Кремлевское дело - Иванов Николай Владимирович (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
Рассказывая о фактическом положении дел, подследственные в то же время выражали обеспокоенность по поводу покровительства московских функционеров массовому взяточничеству и припискам в Узбекистане. Кстати, после первой статьи в «Аргументах и фактах» руководству еженедельника тут же дали выволочку в ЦК КПСС. Не успели стихнуть гневные речи на Старой площади, как появилась публикация в «Правде», а потом и в других газетах. В редакциях по-прежнему были убеждены, что щекотливая прежде тема «открыта» на самом верху, неповоротливые чиновники со Старой площади вновь не сумели вовремя «перекрыть кран», предупредить очередной залп публикаций.
Руководству Прокуратуры СССР выразил своё крайнее недовольство Лукьянов. Наше правительство оправдывалось: «Эти следователи – неуправляемые, опять действовали самовольно». Вопрос о «самоуправстве» было предложено вынести на рассмотрение коллегии Прокуратуры. В ИЗ-48/4 МВД СССР, широко известный как «Матросская тишина», зачастили проверяющие к обвиняемым, которые встречались с журналистами. Но беседы с «героями» газетных публикаций разочаровывали и даже шокировали. Подследственные благодарили за столь высокое внимание к ним, выражали надежду, что теперь-то уж будут приняты соответствующие меры к должностным лицам из ЦК КПСС и других ведомств, которые получали взятки, способствовали припискам и коррупции в Узбекистане. Почему это, мол, одни сидят в тюрьме, а другие работают как ни в чём не бывало или получают персональные пенсии? А проверяющие только допытывались: не принуждали ли вас давать интервью, не переврали ли чего журналисты. Ответы получали отрицательные. А Худайбердиев отметил, что после того, как журналисты второй раз встречались с ним и визировали материал, он внёс ряд дополнений и уточнений, и именно в таком виде текст был опубликован. Эти статьи обвиняемые приобщили к своим «досье», личным записям, которые при расследовании вёл каждый из них. Претензий по опубликованным материалам ни у кого не было.
Выносить на рассмотрение коллегии оказалось нечего. Но разбирательство всё же было предпринято, так сказать, в семейном кругу. В чём только не пыталось обвинить нас начальство! И в нарушениях общих принципов правосудия и уголовного процесса, забвении принципов невиновности, разглашения тайны следствия, самоуправстве, нежелании подчиниться субординации. Ни о каких нарушениях закона речи, понятно, не шло по той простой причине, что их не было. Самый тяжкий грех, который больше всего беспокоил прокурорских служак, заключался в том, что «товарищи из ЦК недовольны» оглаской и самим прецедентом вообще. Одним словом, пустой и бесполезный получился разговор, в итоге которого последовало высочайшее запрещение каких бы то ни было встреч подследственных с прессой. Через МВД СССР в следственный изолятор поступило указание не допускать журналистов в тюрьму к обвиняемым без письменного на то согласия Генерального прокурора или его заместителей. Любопытно, что при всём желании выслужиться перед ЦК КПСС никакого, даже символического наказания на нас наложено не было. Ну совершенно не за что, что тут поделаешь!
Вместе с другими мерами выступления в средствах массовой информации позволили добиться привлечения к ответственности Усманходжаева, Салимова, Смирнова и других функционеров, продвинуть следствие на очередную ступень. Небезынтересно, что возникали такие ситуации, когда гласность в освещении отдельных сторон следственной работы играла известную роль и в обеспечении безопасности людей из нашей группы. Так, в 1988 г. в КГБ и МВД из разных источников поступила информация, что за головы следователей мафия уплатила наёмникам сотни тысяч рублей, что готовится также нападение с целью отбить у нас часть изъятых у преступников миллионов. Попытки обеспечить каждого следователя личным табельным оружием результата не дали: пистолеты выделили лишь двум руководителям группы. Мы сами приняли рад мер: обеспечили охрану мест проживания следователей, они выезжали под прикрытием автоматчиков, перемещались только группами, менялись номера на автомашинах. Помимо того в печати и по радио, в программе «Взгляд» мы рассказали и продемонстрировали, как вооружена группа. Показали следователей в бронежилетах – о том, что личного оружия у них нет и ребята берут его эпизодически напрокат в других ведомствах, мы, естественно, умолчали. Рассказывали о том, что в нашем распоряжении имеются вездеходы, вертолёт, автомашина с автоматчиками, надёжная охрана. В результате ситуация резко изменилась. Вскоре мы получили информацию о том, что деньги вернулись к хозяевам: наёмники не захотели рисковать. Такое порой ненавязчивое напоминание о возможности вооружённого отпора не одному нашему следователю сохранило здоровье, а то и жизнь.
Вслед за судебным процессом по делу Чурбанова, явившегося по сути дела одним из этапов контрнаступления мафии в предверии окончательного разгрома дела, в центральные средства информации со Старой площади поступил уже официальный запрет на любые наши выступления. А после известного решения Политбюро ЦК КПСС о создании комиссии во главе с Пуго по проверке дела со страниц различных изданий, через телерадиоэфир на следственную группу хлынул обильный поток лжи, дезинформации, нелепых обвинений. Партийная монополия на средства массовой информации блестяще продемонстрировала оборотную сторону гласности времён перестройки.
Не имеет смысла бросать упрёки редакциям, вынужденным тогда выполнять волю своих хозяев со Старой площади. Но спрятать правду становилось всё труднее. Чем сильнее становилось давление на нашу группу, тем меньше оставалось в обществе наивных простаков, которые верили решительным журналистам и правоведам. А по мере того, как разваливался тоталитарный режим, терялась монополия КПСС на средства массовой информации, мы вновь ощутили поддержку честных журналистов, которые то завуалированно, а потом всё более открыто стали писать и говорить правду. И низкий им за это поклон.
ФОКУСНИКИ В СУДЕЙСКИХ МАНТИЯХ
Исповедь министра внутренних дел
ПРОТОКОЛ ДОПРОСА ОБВИНЯЕМОГО
16 октября 1987 г . г. Ташкент
Следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре СССР старший советник юстиции Н. В. ИВАНОВ, с участием старшего помощника Генерального прокурора СССР государственного советника юстиции 2 класса Г. П. КАРАКОЗОВА в помещении следственного отдела КГБ Узбекской ССР, с соблюдением требований ст.ст. 127 и 128 УПК УзССР, допросили в качестве обвиняемого:
Яхъяева Хайдара Халиковича, 9 января 1927 года рождения, уроженца г. Самарканда, узбека, гражданина СССР, беспартийного, с высшим образованием, женатого, проживающего до ареста в г. Ташкенте, ул. Авроры, 27, не судимого.
Допрос начат в 11 час. 35 мин. Перерыв на обед
с 12 час. 30 мин., до 16 час.
Допрос окончен в 19 час. 00 мин.
Русским языком владею хорошо, в услугах переводчика не нуждаюсь, желаю давать показания на русском языке.
В предъявленном обвинении, изложенном в постановлении о привлечении меня в качестве обвиняемого от 16 октября 1987 г. виновным себя по ст.ст. 152 ч. 2 и 153 ч. 2 УК УзССР и по ст.ст. 173 ч. 2 и 174 ч. 2 УК РСФСР ПОЛНОСТЬЮ ПРИЗНАЮ.
«По существу предъявленного мне обвинения желаю пояснить следующее. Я полностью признаю себя виновным в том, что в 1970-1979 гг. как министр внутренних дел Узбекской ССР получал взятки от начальников УВД областей Алимова М. С., Норова М. С., Сабирова С. З., Мухаммадиева А., Махамаджанова Я., а также от других работников органов внутренних дел Юлдашева Р., Нарзыкулова А, Бегельмана П. Б., Салахидинова М., Юлдашева Ю., Норбутаева Х. В постановлении от 16 октября 1987 г. правильно указано, что от этих лиц я получил 89 взяток на общую сумму 146 153 руб. Сам я давал взятки министру внутренних дел СССР Щёлокову Н. А., заместителю министра внутренних дел СССР, зятю бывшего Генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева –Чурбанову Ю. М. и управляющему делами ЦК КП Узбекистана Умарову Т. Юридически мои действия квалифицированы правильно, но жизнь разнообразнее и богаче всех юридических конструкций. Для меня есть более страшный суд – это моя совесть, которая не даёт мне покоя ни днём, ни ночью…
Успешно решать все вопросы по службе можно было лишь в случае, если будет поддержка как от руководства республики, так и от руководства МВД СССР. Определённую поддержку от Рашидова Ш. Р. я имел. Стали складываться более доверительные отношения и с министром внутренних дел Щёлоковым Н. А.
В 1968 г. Щёлоков сам попросил меня прислать в Москву свежие фрукты. Что я мог ответить министру внутренних дел страны, близкому человеку Л. Брежнева? Отказать? Но на это бы не решились многие должностные лица, потому что подобный отказ мог привести к серьёзному осложнению отношений. И я начал посылать ему по 2-3 раза в год посылки с фруктами, ягодами, арбузами, дынями. В Узбекистане всё это стоит недорого, но всё же стоит деньги. Щёлоков же воспринимал всё это как должное и ни разу не сделал, даже из приличия, попытки оплатить все эти продукты.
В первом квартале 1970 г. я находился по делам в г. Москве и зашёл к Щёлокову. После решения служебных вопросов он повёл разговор на личные и бытовые темы. Был одет в гражданском костюме тёмного цвета. Щёлоков сказал, что привык шить в Молдавии костюмы у хорошего портного-еврея, а сейчас бы снова хотел сшить костюм у хорошего мастера, желательно еврея. Поинтересовался, есть ли в Ташкенте хорошие мастера, и сможет ли он там заказать костюм из добротного материала. Я ответил, что по приезде выясню этот вопрос и ему сообщу. Но Щёлоков сказал, что можно и не связываться с индивидуальным пошивом, приобрести готовый костюм, возможности для этого в Москве имеются. Намёк на взятку был не прозрачный, а прямой, в неловкой форме. Почему-то Щёлоков прямо не решился назвать вещи своими именами. У меня при себе были деньги в сумме 2 200 руб., я вынул их из кармана, ни во что не завёрнутые, и отдал Щёлокову. Он не смутился, положил деньги в ящик стола. Более того, тут же попросил меня посылать ему из Ташкента свежие фрукты, овощи, коньяки, вина в большем количестве, чем мы посылали раньше, и почаще. Я пообещал это выполнить, и мы расстались. С этого времени в среднем один раз в месяц в большом объёме в Москву стали посылать коробки с продуктовыми наборами. В начале 1971 г. Щёлоков позвонил мне по ВЧ перед совещанием и намекнул на деньги. На этот раз я привёз и вручил ему 5 000 руб. Так с тех пор и пошло: посылали продуктовые наборы, и каждый год я давал ему взятки деньгами».
