Обо всем по порядку. Репортаж о репортаже - Филатов Лев Иванович (читать книги без сокращений .txt) 📗
Летом 1960-го футбол получил собственный печатный орган — еженедельный журнал «Футбол». На его страничках и развернулись дискуссии. О тактических новинках, разных школах игры, звездах, об энергетике, интенсификации и универсализме.
Кроме радости от новых познаний была в этом и практическая необходимость. Как-то так получалось, что наши команды и тренеры, долгие годы проживавшие в самодовольной изоляции, не поспевали за бурным течением, медлили, опасались, норовили проплыть там, где тише, привычнее. Дискуссии это обнаруживали. Кто-то из тренеров был против четвертого защитника, другой стоял на том, что два крайних форварда («крылья») совершенно обязательны, без них не взлетишь, третий опасался засилья игроков в середине поля.
Говорилось и писалось разное, противоположное. Сейчас нетрудно, полистав страницы газет тех лет, выявить консерваторов, упорно стоявших за старину, либо торопыг, подобострастно хватавшихся за каждую черточку у иноземцев, чтобы немедленно ее скопировать. Но это было бы нечестно. Те дискуссии велись открыто, как на духу, из одного единственного побуждения — желания добра нашему футболу. Это, наверное, дороже всего. Тогда было особенно заметно, как высоко ставят все причастные к футболу общие интересы, какая готовность за них сражаться.
На чемпионат в Англию мы полетели вместе с Мартыном Ивановичем Мержановым, он от «Футбола», я от «Советского спорта». И в самолете, и в отеле, где мы поселились в одном номере, и на прогулках по Гайд-парку мы с ним говорили и говорили о футболе, из матчей, которые увидели, черпали аргументы и доказательства. Не в пример шведскому, за этим чемпионатом мы вели наблюдение во всеоружии знаний и взглядов. События не кружили нам голову, если и встречалось что-то прежде невиданное, мы тут же подбирали объяснения. Мы оба знали, что обязаны дойти до сути футбола середины шестидесятых годов,— в этом, а не в добросовестном описании матчей видели свою репортерскую службу.
Тот чемпионат долго прятал свои тайны. Поначалу слишком много матчей отличались не своеобразной игрой, а однообразным упорством. Но упорства можно насмотреться на любых стадионах, для этого не обязательно ждать чемпионата мира.
А тут рухнула сборная Бразилии, от которой многие ждали уже не неожиданного, как в Швеции, а предусмотренного чуда. Был сражен предательскими, бесчестными ударами Пеле.
Я ездил в Ливерпуль на матч Бразилия — Венгрия. Венгры играли, мало сказать, вдохновенно, им захотелось переиграть бразильцев, двукратных чемпионов мира, не иначе как «по-бразильски», утонченно, во всей красе технических изысков. Они играли не для публики, нет — для самих себя, для собственного наслаждения. Немало я перевидал футбола с участием венгров и до этого матча и после, но такой игры напоказ, где бы им удавалось все, что они любят, не видел. Любуясь венграми, среди которых особенно блистал высокий, худой Альберт, я в то же время подозревал, что матч — из тех, которые удаются однажды и повторить их невозможно. Бразильцев было просто-напросто жаль: разрозненная компания прекрасных мастеров, не знающая, что ей делать, растерянная, даже как бы униженная. Можно проиграть, выбыть из турнира прежде срока и оставить о себе память. Бразильцам в тот год нечего было сказать футбольному миру.
Но кто же тогда скажет?
И мы вели поиски. С этой целью я ездил из Сандерленда в Бирмингем (две бессонные ночи в автомобиле) на матч Испания — ФРГ и, хоть был он увлекателен, ответа не предложил. Тогда я впервые увидел молоденького Беккенбауэра и запомнил сразу и навсегда.
У нас, журналистов, тогда сложились ни на что не похожие отношения с руководством делегации. В начале самого первого матча советской сборной с командой КНДР наши изрядно нервничали. Это нашло выражение в эпизоде, который в отчете Г. Радчука в «Футболе» был описан так: «Удары не клеятся. После одного из них мяч отправляется даже на крышу стадиона, эдак метров на 30 выше перекладины». Необыкновенный удар нанес один из двух центрфорвардов — Э. Малофеев. За мячом долго бегали, и игра остановилась. Все, кто был на стадионе, отнеслись к этому происшествию юмористически. Потом наши взяли себя в руки и уверенно выиграли 3:0, причем два мяча забил Малофеев.
Когда номер «Футбола» с отчетом Радчука был доставлен в расположение нашей команды, ее руководители прочитали его первыми и тут же постановили, что его ни в коем случае нельзя показывать игрокам, что их обидит, чуть ли не разоружит та фраза. Номер был изъят, а заодно было выражено недоверие всему журналистскому отряду. После этого и Мержанов, и я с руководителями делегации на протяжении чемпионата не встречались, полагая, что те, пребывая во взвинченном состоянии, в собеседники не годятся.
Ума не приложу, по какой причине так часто в футбольных делегациях искусственно нагнетается сверхнапряженная обстановка. Делается это намеренно, считается обязательным, но, как я не раз убеждался, цели не достигает, скорее, наоборот, отрицательно сказывается на команде, делая игру скованной.
С этим впервые я столкнулся на шведском чемпионате 1958 года. Наставляя игроков перед встречей со сборной Швеции, один из руководителей (не тренер), сам бледный от волнения, насупив мохнатые черные брови, говорил мелодраматическим полушепотом примерно следующее: «Я призываю вас вспомнить Полтавское сражение, как его описал Александр Сергеевич Пушкин. Читали, надеюсь? Завтрашний матч ему не уступает по значению». Сидевший рядом со мной Сергей Сальников, которому предстояло играть, наклонился и шепнул: «Чего это он: война что ли?» Я пожал плечами. Допускаю, что в иных случаях для возбуждения самолюбия могут потребоваться сильнодействующие средства. Однако применять их надо с умом, с чувством меры, а не так, чтобы у игроков ноги дрожали от волнения.
Вот и на английском чемпионате стараниями сопровождающих команду начальственных лиц была высосана из пальца экстремальная ситуация. В этом, с одной стороны, проявляется незнание спортивной жизни, неуважение к мастерам, которых равняют с учениками, а с другой — желание иметь право впоследствии «доложить», что было предпринято все возможное, и тем самым приобщиться к победе либо откреститься от поражения.
Однажды Никита Павлович Симонян, и поигравший, и потренировавший, уже седой, на заседании, где обсуждалась какая-то неудачная игра, вдруг горестно воскликнул: «И что мы, в самом деле, вечно перенапряжены, оттого и проигрываем!» Кстати говоря, и он тогда слушал, с «девяткой» на спине, про Полтавское сражение...
Наша сборная в Англии впервые выиграла четвертьфинальный матч. Факт знаменательный, на двух предыдущих чемпионатах наши футболисты в полуфинал, в четверку лучших не пробивались. Мне предстояло писать в газету, и до матча я размышлял о предстоящей работе, ходил по улицам и проговаривал отчет в уме. Знал, что буду ограничен во времени. Решил сочинить два варианта — для победы и для поражения. Вышло так, что вариант для поражения не получился. Пожалуй, не потому, что он нежеланен и уныл — работа есть работа, просто мне не верилось, что наша команда не обыграет венгров. И не мог себя заставить, так и пришел на стадион с заметками в блокноте — на случай победы.
Мне всегда нравилось, как играют венгры. Футбол хороших манер, хорошего воспитания, галантный, с изысками, в котором особо ценится (публика этого требует) все красивое, редкое, я бы сказал, гусарское. Только что в Ливерпуле венгры отвели душу, сплясав великолепный чардаш, затмивший бразильскую самбу. С нашей командой это у них не могло повториться. Часто какая-то команда объявляется для другой неудобной. Так бывает. Тут сказывается и психология, и стилевые противопоказания. Для венгерской сборной наша как раз и является неудобной.
Думаю, это началось с 1952 года, когда сборная Венгрии провела два матча в Москве, один из которых проиграла, другой свела к ничьей. А надо помнить, что венгры тогда имели основания считать себя лучшими в мире. Пушкаш, Кочиш, Божик, Хидегкутти, Грошич — все это были крупные звезды. И их тактика с выдвинутыми вперед инсайдами была оригинальной. Тем не менее с нашей командой они справиться не сумели (а она в тот год только объявлялась на свет). Венгерских мастеров это должно было озадачить. И загадка так и осталась на долгие годы, до сих пор. На фоне энергичной, скоростной, длинноманевренной игры нашей сборной технические изыски венгров становились напрасными, тщетными, им приходилось, того не желая, включаться в состязание по быстроте, выносливости, упорству, и они его не выдерживали —не та закалка, не то терпение. За редкими исключениями венгры чувствуют себя не в своей тарелке, играя с нашими командами, что со сборной, что с клубами.
