Лубянская империя НКВД. 1937–1939 - Жуковский Владимир Семенович (читаем книги онлайн бесплатно полностью .TXT, .FB2) 📗
Тема злополучной лаборатории на этом не исчерпана. Слово переходит к Фриновскому. 21 июля 1939 года.
Очная ставка.
«ВОПРОС ФРИНОВСКОМУ: — А вы лично заговорщическую связь с Жуковским имели?
— Да, имел. Когда Жуковский был начальником 12 отдела, Ежов поставил перед ним задачу о выработке ядов с целью использования их для совершения тер. актов. Ежов, разговаривая в моем присутствии с Жуковским, сказал, что нужно поработать над вопросом ядов моментально действующих, которые можно бы применять на людях, но без видимых последствий отравления. Причем Ежов ясно говорил, что эти яды нам нужны будут для применения внутри страны.
Из этого разговора я понял, что Жуковский в курсе наших террористических планов и является активным заговорщиком.
ВОПРОС ЖУКОВСКОМУ: — Был у вас такой разговор с Ежовым в присутствии Фриновского?
— Разговор… я впервые сейчас слышу. Никогда никаких заданий о работе лаборатории Ежов мне не давал, в том числе и преступных заданий относительно выработки ядов. В отношении ядов при мне в 12 отделе ничего не было сделано кроме того, что было сделано до меня.
Во-вторых, непосредственно вопросами лаборатории, в том числе и ядами, ведал мой заместитель Алехин.
В-третьих, при мне была заведена система выдачи ядов из лаборатории по специальной книге.
В-четвертых, ключ от шкафа, где хранились яды, находился у моего заместителя Алехина, который вел учет выдачи этих ядов.
Если бы я намерен был использовать яды в преступных целях, я бы не проводил такую организацию учета в работе лаборатории…
Фриновский мне предложил организовать работу лаборатории по снотворным веществам, ядам и тайнописи для оперативных целей ГУГБ. Как видите, ничего преступного в этих разговорах не было».
Более детально специфические вопросы токсикологии Фриновский освещает на допросе 3 мая 1939 г. Речь идет о замысленном убийстве Сталина и членов правительства.
«…должен сказать, что открытое использование прислуги для теракта было не обязательно, прислугу можно было использовать втемную, потому что лаборатория и заготовка продуктов были в руках Баркана и Дагина, они могли заранее отравить продукты, а прислуга, не зная об отравлении продуктов, могла подать их членам Политбюро…
ВОПРОС: — Кто давал указания Жуковскому и Алехину о подготовке яда?
— Жуковскому указания о подготовке ядов давал Ежов, Жуковский после ухода из 12 отдела передал эти указания Алехину, а я и Ежов эти указания Алехину неоднократно подтверждали…
В 1937 г. и 1938 г. было несколько совместных разговоров в кабинете Ежова между мною, Ежовым и Алехиным. Мы постоянно интересовались, как проводится эта работа в лаборатории.
Дело в том, что те яды, которые вырабатывались в лаборатории, раньше имели какой-нибудь привкус (пробовал он их, что ли? — В.Ж.) или оставляли следы применения их в организме человека. Мы… ставили задачу выработать в лаборатории такие яды, которые были бы без всякого привкуса, чтоб их можно было применять в вине, напитках и пище, не изменяя вкуса и цвета пищи и напитков. Предлагали отдельно изобрести яды моментального и запоздалого действия, при этом, чтобы применение их не вызывало видимых разрушений в человеческом организме, т. е. чтобы при вскрытии трупа убитого ядами человека нельзя было установить, что в его убийстве применялись яды.
По всем этим вопросам Алехин лично консультировался у виднейших профессоров-химиков, не говоря им о целях выработки этих ядов. Кроме того, для работы в лаборатории привлекли специалистов-химиков из арестованных, например Фишмана — бывшего начальника химического управления РККА; Великанова — быв. профессора химической Академии РККА и других…»
Итак, Ежов расстрелян, руководство поменялось, а нравы… Что касается нравов, судите сами.
«Изыскивая способы применения различных ядов для совершенствования тайных убийств, Берия отдал распоряжение об организации совершенно секретной лаборатории, в которой действия ядов изучались на осужденных к высшей мере уголовного наказания. Так было умерщвлено не менее 150 осужденных»22(с. 393).
О том же, но несколько подробнее, говорится в другой статье сборника22(с. 300):
«С 1938 по 1950 год функционировала секретная лаборатория, изучавшая «проблемы откровенности». Возглавлял лабораторию врач Майроновский. (Майрановс-кий, упомянут выше в показаниях отца. Токсиколог и отравитель. Член партии. С 1943 г. — доктор мед. наук, профессор, полковник. Арестован в декабре 1951 г., осужден ОСО и провел 10 лет в заключении. В качестве главного (и заглавного) персонажа выведен в романе В. Бобренева42 под фамилией Могилевский. — В.Ж.)
В лаборатории проводились эксперименты на людях с применением смертельной дозы наркотических веществ с целью открытия «проблемы откровенности». В эту лабораторию были доставлены в разное время 150 человек, и все они погибли. Никакой персональный учет жертв лаборатории не велся».
Затем, как известно, расстреляли и Берию. А лаборатория? Не захирела. К 50-м годам относятся такие достижения, как устройства карманных размеров, стреляющие отравленными пулями дум-дум или стеклянной ампулой с синильной кислотой; в последнем варианте смерть наступает как бы от инфаркта миокарда16.
Годы застоя, что касается разработок указанного деликатного направления, ознаменовались дальнейшим прогрессом. Об этом можно кое-что узнать из книги Эндрю и Гордиевского23. Время действия — год 1978.
«Генеральный секретарь ЦК Болгарской компартии Тодор Живков искал содействия КГБ, чтобы заткнуть рот эмигрантам… Центр (Московский. — В.Ж.) откликнулся и предоставил Живкову» и его госбезопасности «некоторые образцы из арсенала совершенно секретной лаборатории КГБ, приданной ОТУ (оперативно-техническому управлению) и находящейся под прямым контролем председателя КГБ».
Явно иной уровень! Вместо скромного отдела в составе ГУГБ имеем управление. Речь идет о ядах, разработанных в лаборатории, и технике их использования. Так, в Лондоне был убит болгарский писатель-эмигрант Марков — отравлен в результате «случайного» укола зонтом, после которого в бедре осталась крохотная капсула с ядом. Похожей атаке с менее, к счастью, трагическим исходом подвергся в своем отечестве Солженицын.
Наконец, еще одна жутковатая история с «ядовитой» фабулой записана в 1987 г. писателем Виктором Дмитриевым со слов Аркадия Райкина, которому, в свою очередь, рассказал ее начальник поезда «Красная стрела», седой старик, Герой Социалистического Труда24.
«…в вагоне, где перед войной я был за старшего, стало происходить неладное. В единственном тогда в моем вагоне двухместном купе повадился ездить из Москвы один пассажир. А те, кто оказывался напротив, попадали на злосчастное это место себе на беду. Потому как ночью завсегдатай всякий раз вызывал меня: мол, приступ сердечный у соседа. Когда я входил, очередной бедняга был уже мертв.
Тот пассажир всегда сходил с поезда в Бологом, где покойного забирали служащие станции и тамошний врач, который обычно ронял на ходу: «Разрыв сердца».
«Каково же было мое удивление, — пишет В. Дмитриев, — когда после смерти Райкина я через несколько лет натолкнулся на ту же историю в одной из газет. Корреспондент взял интервью у убийцы, про которого рассказывал Райкину начальник поезда.
Тот страшный человек поведал, что был врачом в лаборатории, где разрабатывались специальные препараты для мгновенного умерщвления без следов. Врач-убийца рассказал корреспонденту и о секретной лаборатории, и о том, как госбезопасность обеспечивала проведение экспериментов в поезде, а также прикрытие на станции Бологое».
Комментировать этот триллер я отказываюсь; как говорится, за что купил… Непонятно здесь одно: с их-то возможностями зачем распространять поле творчества на соседей по железнодорожному купе пред очи изумленной публики. А впрочем, на каждое сомнение может найтись свой контрдовод. В конце концов, смертник, подготовленный НКВД, чаще всего и так уже почти труп, а это ставит под вопрос чистоту эксперимента. (Трудно сдержаться и не добавить, что на фоне реальных акций, подробно изображенных в книге42, описанная «жутковатая история» выглядит почти заурядной.)
