Альбом для марок - Сергеев Андрей Яковлевич (читать книги онлайн бесплатно серию книг .TXT, .FB2) 📗
Не знаю, как для переростков, для большинства это была увлекательная экзотика – как что-то из жизни в Африке, вне личного секса, который существовал разве что на словах – или делал вид, что существует. Трофейные порнографические открытки вызвали любопытство и отвращение. Юные переписчики Лекций профессора слово влагалище передавали только как логовище.
Тамара Павловна ведет истерику. По Григоренко, она сиповка. Говорят, что она водит к себе летчиков.
На карте древнего мира саки само собой – ссаки.
Средние века: Мой вассал твоему вассалу в глаза нассал.
Новое время – дневник:
24 апреля 1945 г.
…У меня с Тамарой Павловной, учительницей Истории, нелады. Сегодня она у меня съела. “Сергеев не смей мерзавец разговаривать!” – орет. “Дай противный мальчишка дневник!” Дал я дневник и говорю: “Тамара Павловна, оставьте мне место в дневнике уроки чтобы записать”, – и это говорю самым спокойным тоном. Морда у нее вытянулась, как у селедки. В растерянности она орет: “Пересядь на последнюю парту!” Я: “Пожалуйста, если доставлю вам удовольствие”, – тоже очень спокойно. А потом сука продешовилась вызвала отвечать и поставила 5. Сегодня получил 5 по русскому устному и по чтению.
История непосредственная – дневник:
9 мая 1945 г. День победы.
ОКОНЧИЛАСЬ ВОЙНА.
9 мая в 00 час. 45 мин. немцы безоговорочно капитулировали перед союзниками!!! Война началась 22 июня 1941 года в 4 час. Окончилась 9 мая в 00 час 45 мин 1945.
Добросовестная, казенно-обрадованная фиксация. Окончание войны куда менее элоквентно, чем происшествие на уроке истории. Мне показалось, что день победы школа восприняла на уровне классных объявлений завуча или дерика.
В седьмом классе дерик, слепнущий минер с двадцатью шестью осколками, преподает Конституцию. Мы: проституцию – по созвучию, без задней мысли и опасений. И каждое пятое декабря простодушно и громко: день сталинской проституции.
В начале урока с нас требуется политинформация. Я их сочинял всем желающим. Раз вместо предатель индонезийского народа Джоядининград написал предатель индонезийского народа вульвовагинит (слово из энциклопедии). Резванов, не ведая, читает. Дерик, не вникая, слушает.
Потом он рассказывает, что Москва – самый зеленый город в мире, только деревья не в самом городе, а вокруг. Что мы самые лучшие в мире, и все люди и все народы дружат друг с другом. Поэтому мысли у нас чистые, и мы с душой относимся к своему делу.
Тихо сидят, заняты своим делом:
книгожор, сытая морда Бакланов, переписывает из чужой в свою записную книжку: Луи Буссенар, Луи Жаколио, Густав Эмар, капитан Марриэт, Георг Эберс, Александр Беляев…
глиста Панфилов любуется лапинскими открытками;
злодей Глазков, горя глазами, пасьянсом выкладывает немецкую порнографию;
золотушный блатарь Просоданов лезвием вскрывает на руках чирьи, уверяет, что в них не гной, а вода;
крохотный переросток Хлебников, лет шестнадцати, спит: за утро он набегался по Центральному с папиросами: Тройка – пара, рубль – штука! Перед уроками он уютно поштевкал на парте – четвертинка и хлеб с луком. В парте у него финочка с наборной ручечкой – таких на класс штук пять, а то меньше.
Это русские, так сказать, норма.
Отсчитывая от нормы, быть китайцем – несерьезно, татарином – неблагородно, армянином – занятно, евреем – вполне респектабельно: с кем же еще дружить русскому? И как остроумно:
Два еврея ссут в проходном дворе.
– Абрам, почему ты ссышь так, что тебя не слышно, а я ссу так, что меня слышно?
– Потому что ты ссышь на доски, а я тебе на пальто!
В классе только антисоветчик Александров мог прошипеть сзади в ухо:
– Мойсе, ты мене не бойсе, я тебе не укушууу…
Ничего против евреев не было в присказке:
Как не было самоиронии в давнем:
ибо оно было слишком сродни первопятилеточному:
Быть айсором – привилегированно. На партах сидят по двое, по трое, только Шалита – один: а вдруг посреди урока ему захочется поразмяться, повыжаться на руках, попрыгать над сидением вдоль. Учителя делают вид, что не замечают. Дерик тоже боится. Айсоры со всех Лаврских по вечерам устраивают побоища у Фору́ма/Урана, наводят атанду на весь район:
– Нас мало, но мы армяне.
В устной традиции они – армяшки с Самотеки. При всей своей злобной капризности отзываются и не обижаются на армяшку.
Рисование последний урок, поздний вечер. Борис Иванович объясняет:
– Бежевый цвет это все цвета понемногу – вразбежку. Поэтому – бежевый.
Он поворачивается к нам от таблицы, и в этот момент злодей Глазков залепляет ему в лицо мокрой тряпкой. Борис Иванович бежал. Что мог он поделать?
Сын замнаркома Алексеев, развалясь, на уроке потягивает из четвертинки сквозь соску. Замещающая училка, старая дева с прононсом, боится глядеть в его сторону: встретясь глазами, Алексеев обязательно проворчит:
– У, брюзлая пизда!
На Алексеева с соской в середине урока входит инспектор, морщинистый Ваня Маштаков, – и забирает с собой к директору. Старая дева с прононсом машинально:
– Тю ля вулю, Жорж Дандэн!
Взрыв. Тю-лю-лю покрывает старую деву вечным позором. А сын замнаркома возвращается в класс триумфатором.
На переменке маленький Юрка Вятков бегает над проходом – левая нога на среднем ряду, правая – на правом. Кто-то его случайно толкнул или он сам оступился… Завуч Белла Семеновна завернула его в свою шубу и по снегу потащила к Склифосовскому – за два длинных квартала. На следующем уроке перекличка:
– Вятков!
– Нет!
– На прошлом уроке он был.
Антисоветчик Александров:
– Он яйца себе разорвал!
Хихиканье.
– Не понимаю, что тут смешного. Каждый мужчина имеет при себе пару яичников.
– Вам привет от трех лиц!
– ?
– От моего хуя и двух яиц!
Это покупка. Покупок много:
– Поехали!
– Куда?
– Армяшке жопу чистить!
Покупка семинаристская: – Разгадай сокращение ДУНЯ. – Я не могу… – Дураков Унас Нет. Понял? – А как же Я? – А ты дурак. Этʼ точно.
Покупка на сдвиге: – Ты что, сегодня уху ел?
– Не.
– А на вид совсем ухуел.
Покупка с насилием. Звонок в нос: – Барин дома? – Испуганный кивок. Глядя в глаза: – Гармонь готова? – Еще более испуганный кивок. – Поиграть можно? – и за оба уха в стороны изо всех сил.
Покупка злодейская: Новенькому:
– Чой-тʼ от тиʼя вином пахнет. Дыхни! – и лопух получал в рот скопленный сгусток харкотины.
Родом покупки и внезапным проявлением ритуала было, когда в проходном дворе Глазков неожиданно, ни с чего – речь шла о другом – спохватился:
