Моя тайная война - Филби Ким (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Перед отъездом из Лондона меня вызвал шеф. Он был в превосходном настроении и развлекал меня рассказами о самых щекотливых случаях из области отношений между английской и американской разведками в годы войны. Эти рассказы оказались не просто праздными воспоминаниями. Шеф сообщил мне, что известие о моем назначении в Соединенные Штаты, по-видимому, расстроило Гувера. Я тогда считался довольно высокопоставленным сотрудником службы. На Дуайера (совершенно незаслуженно) смотрели иначе. Гувер подозревал, что мое назначение предвещает нежелательную деятельность СИС в Соединенных Штатах. Чтобы рассеять его опасения шеф послал ему телеграмму, заверив, что не имеет намерения менять политику СИС. Мои обязанности ограничиваются вопросами связи с американскими службами. Шеф показал мне телеграмму и посмотрел на меня в упор. "Это, - сказал он, - мое официальное послание Гуверу. - И после короткой паузы добавил: - А неофициально... поговорим за ленчем у Уайта".
В конце сентября, когда моя подготовка была в основном закончена, я отплыл на пароходе "Карония". Проводы были запоминающимися. Первое, что я увидел на туманной платформе вокзала Ватерлоо, были огромные усы, а за ними показалась голова Осберта Ланкастера. Теперь я знал, что в дороге у меня будет хороший компаньон. Прежде чем мы отчалили, меня вызвали к телефону. Звонил Джек Истон. Он сообщил, что Дуайер только что телеграфировал о своей отставке. Причины этой отставки были для меня неясны. Наконец, в мою каюту внесли ящик шампанского с карточкой от одного богатого друга. Я начал чувствовать, что моя первая трансатлантическая поездка будет приятной.
Первую ошибку я совершил почти сразу же по прибытии в территориальные воды США. На катере лоцмана прибыл приветствовать меня представитель ФБР. Я угостил его бокалом шампанского, которое он без удовольствия потягивал, пока мы вели светский разговор. Позже я узнал, что сотрудники ФБР, почти все без исключения, гордились своей обособленностью и своими привычками, корни которых лежали в их простом происхождении. Один из первых высокопоставленных людей Гувера, с которым я познакомился в Вашингтоне, утверждал, например, что его дедушка был лавочником в Хоре-Крике в Миссури. Поэтому все они пили виски, а пиво - в качестве легкого напитка. В противоположность им сотрудники ЦРУ разыгрывали из себя космополитов. Они любили посмаковать абсент, а бургундское подавалось чуть выше комнатной температуры. Это не просто пустой разговор. Это одно из свидетельств глубокого различия в общественных взглядах двух организаций, что, по крайней мере, отчасти, является причиной трений в их отношениях.
Мой коллега из ФБР помог мне пройти формальности и устроил меня в отеле с видом на Центральный парк. На следующий день я сел в поезд на Пенсильвания-стейшн и отправился в Вашингтон. Сумах был еще в цвету и напомнил мне о чудесной осени - одном из немногих чудес Америки, которое американцы никогда не преувеличивают, потому что преувеличить его просто невозможно.
Питер Дуайер встретил меня и за первым бокалом виски объяснил, что его отставка не связана с моим назначением и что он по личным соображениям давно хотел поселиться в Канаде, где его ждет хорошая должность в одном из государственных учреждений. Известие о моем назначении в Вашингтон определило время его переезда в Оттаву, Так что у нас сразу установились хорошие отношения. Он исключительно внимательно и с большим знанием дела ввел меня в курс политики Вашингтона. Не так легко связно рассказать о моей работе в Соединенных Штатах, чтобы дать ясное представление о тех делах, которыми я занимался. Они были слишком разнообразны и порой слишком расплывчаты, чтобы можно было объяснить их простыми словами. Одна лишь связь с ФБР, если заниматься ею как следует, заполнила бы все мое время. Это был период расцвета зловещей эры Маккарти. В то время возникли дела Хисса, Коплон, Фукса, Гоулда, Грингласа и мужественных супругов Розенберг, не говоря уже о других именах, которые до сих пор неизвестны. Связь с ЦРУ охватывала еще более широкое поле деятельности, начиная с серьезных попыток свергнуть один из восточноевропейских режимов и кончая такими вопросами, как использование немецких документов о генерале Власове. В любом деле, которое возникало, первой заботой было угодить одной стороне, не обидев другую. В дополнение к этому я должен был поддерживать связь с канадской службой безопасности и с отдельными лицами из министерства иностранных дел Канады, которые носились с идеей организации независимой канадской секретной службы.
С чего начать? Поскольку конец этого рассказа будет касаться главным образом ФБР, я посвящу начало ЦРУ. Когда я прибыл в США, во главе этой организации стоял адмирал Хилленкоттер (ЦРУ было создано в 1947 году на основе бывшего управления стратегических служб и Центральной разведывательной группы. Хилленкоттер возглавлял ЦРУ в 1947-1950 годах. - Прим. авт.), добродушный моряк, который вскоре уступил место генералу Беделлу Смиту, не оставив заметного следа в истории американской разведки. Больше всего мне приходилось иметь дело с управлением стратегических операций (УСО) и управлением координации политики (УКП). Говоря простым языком, УСО занималось сбором разведывательных данных, а УКП - подрывной деятельностью. Имелись также кое-какие дела с управлением планирования, связанным с именем Дика Хелмса (бывший директор ЦРУ. - Прим. авт.), не так давно сменившего адмирала Рейборна в качестве директора ЦРУ и быстро рассорившегося с сенатом.
Движущей силой УСО в то время был Джим Энглтон. Он раньше служил в Лондоне и снискал мое уважение тем, что открыто отвергал англоманию, которая портила лицо молодого управления стратегических служб. Мы обычно завтракали с ним раз в неделю в отеле "Харвей", где он показывал, что безмерное усердие в работе было не единственным его пороком. Это был один из самых худых людей, каких я когда-либо встречал, и в то же время большой любитель поесть. Счастливчик Джим! После года совместных завтраков с Энглтоном я последовал совету знакомой пожилой дамы и перешел на диету, сбросив двенадцать килограммов за три месяца.
Наши отношения, я уверен, опирались на подлинно дружеское расположение обеих сторон. Но у каждого из нас были свои скрытые мотивы. Энглтон хотел перенести центр тяжести обменов между ЦРУ и СИС на представительство ЦРУ в Лондоне, которое было раз в десять больше, чем мое. Если бы ему это удалось, он сумел бы оказывать максимальное давление на центральный аппарат СИС, в то же время снизив до минимума вторжение СИС в его собственные дела. С точки зрения национальных интересов это было справедливо. Поддерживая со мной близкие отношения, он мог в большей степени держать меня под контролем. Я же со своей стороны охотно делал вид, что попался на его удочку. Чем больше было между нами открытого доверия, тем меньше он мог заподозрить тайные действия. Трудно сказать, кто больше выиграл в этой сложной игре, но у меня было одно большое преимущество: я знал, что он делает для ЦРУ, а он знал, что я делаю для СИС, но истинный характер моих интересов ему не был известен.
Хотя наши споры охватывали весь мир, они обычно заканчивались на Франции и Германии (если не начинались с них). Американцы были одержимы страхом перед коммунизмом во Франции, и я был поражен, какое огромное количество материалов из французских газет ежедневно поглощал Энглтон. Позже, когда сам Беделл Смит категорически отверг предложение англичан поделиться с французами незначительной секретной информацией о русских, мне стало ясно, что интерес Энглтона к Франции не был его личным увлечением. Беделл Смит заявил мне без обиняков, что не может доверить секретную информацию ни одному французскому чиновнику.
Германия внушала Энглтону меньше опасений. Эта страна интересовала его главным образом как база для операций против Советского Союза и социалистических стран Восточной Европы. ЦРУ, не теряя времени, успело прибрать к рукам возглавляемый генералом Геленом отдел абвера, работавший против СССР. Энглтон, наслаждаясь омарами в ресторане "Харвей", с пеной у рта защищал прошлую и настоящую деятельность организации Гелена.
