме удалось лишь накинуть ему на плечи вязаную курточку.
Мама пыталась держать свое чадо за руку. но оно то и дело отбегало туда, где трава погуще. Видимо, нравилось шагать сквозь щекочущие колоски. А потом Олешек… вдруг уселся в траву.
– Батюшки! Что с тобой? Ногу подвернул?
А он деловито снимал сандалии и носки.
– Ты что опять выдумал?
– Пойду босиком.
– Не смей! Это неприлично! Здесь же заграница!
– Здесь Африка, – веско разъяснил Олешек. – Как же это так? Целый час быть в Африке и не побегать по ней босиком?
Мама тихо стонала. Пассажиры, проходя мимо, посмеивались. В основном одобрительно. Посмеялись и мы с Барбудо. И пошли по Африке дальше – к стеклянным дверям аэропорта.
Здесь, у входа, наконец заметили мы и в самом деле кое-что африканское. В газоне стояло несколько пальм и кактусов. Пальмы были низкорослые, с пузатыми и словно шерстью поросшими стволами – похожие встречаются и у нас на Кавказском побережье. Но кактусов таких я до сих пор не видел. Тощие, чахловатые на первый взгляд, но большие – метра три в высоту. С внушительными колючками. А травка в газонах была обычная – вроде той, что щиплют козы на наших родных окраинах.
Я мельком порадовался за Олешека: на него кактусы, безусловно, произведут нужное впечатление. Впрочем, не только на него. Мадам, шагавшая за нами рядом с Аксакалом, сообщила спутнику, что это "фантастико".
Транзитных пассажиров с вежливой настойчивостью попросили находиться в баре и без надобности из него не отлучаться. Марокканские службы блюли пограничный режим.
Бар внутри оказался просторным и вполне стандартным. О том, что мы почти в Рабате, напоминали только большущие черно-белые фотографии с минаретами, бедуинами и верблюдами. Да еще синие плакаты с разноцветными самолетами и надписями: REAL AIR MAROC.
Каждому дали по бутылочке кока-колы (не знаю уж, за чей счет), и мы за пластиковыми столиками стали ждать, когда кончится час нашего пребывания в королевстве Марокко. необходимый для дозаправки "Ила".
Подошла Мадам. Непривычно любезным тоном спросила, не найдется ли у нас какого-либо значка, чтобы подарить бармену.
– Это ужасно приятный молодой человек, замечательно говорит по-испански.
Я дал ей круглый значок с носовой фигурой корвета «Витязь» (серия "Русский флот"). В качестве ответного презента Мадам получила от бармена ветку с недозрелым апельсином ("Фантастико!") и бутылочку "коки".
