Берлиоз - Теодор-Валенси (бесплатная регистрация книга txt) 📗
IV
Между тем в сентябре Гектор вместе с непременной Марией Ресио бежит в Брюссель. Его встречают там как победителя; печать, сообщая о его прибытии, приветствует в нем «романтичного музыканта».
Во время двух фестивалей он дирижировал фрагментами из «Гарольда», «Ромео» и «Фантастической».
Высокая честь: его принял с восхищением и благожелательностью бельгийский король.
Но, увы, оказалось, что заработок не соответствовал такому весомому моральному удовлетворению. А жаль, потому что теперь приходилось содержать Марию Ресио и ее матушку. Какая обуза! Мария Ресио, занятая в Опере просто на выходных ролях, получала всего семь франков за участие в спектакле. Устав от милостыни, оскорблявшей ее гордую красоту, она попросила с 8 сентября отпуск, чтобы обдумать свое положение и что-то решить. Но администрация, довольная возможностью избавиться от подобной опеки, немедля удовлетворила ее просьбу, уточнив, что отпуск может длиться до 8 октября, и его дальнейшее продолжение будет означать окончание срока ангажемента.
Бедный Гектор! По твоему выражению, ты «влип в историю».
V
Гроза — возвращение к семейному очагу!
Гэрриет только что узнала из газет, что Гектор ездил в Брюссель с Марией Ресио.
Это письменное подтверждение, словно кинжал, пронзило ее сердце, ненасытно жаждущее Гектора. Так, значит, напрасно она наблюдает и выслеживает, напрасно следует мыслью за каждым его шагом. Она взбешена. Кроткая Офелия, тихая и добродетельная, чьи чувства столь долго дремали, обратилась разъяренной мегерой, раздираемой безмерной страстью. Она беспрестанно требует уплаты дани от своего победителя, но Гектор отказывается погасить пожирающий ее огонь, который он сам зажег.
VI
19 ноября Академия изящных искусств приступила к выборам нового члена для занятия вакантного места.
В начале списка она представила на равных основаниях Онслова и Адольфа Адана, во второй строке некоего совсем забытого Баттона, в третьей — Амбруаза Тома, позднее ставшего знаменитым. В списке представлений Гектор даже не фигурировал [114].
«Мы хотим верить, — писала „Газет мюзикаль“, — что Институт не пожелает стать посмешищем, заменив знаменитого Керубини сочинителем „Почтальона из Лонжюмо“ Адажом». Академиком был объявлен Онслов, собравший десять голосов. По словам Адана, острого на язык, Галеви, узнав результат выборов, якобы воскликнул: «Это отвратительно! Ноги моей больше здесь не будет!»
Получил ли Гектор, вовсе не представленный в списке, хотя бы один голос? История об этом умалчивает.
Может быть, важные члены ареопага припомнили Гектору те любезности, какими он с давних пор их осыпал? Известная песня: «Подагрики!», «Окостенелые умы!» Нет! Скорее, думается, что их шокировала тогда музыкальная манера Гектора.
Гектор мужественно перенес это поражение. Его утешением была Мария Ресио, в любви к которой растрачивал себя этот неистовый. Было и убеждение, что он ничего не завоюет на этом свете без жестокой борьбы. Было, наконец, и поражение Адана — бездарного сочинителя комической оперы «Почтальон из Лоyжюмо», ни на минуту не прекращавшего низких нападок. Гектор пожимал плечами и в который раз повторял:
— Я вернусь. Будь я для вас сладенькая микстура или горькая пилюля, вы проглотите меня… — И отчетливо добавил: — Вопреки всему! Вопреки всему!..
1843
Гектору сорок лет
I
Январь
Когда жены и маленького Луи не было дома, Гектор покинул семью. Он оставил Генриетте на видном месте письмо, где выражал сожаление по поводу отъезда на короткое, как он надеется, время и где объяснял, что его вынуждают к тому дела, связанные с карьерой.
И вот с конца января вместе с Марией Ресио он в Германии [115].
Ему нужно услышать мнение этой музыкальной страны о своей музыке.
Он едет туда не как безвестный музыкант. Из выдающегося музыкального центра Веймара, где ему как раз предстояло выступить, в 1837 году камерный музыкант Лобе направил ему открытое письмо, появившееся в газете Роберта Шумана. Последний, всегда столь внимательный к другим талантам, в свою очередь, еще раньше посвящал пылкому французскому композитору хвалебные хроники.
Лобе писал Гектору: «Вашу увертюру, с такой очевидностью выражающую большой и редкий музыкальный талант, веймарская публика слушала затаив дыхание и, конечно, не сочла ее непонятной; напротив, она была захвачена ею в самой высокой степени. Увертюра пронеслась, словно гроза, все вокруг нее полыхало пламенем восторга. То не было простым доброжелательством. Не было и успехом, создать который помогает авторитет или дружба; напротив, то была непреложная необходимость, категорический императив».
Итак, там наблюдали за его романтическим творчеством с интересом и симпатией.
Мужайся, Гектор! Страна, куда ты решил отправиться, готова тебя принять.
Теперь, очевидно, настало время рассказать о концертах Гектора Берлиоза, но сделать это в ускоренном темпе, чтобы избежать однообразия отчетов.
Действительно, в этой книге мы силимся не столько объять всю удивительную, бурную жизнь Берлиоза, сколько выписать его необычайную индивидуальность, проявившую себя в героических сражениях.
Штутгарт. Здесь он дирижировал «Фантастической* и „Гарольдом“. Ограничимся беглым просмотром парижских газет.
В «Деба»:
«Из Штутгарта сообщают, что господин Берлиоз только что дал здесь свой первый концерт, прошедший с величайшим успехом. В зале присутствовали вюртембергскйй король с придворными. Его величество подал сигнал к аплодисментам…»
В «Сильфиде»:
«Все монархи Германской конфедерации рвут на части французского композитора…»
Мангейм, 13 января
Гектору оказан благосклонный прием. Это весьма почетно, хотя результат, к сожалению, снижен из-за бездарности Марий, которая, упорно цепляясь за ложное представление о своем таланте, требует для себя сцены. Она то и дело повторяет, что будет петь повсюду.
Но по мере того как стихал любовный каприз, Гектор все яснее видел, что Мария бросает тень на его сияющую славу. Он даже спрашивал себя: «Может быть, я совратил эту девушку? Нет, я ее узнал, когда ей шел двадцать девятый год; впрочем, она и не играла в невинность».
Возможно, в тот миг Гектор с состраданием устремлялся мыслями к Офелии, такой чистой в свои тридцать девять лет, и его сердце, где царило забвение, внезапно вспоминало, сожалело, раскаивалось. Свет прошлого, которое отказывается умирать.
И он продолжал: разве я обещал Марии жениться? Нет, она знала, что я женат. Уступила ли она лживым посулам богатства и роскоши? Нет, она знала, что я беден и постоянно борюсь с нуждой. Так, значит, то была лишь обоюдная прихоть без всяких обязательств.
И на что же он решился в момент усталости от этой новой кабалы?
Как в прошлом месяце он поступил с Гэрриет, так и теперь он оставил Марии вместе с деньгами на первое время нежное и полное здравого смысла письмо. Затем решительным шагом, не оглядываясь назад из боязни раскаяния, он бросился к дилижансу. Кучер уж стегал бьющих копытами лошадей.
Веймар. Гектору горячо аплодировали. Публика проявила к французскому маэстро трогательный интерес и глубокое понимание. Она устроила «Фантастической симфонии» овацию, а увертюра «Тайные судьи» была принята как старая знакомая, с которой приятно встретиться.
Приличная выручка, и Гектор смог из заработка: тут же отправить жене во Францию 200 франков.
Воистину то был великолепный вечер, хотя Мария трижды и выходила на сцену петь [116].
114
Гектор как никого оплакивал в том же году (а точнее 13 июля 1842 года) покровителя высшего ранга, который, возможно, уберег бы его от столь неприятного сюрприза. Впрочем, вряд ли высокий сановник смог бы содействовать его избранию, используя влияние короля, — академики гордятся своей независимостью. Этот покровитель — герцог Орлеанский, близкий к королю, — трагически погиб при несчастном случае c каретой. Обладая изысканным вкусом, он защищал «Реквием» и посвященную ему «Траурную симфонию». Он как раз намеревался сказать свое слово.
115
По сообщениям «Франс мюзикаль» и «Альгемейне музикалише найтунг», Берлиоз уехал в Германию с официальным заданием изучить музыкальные учреждения и, в частности, церковную музыку. Кроме того, ему было поручено «собрать сведения, полезные для администрации». Поэтому министр, которому он подчинялся как хранитель библиотеки Консерватории, предоставил ему трехмесячный отпуск. (Письмо министра Дюшателя Оберу от 28 ноября 1842 года.)
116
Теперь у Гектора открылись глаза, он сетовал на то, что она мяукает, как драная кошка, а в «Альгемейне музикалише цайтунг», с большой похвалой отзывавшейся о Гекторе, можно было прочитать такое мнение: «Уже само то, что мадемуазель Мария Ресио пела, было доказательством ее веры в милосердную снисходительность немцев…» Там же Карл Альт писал во время этих гастролей Гектора: «Не Гектором — Геркулесом надлежало бы назвать поэта симфонии о „Гарольде“ и „Фантастической“. Сколько немейских львов из Парижа он растерзал, в скольких оркестрах бурлил Алфей его разума?.."
