Генералиссимус Суворов - Раковский Леонтий Иосифович (бесплатные версии книг .txt, .fb2) 📗
"Письма, очевидно, не будет. Нужно скакать назад".- И офицер поспешил к своему коню.
Не успел он выехать из расположения русских войск, как весь их лагерь пришел в движение.
II
Подпоручик Лосев приехал в 3-ю дивизию в начале мая 1789 года, за неделю до того, как командование над нею принял генерал-аншеф Суворов.
Лосев был из мелкопоместных смоленских дворян, в столицах не живал и о генерал-аншефе Суворове узнал только по пути в Молдавию. На одной из почтовых станций, где-то на Украине, он впервые услыхал эту фамилию. Подпоручик, пожалуй, не обратил бы на нее внимания, если бы не услыхал, что именно Суворову главнокомандующий дал 3-ю дивизию, в которую направлялся Лосев. Говорили, стало быть, о его будущем начальнике, и Лосев невольно прислушался.
Беседовали двое проезжих - какой-то щегольски одетый поручик из штаба князя Потемкина и пехотный премьер-майор в старомодном, еще прусского покроя, запыленном мундире.
Майор подобострастно слушал молодого щеголя, который с важностью рассказывал штабные новости и сплетни - назначения, перемещения, отставки.
– А в третью дивизию светлейший назначил генерал-аншефа Суворова, рассказывал он.
– Позвольте, ведь третьей дивизией командовал же Эльмпт, достойный, храбрый генерал. Что ж, он получил повышение? - спросил майор.
– Нет. Эльмпт отставлен вовсе. Пусть о себе меньше думает! Светлейший не любит Эльмпта за его слишком острый язык, - наклонившись к майору, сказал поручик.
– Ну, Суворов тоже не из тихих. Помните, как стояли долго под Очаковым и он смеялся:
Я на камушке сижу,
На Очаков я гляжу…
– Это еще ничего. Князю Потемкину не понравилось другое, - сказал поручик. - Суворов жаловался императрице, что его в этом году сначала никуда не определили.
– Как так?
– А очень просто. Суворов не был внесен в список генералов действующей армии.
– И что же он сделал? - поднял вверх брови премьер-майор.
– Поехал к императрице и говорит: "Матушка, я - прописной. Мне, говорит, ни одного капральства в команду не дали…" Тогда императрица назначила его в армию графа Румянцева, а теперь Румянцев в отставке. Светлейший дал Суворову самую слабую в армии третью дивизию: в ней всего десять тысяч человек. Пусть-ка Суворов и отличится с ней в Молдавии! усмехнулся поручик.
Больше Лосев не слышал о Суворове: штабному франту подали лошадей, и он ускакал дальше, а премьер-майор тотчас же завалился спать.
Лосев мог бы расспросить о генерале Суворове на месте, в Бырладе, но добравшись до своего Апшеронского полка, он забыл обо всем: службы Лосев еще не знал, и работы у него было много.
И только когда однажды под вечер по лагерю пронеслось: "Суворов приехал", подпоручик Лосев вспомнил о нем.
В этот раз солдаты бежали строиться более резво, чем тогда, когда в полк приезжал временно командовавший дивизией пучеглазый генерал Дерфельден. Полк выстроился чрезвычайно быстро.
Высокий жилистый полковник Шершнев, выйдя за переднюю, штаб-офицерскую линию, все время смотрел в сторону расположения Смоленского пехотного полка, откуда доносилось громкое "ура".
Лосев стоял и невольно слушал, как сзади за ним, в шеренгах, перешептываются солдаты.
– Какой-то он теперь? Я его с Козлуджи не видал, пятнадцать годов прошло, - говорил один. - Постарел, поди!
"Как будто Воронов говорит", - по голосу узнавал своих солдат подпоручик.
– А ты думаешь, помолодел? - насмешливо сказал другой.
"Это наверняка Огнев: он любит поддеть", - догадался Лосев.
– Едет! Едет! - зашелестело по рядам. Издалека, в легком облачке пыли, показалась группа всадников. Впереди них почему-то ехала обыкновенная повозка. Полковник Шершнев, вынув шпагу, скомандовал:
– Смирно! На караул! Все замерло.
Всадники приближались. Вот уже повозка сейчас поровняется с левым флангом. Вот уже можно отчетливо рассмотреть: за повозкой трусят на лошадях три офицера.
Не успела повозка подъехать к апшеронцам, как по всему полку, от края до края, пронеслось "ура". Музыка заиграла встречу.
Лосев видел, как быстро-быстро машет руками капельмейстер, как полковник Шершнев, четко отбивая шаг, идет навстречу командующему дивизией.
Повозка остановилась. Из нее вылез невысокий сухонький старичок в полотняном кафтане и каске. Одна нога его была в сапоге, вторая - в туфле.
Генерал-аншеф принял от полкового командира рапорт и, хромая, пошел вдоль строя, останавливаясь возле каждой роты.
Иногда он, минуя не только переднюю, штаб-офицерскую линию, но и следующую, обер-офицерскую, подходил вплотную к роте и с кем-то разговаривал. С кем он говорил, Лосев не мог видеть.
"Неужели с младшими офицерами в роте говорит? Может, кто-нибудь не так стоит?" - подтягивался Лосев.
Но вот уже генерал-аншеф миновал притихших музыкантов и яркий куст полковых знамен. Он подошел к правофланговой 1-й роте и заговорил с ней.
Лосев услышал его голос. Голос был негромкий, басовитый, но внятный и совсем не старческий:
– Солдат должен быть здоров, тверд, храбр, справедлив. Обывателя не обижай - он нас поит и кормит. Солдат не разбойник! Бойся богадельни, гошпиталя. Береги здоровье. Кто не бережет людей, офицеру - арест. Ученье свет, неученье - тьма. Дело мастера боится. И крестьянин: не умеет сохой владеть - хлеб у него не родится. За ученого трех неученых дают. Нам мало трех! Давай нам шесть! Давай нам десять на одного! Всех побьем, повалим, в полон возьмем! Били турок в поле, били у моря, били у реки, побьем и здесь, старики!
Рота ответила - "ура". Ее охотно поддержали остальные. Суворов стоял перед полком с непокрытой головой - каску он снял, когда махал, отвечая на дружное приветствие полка.
Когда наконец стихло "ура", Суворов оглядел 1-ю роту.
– А-а, знакомого вижу! - крикнул он. Лосев даже покраснел генерал-аншеф смотрел прямо на него и приветливо улыбался.
"Обознался, я его впервой вижу!"-мелькнуло в голове.
Но генерал-аншеф уже подходил к нему. Лосев не знал, что делать.
– Ну, как летаешь, Ворон? - спросил генерал-аншеф, останавливаясь в двух шагах от первой шеренги
солдат.
"Это он Воронову", - не то с обидой, не то с облегчением подумал Лосев.
– Жив-здоров, ваше высокопревосходительство! - гаркнул сзади Воронов.
– Старого знакомого встретил. Еще с Новой Ладоги помню.
– Точно так. С шестьдесят третьего году. Был под Туртукаем, был у Козлуджи…
– Помилуй бог! Старый товарищ. Как же, помню. А почему не ефрейтор?
– Разжалован, ваше высокопревосходительство, - так же весело и громко ответил Воронов.
– За что?
– За пьянство, - бодро выкрикнул Воронов.
Генерал-аншеф улыбнулся.
– Произвести в ефрейторы,-обратился он к Шершневу. - Тут у меня не только один. Тут знакомых много, - сказал Суворов, быстрыми глазами оглядывая роту. - Вон, вижу, Огнев, старинный приятель… Лет тридцать друг друга знаем. Здорово, Огонь!
– Здравия желаем, ваше высокопревосходительство! - отозвался Огнев.
– Все мои старые, мои боевые товарищи. Мои друзья! - говорил Суворов.
Он взглянул на Лосева.
– А ты, ваше благородие, давно в полку?
– Восьмой день, ваше высокопревосходительство, - залился краской подпоручик.
– Ну, ничего, послужим, еще послужим! - улыбнулся Суворов, садясь в повозку.
Повозка тронулась. Суворов обернулся назад и махал своей маленькой каской.
Апшеронцы провожали любимого генерала дружным "ура".
– Гляди, Воронов, опять не загуляй с радости. Не пропей еще раз ефрейторство!-пошутил, полковой командир.
– Да что вы, ваше высокоблагородие! Да нешто можно: суворовский чин пропить! - обиделся Воронов.
III
Принц Кобургский расхаживал по палатке уже без парика и мундира, собираясь спать. Последние ночи он спал плохо: тревожило то, что Осман-паша со своим тридцатитысячным корпусом, хотя и очень осторожно и медленно, но все-таки каждый день неуклонно двигался вперед. Вот и сейчас принцу донесли о том, что Осман-паша уже за Фокшанами.
