Амплуа — первый любовник - Волина Маргарита (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .TXT) 📗
О начале своего творческого пути он сам рассказывал так:
«Я был молод, недурен собой, меня прочили в любовники. Правда, я больше любил комедийные роли. Но как устоять перед соблазном быть любовником! И я играл в провинции любовников. Как-то мне поручили роль Эроса в пьесе Жулавского „Эрос и Психея“. Я, откровенно говоря, боялся пьес в стихах. Зубрил роль, зубрил:
И все в этом роде. Сколько сил мне стоило это выучить. Но выучил все-таки. Зазубрил.
Облачили меня в белый костюм-трико. Надели белые крылья, золотистый курчавый парик. Красавец хоть куда! Эрос должен был спуститься с неба во второй половине первого акта. Монтировочных, генеральных репетиций тогда не существовало, о них никто и представления не имел. Репетировали пьесу два-три дня, и готово — премьера! Перед началом спектакля меня на веревках подняли к колосникам. Там мне предстояло провисеть минут двадцать до выхода. Чего не сделаешь для успеха роли? Уж очень казалось эффектным спуститься к Психее с небес. Начался спектакль. Я вишу под колосниками. Пылища несусветная. На меня напал чих. Веревки впиваются в тело. В глаз попала соринка. Ничего с этим поделать не могу. Время тянется бесконечно долго. Слышу монолог Психеи. Готовлюсь к «выходу». Чувствую, наконец-то меня спускают. Спустили. Я на сцене. Принимаю поэтическую позу, собираюсь произнести: «Я Эрос! Да. Я тот…»
И вдруг оглушительный, несмолкаемый, растущий хохот в зрительном зале. Ничего не понимаю.
Моя Психея закуталась с головой в тунику и тоже трясется от смеха.
«Я Эрос! Да. Я тот, кто…»
Хохот пуще… В конце концов дали занавес. Что же оказалось? Пока я висел, уцепившись за колосники, мой золотистый парик, лицо, белый костюм покрылись многолетней пылью, грязью, сажей, осевшей на колосниках. В общем, я был похож скорее на трубочиста, чем на Эроса. Не могу описать, что было со мной, как я был потрясен. Впрочем, сейчас я с удовольствием вспоминаю этот провал. Если бы не он, я бы, наверное, еще долго ходил в «любовниках». А после этого «эротического» случая я сказал себе: «Баста! Пусть „любовников“ другие играют» — и перешёл на комедийные роли».
Именно в Театре сатиры талант Павла Николаевича заблистал в полную силу. Поль переиграл несметное количество ролей. Среди них были совершеннейшие актерские работы, например, в комедии В. Ардова и Л. Никулина «Таракановщина» он играл главную роль — провинциального управдома по фамилии Тараканов, человека крайне некультурного, но пронырливого. Этот Тараканов случайно попадал в квартиру молодого поэта и, упросив того отдать ему свои стихи, пытался выдавать себя за поэта. Карьера этого «новоявленного» поэта развивалась бурно — его стихи (единственные) публиковались, композитор сочинял на этот текст ораторию, режиссер снимал по ним фильм. У него появлялись деньги, квартира, возлюбленная. Единственное, чего у него не было, так это новых стихов. Наконец самозванца разоблачали, и он вновь искал места управдома. Поль играл этого проходимца с блеском. Вначале он входил робкой походкой с просительным выражением на лице, затем у него появлялись повадки маститого поэта, этакого мэтра, а в конце он уходил с горькой улыбкой этакого «без вины виноватого».
В «Чужом ребенке» В. Шкваркина он создал совершенно иной образ — старого музыканта Караулова, которому на земле нужна была лишь одна точка, для того чтобы «поставить штык своей виолончели». Чрезвычайно притягателен был и его Хиггинс в «Пигмалионе» Б. Шоу. Перечень можно продолжать очень долго.
Он переиграл множество отрицательных героев. И вот какой фокус — его пройдохи, негодяи и подлецы были не столько отвратительны, сколько обаятельны. «Плут прежде всего берет людей на обаяние, — говорил Павел Николаевич. Без обаяния плуту не прожить, он быстро сам себя разоблачит». Обаянием как средством маскировки отрицательного персонажа Поль владел в совершенстве. Я тоже всегда придерживался такой точки зрения и старался, чтобы мой очередной «подонок» выглядел весьма привлекательно.
Поль был мастером своего дела, великим профессионалом, наблюдать за каждым жестом которого, за каждой интонацией было истинным наслаждением. Сам же он к себе относился весьма самокритично. Его кумиром был Николай Радин. Когда-то они играли вместе в Театре Корша. Павел Николаевич говорил, что ему никогда не дотянуться до Радина.
Внешне Поль выглядел барином — респектабельным, важным, хотя был человеком небольшой культуры и не очень грамотным. Он, например, поликлинику называл «полуклиникой». А как-то мы с ним вместе играли в «Лондонских трущобах» Б. Шоу. Там его герой должен был сказать: «Он поехал вверх по Рейну». Вместо этого он, ни чуть не смущаясь, на полном серьезе произнес: «Он поехал верхом на Рейне» — и даже не понял, какую глупость сморозил.
Поль, как и Хенкин, очень ценил свою популярность. Оба они любили общество, встречи с друзьями в Доме актера или в Доме работников искусств, где главным было конечно же общение, разговоры об искусстве.
Они были разными людьми, но никогда не враждовали в современном понимании этого слова. Наоборот, Поль всегда говорил, что Володя талантливее его. Так же, как и Хенкин, он почти до последнего дня своей жизни был на сцене. И так же, как и Хенкин, умер от инсульта.
Болезнь подтачивала его исподволь, но он скрывал это от окружающих, старался, чтобы никто не заметил ее признаков. Как-то он почувствовал себя совсем плохо, перестала действовать рука, но вечером должен был идти спектакль, где он играл одну из главных ролей, он не мог допустить, чтобы из-за негосорвался спектакль, и собирался играть. Директор театра успокоил его, сказав, что спектакль заменят, и только после этого Павел Николаевич позволил, чтобы его отвезли в больницу.
Когда думаю, как определить главное его человеческое и художественное качество, на ум приходит одно слово. Им порой злоупотребляют, но вдумайтесь, сколь оно объемно и сколь загадочно — артистизм.
Федор Курихин
Яркой личностью был и замечательный комедийный артист Федор Николаевич Курихин.
Он никогда никому не сделал зла. Его доброта была безмерна. Любого человека, даже не вызывавшего симпатии, он всегда брал под защиту. В нем до самой старости жило какое-то детское озорство и ребячество. Если кто-то звонил в театр и он оказывался у телефона, то непременно брал трубку и очень торжественно говорил: «Большой Театр сатиры слушает».
Федор Николаевич, как и Хенкин, и Поль, был одним из основателей Театра сатиры. Как-то во время гастролей перед его выступлением местный конферансье спросил, как объявить Курихина. Скажите, что Федор Николаевич один из старейших актеров нашего театра, посоветовали ему. Он вышел и произнес: «Сейчас перед вами выступит древнейший артист Театра сатиры Федор Николаевич Курихин». С тех пор все в театре так и называли его — «древнейший».
В свое время он окончил драматическую школу Александрийского театра по классу знаменитого В. Давыдова. Курихин был удивительно талантливым актером — умел одним штрихом охарактеризовать персонаж, роль которого исполнял.
Какое— то время он работал в знаменитом «Балаганчике», и специально для него была написана маленькая комедия «Бедный Федя», посмотреть которую для себя обязательным считали все актеры. Каждое его выступление в самой незначительной роли вызывало восхищение.
Он сразу же занял свое место и в советских комедиях. Вряд ли, например, кто-нибудь забудет кучера катафалка в «Веселых ребятах», который танцует и поет вместе с Любовью Орловой:
Федор Николаевич сам любил рассказывать о себе всякие забавные истории. Вот одна из них.
