Во власти хаоса. Современники о войнах и революциях 1914–1920 - Аринштейн Леонид Матвеевич (книги серии онлайн TXT) 📗
– Вот, чтобы этого не случилось, и нужно, пока у нас спокойно, – сказал Скоропадский, – стараться как можно скорее организовать армию, к чему я и с правительством принимаем усилия, тогда и сможем дать отпор. Вот и донские казаки организуются, и Добровольческая Армия, когда уйдут немцы, вероятно, сменит на меня гнев на милость…
Быть может, общими усилиями сломим захватчиков-большевиков?
– В таком духе и шли мои разговоры при посещении Павло, – сказал князь. – Он предлагал мне должность у него, но я отказался. Мне было жалко его, ведь сколько лет служили рядом, дружили, пировали, посещали общих знакомых…».
Печатается с сокращениями по тексту книги: М. Свечин. Записки старого генерала о былом. Ницца, 1964. С. 156–169.
Автор – генерал-лейтенант Генерального штаба Михаил Андреевич Свечин, участник Белого движения на Юге России, по поручению Донского атамана ген. П. Н. Краснова возглавлял миссии в Киев и в Париж; в эмиграции руководил подотделом РОВСа в Ницце. Скончался в 1969 г.
Савинков в Новочеркасске. Из воспоминаний А. П. Брагина
Корнилов неоднократно высказывал в моем присутствии своё мнение о Савинкове. Он считал его способным бандитом, которого можно и следует использовать, но необходимо держать под постоянным и неослабным контролем. Кроме того, Корнилова, как истинного офицера, возмущало болезненное стремление штатского Савинкова входить в дела армии, в которых он ровным счетом ничего не понимал, его заигрывание с солдатами за счет офицерского корпуса и другие подобные этим черты, столь, увы, свойственные многим; иногда выходки Савинкова вызывали в нашей среде гомерический хохот, но чаще всего нами овладевало возмущение, вполне разделявшееся Корниловым.
«Героизма и величия» Савинкова, о которых столь любили трещать левые газеты, мы совершенно не видели, но бандитские достоинства Савинкова мы не отрицали.
Когда все мы собрались в Новочеркасске, то офицерство, во множестве стекавшееся на Дон, приняло по своей инициативе без всякого понуждения со стороны начальства некоторые меры по охране Корнилова. Так, например, стоило только Корнилову или даже его супруге, Таисии Владимировне, выйти на улицу, как немедленно же их окружал подвижной охранный патруль из офицеров: трое шли впереди, на расстоянии шагов двадцати от охраняемого, по противоположному тротуару шагали человек пять, а сзади, тоже шагах в двадцати, следовали еще трое офицеров. Этот наряд на охрану Корнилова и его семьи от покушений большевиков велся адъютантом Корнилова, полковником Голицыным.
Здесь уместно будет упомянуть об одной организации, возникшей среди офицеров по инициативе некоего Ш. и носившей наименование «террористической». В неё входили по большей части молодые офицеры ярко правого направления и с авантюристическою жилкою в темпераменте. Я имел близкое знакомство с этой организацией через её члена прапорщика С.
В Новочеркасске, как известно, в то время действовали три независимых друг от друга штаба: Алексеевский, Корниловский и Калединский. Первые два находились в некотором между собою антагонизме, а третий, донской, жил с прочими в состоянии плохого мира. Все эти штабы имели свои контрразведывательные отделения и своею работою мешали друг другу и общему нашему делу. В частности, штабс-капитан К-а, ведавший контрразведкой у генерала Алексеева, был склонен к мироволению всей той пене, которая накипела в то время у донских берегов, и был проникнут неприязнью по адресу «террористической» организации офицеров.
А надо сказать, что к моменту моего рассказа, то есть в конце ноября и в начале декабря 1917 года, упомянутая организация успела произвести несколько «ликвидации», то есть попросту отправила на тот свет подозрительных по революционности офицеров.
При царствовавшей в то время суматохе на Дону и молчаливом сочувствии начальства, искавшего поддержки всюду, подобные бессудные расправы проходили без последствий для виновников.
И вот, уже не помню точно когда, по Новочеркасску пронесся слух, что на Дон приехал Савинков искать защиты от большевиков и просить прощения у Корнилова за своё предательство и двуличие, проявленные им в дни Корниловского выступления.
Контрразведки зашевелились и засуетились…
Когда Корнилову было доложено о том, что Савинков приехал к нему на поклон, то добродушный генерал, без всякой злобы, но в сознании необходимости использовать Савинкова для борьбы с большевиками, ответил докладчику, что на свидание с ним, Савинковым, он, Корнилов, согласен, но что пусть Савинков приготовится не к дружеской беседе…
Свидание решено было устроить в гостинице «Золотой Якорь», которая в то время помещалась на Крещенском спуске, вблизи собора. Это была маленькая грязноватая провинциальная гостиница, с подозрительной репутацией притона.
О самом свидании расскажу ниже, а теперь скажу несколько слов о действиях контрразведок и «террористической» организации. Эта последняя, не считая нужным и важным, чтобы господа вроде Савинкова принимали какое-либо участие в борьбе с красными, и боясь, что генералы придут с Савинковым к какому-либо соглашению, решила расправиться с опасным бандитом сама, собственными силами. Час визита Савинкова к генералу Алексееву был известен в точности, и решено было убить струсившего террориста его же собственным методом, столь красноречиво и не без кокетства им же самим изложенным в его романах.
Но благодаря болтливости одного из офицеров-террористов, начальник Алексеевской контрразведки, бывший адвокат, штабс-капитан К-а, принял своевременно меры и Савинков ускользнул от расправы…
Корнилов приехал в «Золотой Якорь» пунктуально, как было условлено, в 7 часов вечера. Дальнейшее передаю со слов офицера, невидимо для Савинкова с револьвером наготове стоявшего в том же гостиничном номерке за занавесом кровати.
Когда генерал в своей штатской шубе появился на пороге номерка, Савинков, ожидавший Корнилова уже минут пятнадцать за единственным в комнате столом, вскочил и вытянулся перед вошедшим…
Рассказчик, которому я вполне доверяю, говорил мне, что всем своим поведением знаменитый бандит в этот вечер стремился подчеркнуть свою преданность Корнилову, свое бесконечное к нему уважение и воинскую дисциплинированность. Видимо, Савинков, поносив несколько недель военный френч, не на шутку вообразил себя военным и обязанным повиноваться Верховному Главнокомандующему.
Корнилов, став на пороге и испытующим взглядом стараясь проникнуть в душу собеседника, медленно произнес: «С чем приехали?»
На что Савинков, вытянувшись и все время отчетливо титулуя генерала «ваше высокопревосходительство», а не так, как когда-то в Ставке, по имени и отчеству, пространно стал излагать свою программу борьбы с красными. Несколько раз он в ясных выражениях высказывал свое сожаление о происшедшем, как он назвал августовское действо, «недоразумении», и ввертывал в свою речь просьбы о прощении его, Савинкова.
Корнилов, нахмурившись, молча слушал савинковские излияния. В его простой незлобивой душе казака и патриота не было места мести и ненависти… Он давно уже простил Савинкова, отуманенного политическим честолюбием и партийными шорами, избалованного лестью левой печати авантюриста…
Под тяжелым взглядом азиатских глаз Корнилова, взглядом, напоминавшим два дамасских клинка, Савинков все говорил и говорил, развивая свои планы…
«Ладно, – вдруг прервал Корнилов, – вы меня знаете!..(Савинков мотнул головой в знак того, что он-то уж Корнилова знает.) В случае нового предательства вас ожидает…» – «Смерть! – закончил Савинков. – Я знаю». – «Да, – подтвердил Корнилов, – я вас повешу».
С этим Корнилов вышел из номерка, и Савинков остался там один… Не знаю, о чем он передумал в одиночестве, но только на следующий же день Савинков исчез из Новочеркасска…
Печатается по тексту: А. П. Брагин. Смешное в страшном: Материалы для характеристики генерала Л. Г. Корнилова – в сборнике «Белое дело: летопись белой борьбы» № 3. Берлин: Медный всадник, 1928. С. 63–65.
