Невероятная жизнь Анны Ахматовой. Мы и Анна Ахматова - Нори Паоло (книги бесплатно без регистрации TXT, FB2) 📗

«Затем последовал неожиданный упрек, почему Пастернак не обратился в писательские организации или к нему и не хлопотал о Мандельштаме. „Если бы я был поэтом и мой друг поэт попал в беду, я бы на стены лез, чтобы ему помочь“».

Пастернак смутился, и это было понятно, он не знал, что ответить, а «затем прибавил что-то по поводу слова „друг“, желая уточнить характер отношений с О. М., которые в понятие дружбы, разумеется, не укладывались… Сталин прервал его вопросом:

– Но ведь он же мастер, мастер?

Пастернак ответил:

– Да дело не в этом…

– А в чем же? – спросил Сталин.

Пастернак сказал, что хотел бы с ним встретиться и поговорить.

– О чем?

– О жизни и смерти, – ответил Пастернак.

– Я думал, что вы великий поэт, а вы великий мистификатор, – и Сталин повесил трубку».

Изучая материалы об этом телефонном звонке, я, разумеется, не нашел ни его расшифровки, ни самой записи – если она и существует, то не в свободном доступе. Я сделал выборку из многочисленных циркулировавших версий этого разговора, которые отыскал у разных мемуаристов, чьи воспоминания издавались в последние шестьдесят лет. Эти версии расходятся в отдельных деталях, но все они изложены людьми, которые слышали рассказ о телефонном звонке от самого Пастернака, и все сходятся в том, что Пастернак был очень недоволен собой и своими ответами, а больше всего – фразой о желании поговорить о жизни и смерти, с которой он позднее связал тот факт, что впал у Сталина в немилость (еще несколькими месяцами ранее Сталин, казалось, считал Пастернака главным советским поэтом, да и сам Пастернак, по-видимому, тоже высоко ценил Сталина, если вспомнить, что несколькими месяцами ранее под коллективным письмом вождю, опубликованным в «Литературной газете», появились слова поэта: «Накануне глубоко и упорно думал о Сталине как о художнике – впервые»).

Многие вспоминали, что Пастернак плакал, рассказывая об этом телефонном разговоре (он был очень сентиментальным).

16.6. Шаша

Однажды, незадолго до отъезда в Аушвиц, я услышал по итальянскому радио разговор о Шаше – вспоминали, как он признавался кому-то, что окончательно решил идти в политику, когда размышлял над телефонным звонком Пастернака Сталину.

Однажды вечером, рассказывал Шаша, Пастернак позвонил Сталину, а тот спросил у него: «Зачем ты звонишь?»

Пастернак ответил: «Поговорить о жизни и смерти».

И Сталин, испугавшись, бросил трубку.

Я считаю Шашу великим писателем и понятия не имею, откуда он взял такую неправдоподобную версию этого разговора. Больше всего удивляет, что не кто-нибудь, а сам Леонардо Шаша в нее поверил.

Как тут не вспомнить Итало Кальвино, которого в 1950-е годы «Унита» [72] отправила в Советский Союз сделать репортаж, и по возвращении он написал, что в СССР люди пьют исключительно фруктовые соки.

Несколько лет спустя Кальвино признáется, что русские пьют отнюдь не только соки, но он написал так, чтобы не выставлять Советский Союз в дурном свете. Невероятно, каких только вещей история не заставляет нас делать, просто невероятно!

16.7. 9 мая

9 мая в России отмечают День Победы над нацизмом.

До падения Берлинской стены 9 мая в Советском Союзе отмечали День Победы над нацизмом. По всей территории СССР стояли памятники, увековечивавшие эту победу.

Один из памятников, установленный в Латвии – в Риге, в районе Пардаугавы, латвийский парламент решил демонтировать.

Но в 2022 году он еще стоял. И 9 мая немало русскоязычных рижан (а это довольно многочисленное меньшинство) собралось у подножия монумента, чтобы возложить цветы. Ковер из цветов.

Утром 10 мая все цветы, оставленные у памятника накануне, убрали с помощью бульдозера (или трактора, по словам других очевидцев).

Русскоязычные жители Латвии снова стали собираться возле памятника, приносить цветы и снимать все это на видео. В одном из таких видеороликов молодой латыш, назвавшийся Александром, которому не было и двадцати, сказал по-русски: «Мы должны защитить память о том, что сделали наши отцы и деды, и передать ее нашим детям и внукам». Присутствующие ему аплодировали.

В итоге юный Александр был арестован – за свои слова, за то, что сказал, что память о борьбе с нацизмом, которую вели наши отцы и деды, мы должны передать нашим детям и внукам. То же самое мог бы сказать и я.

12 мая Первый канал (что-то вроде нашего «Раи уно» [73]) показал интервью с матерью Александра: по ее словам, «за ним пришли, обыскали квартиру и арестовали за то, что он говорил возле памятника».

Ведущий Первого канала прокомментировал: «Если это и есть знаменитая западная свобода, то нам она не нужна».

16.8. Студенты

В 1946 году Ахматову и еще одного петербургского писателя, Михаила Зощенко, по решению Центрального комитета ВКП(б) исключили из Союза писателей.

Через несколько лет, в июне 1953 года [74], в Советский Союз приезжает группа английских студентов.

Они настоятельно просят показать могилы Ахматовой и Зощенко.

Им отвечают, что могил нет, потому что Ахматова и Зощенко живы.

Студенты хотят их увидеть.

Им организуют встречу.

Один из студентов спрашивает у Ахматовой и Зощенко, как они относятся к «губительному» для них постановлению ЦК ВКП(б) об исключении из Союза писателей.

Ахматова отвечает: «С постановлением партии я согласна».

Ее сын в это время отбывает срок в лагере.

Он выйдет на свободу через два года, в 1956 году.

17. Каменья брани

17.1. Путь позора

За публикации своих книг Анне Ахматовой случалось получать довольно значительные суммы.

Часть одного из гонораров Ахматова переслала матери и сыну.

Чтобы не задевать чувства матери, она скрывает, сколько зарабатывает стихами, и говорит, что это деньги, которые она скопила, получая пособие.

Это была неправда – никаких пособий ей тогда не выплачивали. Однако мать, перестав получать от Анны переводы, впоследствии упрекала ее и обвиняла в том, что дочь ее не любит.

Правду матери Анна никогда так и не рассказала, молча принимая обвинения.

Как тут не вспомнить суфийского поэта Руми, который, если не ошибаюсь, писал, что одна из возможностей для духовного развития – это путь позора.

Руми рассказывает историю о верующем мусульманине, который становился перед своим домом с кувшином – точно таким, в каких хранят вино, и, периодически отхлебывая, всем своим видом показывал, какое получает удовольствие, однако в кувшине была вода, а не вино.

Весь город судачил о нем, сомневаясь, что он хороший верующий, коль скоро пьет вино. А он позволял людям так думать. Но, подвергаясь незаслуженному позору, развивался духовно.

Мне кажется, этот рассказ (хотя, возможно, я не совсем точно его запомнил – давно не брал в руки суфийскую литературу) перекликается с известными строками из известного стихотворения известного русского поэта, современника Ахматовой, которые я запомнил в известном (и образцовом) переводе Ренато Поджоли: «Mi piace che mi grandini sul viso la fitta sassaiola dell’ingiuria» («Мне нравится, когда каменья брани // Летят в меня, как град рыгающей грозы») [75].

Ахматова и Есенин встречались несколько раз и не понравились друг другу, но, вспоминая эти строки, я неизменно думаю о ней.

17.2. О детях

Когда мы с Клаудио оказались перед зданием, в котором сейчас находится управление ФСБ Российской Федерации по Санкт-Петербургу, он сфотографировал проходивший мимо отряд военных.