Тайный брак императора: История запретной любви - Палеолог Морис Жорж (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗
— О, царя они еще в руках не держат… И никогда держать не будут. Я хочу сказать, что они никогда не заставят его покинуть союзников.
— В таком случае они его убьют или заставят отречься от престола.
— Отречься?.. Вы представляете себе отречение царя? И в пользу кого?
— В пользу своего сына, под регентством царицы. Будьте уверены, что в этом заключается план Штюрмера или, скорее, тех, кто его направляет. Для достижения своих целей эти люди не остановятся ни перед чем. Они провоцируют стачки, восстания, погромы, кризисы нищеты и голода; они создадут повсюду такую нужду, такое уныние, что продолжение войны станет невозможным. Вы их не видели за работой в 1905 году.
Я резюмировал все то, что он мне сказал, и сделал вывод:
— Первое, что надо сделать, это убрать Штюрмера. Я над этим поработаю.
Понедельник, 9 октября 1916 г.
Новый министр внутренних дел Протопопов афиширует ультрареакционные убеждения и программу. Он не побоится, как сам утверждает, открыто выступить против сил революции. Если нужно, даже спровоцирует их, чтобы сразу сломить. Он чувствует себя достаточно сильным, чтобы спасти царизм и святую Русь православную. Он их спасет… Вот какие речи ведет министр в кругу близких, осыпая собеседников неиссякаемым многословием и самодовольными улыбками. Между тем еще несколько месяцев тому назад его считали одним из умеренных либералов в Думе. Тогдашние друзья Протопопова, которые уважали его достаточно для того, чтобы сделать товарищем председателя Думы, теперь не узнают министра.
Внезапность превращения объясняется, как меня уверяют, состоянием его здоровья: резкие перемены характера и экзальтация воображения составляют типичные признаки, предвещающие общий паралич. С другой стороны, несомненно — это я только что узнал, — его свел с Распутиным врач, терапевт Бадмаев, этот монгольский шарлатан, который применяет к своим пациентам магические фокусы и изумительную фармакопею тибетских знахарей. Я уже упоминал о союзе, заключенном некогда у изголовья маленького цесаревича между лекарем-спиритом и "старцем".
Давно посвященный в тайные науки, Протопопов был самой судьбой предназначен стать клиентом Бадмаева. Последний, постоянно занятый какой-нибудь интригой, тотчас сообразил, что товарищ председателя Думы был бы ценным рекрутом для камарильи царицы. Во время своих каббалистических операций ему нетрудно было приобрести влияние на этот неуравновешенный ум, на этот больной мозг, в котором уже проявляются симптомы, предвещающие манию величия. Вскоре Бадмаев познакомил Протопопова с Распутиным. Невропат-политикан и мистик-чудотворец очаровали друг друга. Несколько дней спустя Григорий указал царице на Протопопова как на спасителя, которого Провидение сохранило для России. Штюрмер рабски поддержал кандидатуру. А царь и на этот раз уступил…
Суббота, 21 октября 1916 г.
Из всех тайных агентов Германии, которых она имеет в русском обществе, я думаю, нет более активного, ловкого организатора, чем банкир Манус.
Он добился разрешения проживать в Петрограде и последние годы приобрел значительное состояние с помощью куртажа и спекуляции. Чутье заставило его искать союза с самыми неприступными защитниками трона и алтаря. Так, он рабски пресмыкался перед князем Мещерским, известным редактором "Гражданина", бесстрастным паладином православия и самодержавия. В то же время его скромная и тактичная щедрость снискали ему мало-помалу расположение всей клики Распутина.
С самого начала войны Манус ведет кампанию за скорейшее примирение России с германскими державами. К нему очень прислушиваются в финансовом мире, он завязал связи с большинством газет. Манус находится в беспрерывных сношениях со Стокгольмом, то есть с Берлином. Я сильно подозреваю, что он является главным распределителем немецких субсидий. Каждую среду у него обедает Распутин. Адмирал Нилов, генерал-адъютант царя, состоящий при его особе, приглашается принципиально за то, что отлично умеет пить. Другой неизменный гость — бывший директор департамента полиции, страшный Белецкий, в настоящее время сенатор, но сохранивший свое влияние в охранке и поддерживающий через Вырубову постоянные сношения с царицей. Есть, конечно, несколько милых женщин для оживления пира. В числе обычных участниц пира — очаровательная грузинка, госпожа Э., гибкая, вкрадчивая и обольстительная, как сирена. Пьют всю ночь напролет. Распутин очень быстро пьянеет: он тогда без конца болтает. Я не сомневаюсь, что подробный отчет об этих оргиях с комментариями и точными деталями отправляется на следующий день в Берлин.
Субота, 28 октября 1916 г.
Припоминая свою вчерашнюю беседу с великой княгиней Марией Павловной, я говорю себе следующее. В общем, если не считать мистических заблуждений, у царицы более закаленный характер, чем у царя, более упорная воля, более сильный ум, более активная добродетель, душа более воинствующая, более властная. Ее идея спасти Россию, возвратив страну к традициям теоретического самодержавия, — безумие. Но высокомерное упорство, которое при этом обнаруживает царица, не лишено величия. Роль, которую она присвоила себе в делах государства, гибельна. Однако, по крайней мере, она исполняет ее как царица… Когда она предстанет "в этой ужасной долине Иосафата", о которой беспрерывно говорит ей Распутин, императрица сможет сослаться не только на безупречную искренность своих намерений, но еще и на полное соответствие ее деяний началам Божественного права, на которых основывается русское самодержавие.
Был сегодня на заседании Государственной думы.
Как только в дверях зала показались министры и среди них узнали Протопопова, поднялся шум.
Трепов взошел на трибуну, чтобы прочитать декларацию правительства. Крики усилились. "Долой министров! Долой Протопопова!"
Очень спокойный, с прямым и надменным взглядом, Трепов начал чтение. Три раза крики крайней левой фракции заставляли его покинуть трибуну. Наконец ему дали говорить.
Декларация была такова, какой он излагал мне позавчера. Параграф, в котором правительство заявляет о своем решении продолжать войну, был встречен горячими аплодисментами.
Но фраза, относящаяся к Константинополю, упала в пустоту, пустоту индифферентности и удивления.
Когда Трепов кончил чтение, заседание было прервано. Депутаты рассеялись по кулуарам. Я вернулся к себе в посольство.
Мне сообщили, что вечером продолжение заседания было отмечено двумя речами, столь же неожиданными, сколь резкими, двух лидеров правой фракции, графов Владимира Бобринского и Пуришкевича. К изумлению своих политических единомышленников, они произвели стремительную вылазку против "позорящих и губящих закулисных сил". Пуришкевич даже воскликнул: "Надо, чтобы впредь недостаточно было одной рекомендации Распутина для назначения самых гнусных кандидатов на самые высокие посты! Распутин в настоящее время опаснее, чем был когда то Лже-дмитрий… Господа министры! Если вы истинные патриоты, поезжайте в Ставку, бросьтесь к ногам царя, имейте мужество заявить ему, что внутренний кризис не может дальше продолжаться, что слышен гул народного гнева, что грозит революция и что не подобает темному мужику дольше управлять Россией".
Суббота, 9 декабря 1916 г.
Тревожный клич, раздавшийся в Думе из уст Бобринского и Пуришкевича, этих двух паладинов махрового самодержавия, нашел отзвук даже в архаической цитадели абсолютного монархизма, в Госсовете.
Высокое собрание осмелилось сегодня сделать заявление политического характера, в котором предостерегает царя против губительного действия закулисных влияний. Это (столь робкое) заявление протеста вызывает оживленные комментарии.
История представляет лишь длинный ряд повторений. В марте 1830 г. парижская палата депутатов тоже довела до сведения Карла X почтительный совет о благоразумии. Но воспользовался ли кто-либо когда-либо уроками истории?
