Налегке - Твен Марк (полные книги txt) 📗
Восемь дней и восемь ночей мы просидели взаперти вместе с другими постояльцами; с утра до вечера они бранились, резались в карты, а иногда для разнообразия затевали драку. Грязь, паразиты… но не будем вспоминать; такого изобилия и представить себе нельзя — да оно и к лучшему.
Среди постояльцев было двое… впрочем, эта глава и так уж достаточно длинна.
ГЛАВА XXXI
Среди постояльцев было двое, которые особенно мне докучали. Первый — низкорослый швед лет двадцати пяти, — видимо, знал только одну-единственную песню и не умолкая распевал ее. Весь день мы сидели в тесной, душной распивочной, и укрыться от его пения было некуда. Сквозь брань, пьяные выкрики и ссоры картежников непрерывно слышалась все та же назойливая, однотонная, нудная мелодия, и я дошел до того, что с радостью умер бы, лишь бы избавиться от этой пытки. Другой постоялец был рослый детина, прозванный «Арканзас», — с двумя пистолетами за поясом и охотничьим ножом за голенищем, вечно пьяный и вечно ищущий, с кем бы подраться. Но все так боялись его, что желающих не находилось. Он пускался на всевозможные хитрости, чтобы вынудить у кого-нибудь оскорбительное замечание, и когда ему казалось, что драка вот-вот завяжется, лицо его освещалось счастливой улыбкой; но намеченная жертва неизменно выскальзывала из ловушки, и он так искренне огорчался этим, что мне даже становилось жалко его. Наш хозяин Джонсон, безобидное, добродушное существо, сразу привлек внимание Арканзаса, и в течение нескольких дней он не давал ему покоя. На четвертое утро Арканзас напился и твердо решил не упускать случая. Вскоре в комнату вошел Джонсон, тоже успевший пропустить стаканчик виски, и с самым приветливым лицом сказал:
— А я так считаю, что выборы в Пенсильвании…
Арканзас предостерегающе поднял палец, и Джонсон умолк, Арканзас встал и, пошатываясь, подошел к Джонсону.
— Ш-што вы знаете о П-пенсильвании? — вопросил он, глядя в упор на Джонсона. — Отвечайте. Ш-што вы знаете о П-пенсильвании?
— Я только хотел сказать…
— Ах, вы только хотели сказать! Вот как! Вы только хотели сказать?.. А что вы хотели сказать? Вот именно. Это я и желаю знать. Я желаю знать, ш-што вы можете сказать о Пенсильвании (ик), раз уж у вас хватает нахальства! Отвечайте, я жду.
— Мистер Арканзас, разрешите мне…
— А кто вам запрещает? Прошу без намеков. И советую вам прекратить это безобразие: являетесь сюда, бранитесь, придираетесь, буйствуете. Я этого не потерплю. Если желаете драться — пожалуйста. С моим удовольствием. Валяйте!
Джонсон попятился в угол, Арканзас последовал за ним, грозно наступая на него.
— Мистер Арканзас, — пролепетал Джонсон, — я же ничего такого не сказал. Напрасно вы сердитесь. Я только хотел сказать, что через неделю в Пенсильвании будут выборы, только и всего, и ни словечка больше — провалиться мне на этом месте.
— Так почему же вы этого не сказали? Чего ради вы пыжитесь, устраиваете скандал?
— Мистер Арканзас, ничего я не пыжился, я только…
— А-а! Так значит, по-вашему, я вру, да? Вру?
— Мистер Арканзас, не надо… И в мыслях моих не было, вот сейчас помереть. Все знают, что я всегда хвалю вас, а уж уважаю, как никого другого из постояльцев. Спросите Смита. Верно ведь, Смит? Разве я не говорил вчера, что уж кто-кто, а Арканзас самый что ни на есть благородный джентльмен, как его ни поверни? Любой из моих уважаемых гостей может подтвердить, что это точные мои слова. Давайте, мистер Арканзас, выпьем с вами. Вот вам моя рука — и выпьем. Идите сюда, идите все! Я угощаю. Идите — и Билл, и Том, и Боб, и Скотти… Выпейте со мной и с Арканзасом, с моим другом Арканзасом, с моим сердитым другом Арканзасом. Дай руку, я хочу пожать ее. Нет, вы только посмотрите на него, ребята. Вот перед вами самый замечательный человек во всей Америке! И кто посмеет отрицать это, тот будет иметь дело со мной! Вот! Давай руку!
Они обнялись — хозяин с пьяным умилением, Арканзас сдержанно и холодно; ибо он, соблазнившись выпивкой, опять упустил добычу. Но неразумный хозяин от радости, что беда миновала, продолжал болтать, хотя ему следовало немедленно убраться. Не прошло и пяти минут, как Арканзас, грозно нахмурившись, перебил его:
— Будьте любезны повторить ваши последние слова, хозяин.
— Я говорил Скотти, что мой отец прожил больше восьмидесяти лет.
— И только?
— Да, и только.
— А больше ничего не говорили?
— Нет, ничего.
Наступило тягостное молчание.
Арканзас, лениво облокотившись на стойку, вертел в руках стакан. Потом он задумчиво почесал левую голень правым сапогом. Зловещая тишина не прерывалась. Но вдруг он поднялся, подошел к печке; сердито растолкав гревшихся там людей, он занял их место, дал спящей собаке такого пинка, что та с воем забилась под скамью, после чего широко расставил свои длинные ноги и, подобрав полы сюртука, стал греть себе спину. Немного погодя он проворчал что-то, а затем медленно вернулся к стойке.
— Скажите на милость, хозяин, — заговорил он, — чего ради вы расхвастались? Что вы лезете с вашими покойниками? Может, вам наше общество не нравится? Так прямо и скажите. Может, нам лучше уйти отсюда? Этого вы добиваетесь? Так, что ли?
— Да господь с вами, Арканзас, я и не думал… Мой отец и моя мать…
— Вы опять за свое? Довольно! Если вам так уж хочется драться, надо сказать прямо (ик), а не тыкать в нос своей родней, которой и на свете-то нет. Мы люди тихие, смирные, пока нас не трогают. Чего вы взъелись? Просто понять не могу, что с вами творится сегодня?
— Я никого не хотел обидеть, Арканзас, поверьте мне, и если мои слова вам не по вкусу, я замолчу. Должно быть, я хватил лишнего, а тут еще наводнение, да полно постояльцев, всех накорми, за всеми пригляди…
— Ах вот оно что? Вот что вас грызет? Мы вам надоели. Нас слишком много. Вы хотите, чтобы мы взяли свои пожитки и пустились вплавь? Так я вас понял? Говорите!
— Успокойтесь, Арканзас, успокойтесь. Вы же знаете, не такой я человек, чтобы…
— Вы еще грозите? Мне? Да знаете ли вы, что еще не родился тот человек, который мог бы испугать меня? Это вы бросьте, голубчик, потому что я многое могу стерпеть, а уж этого не спущу. Выходи из-за стойки! Вот я поговорю с тобой! Так ты, пес ты этакий, задумал выгнать нас? Скажите, пожалуйста, — кричит, бранится, придирается, стращает! Я покажу тебе, как оскорблять джентльмена, от которого ты ничего, кроме добра, не видел!
— Пожалуйста, Арканзас, не стреляйте! Если прольется кровь…
— Вы слышите, джентльмены? Вы слышите, что он говорит? Крови захотел? Так я и знал, подлый убийца. Ты уже с самого утра замыслил убийство. И кого же ты хочешь убить? Меня? Да? Ну, попробуй, только ведь и я в долгу не останусь, сволочь, гадина, сукин сын! Где твое оружие?
Тут Арканзас начал палить, а хозяин прыгать через скамьи, через людей и другие препятствия, делая отчаянные попытки спастись бегством. Наконец, среди дикой суматохи он с грохотом вывалился в застекленную дверь, а когда Арканзас ринулся за ним, на пороге появилась хозяйка, вооруженная ножницами. Она была просто великолепна! Высоко подняв голову, вперив в хулигана сверкающий гневом взор, она постояла с минуту, потом взмахнула ножницами и двинулась прямо на него. Застигнутый врасплох, Арканзас попятился. Она продолжала наступать. Шаг за шагом она оттеснила его на середину распивочной и здесь на глазах столпившихся вокруг восхищенных постояльцев так отчитала его, как, вероятно, еще не отчитывали ни одного смущенного и пристыженного хвастуна. Когда она умолкла и с торжеством удалилась, стены задрожали от грома рукоплесканий, и комната огласилась единодушным криком: «Ставлю выпивку на всех!»
Урок не прошел даром. Царство террора кончилось, и Арканзас утратил свое могущество. До самого последнего дня нашего заточения кто смиренно сидел в сторонке, не ввязываясь в споры, не похваляясь, безропотно снося оскорбления, которыми некогда раболепствовавшие перед ним постояльцы теперь щедро награждали его? Не кто иной, как Арканзас.
