Памятное. Новые горизонты. Книга 1 - Громыко Андрей Андреевич (читать книги бесплатно .txt) 📗
Во-вторых, то, что он задал такой вопрос, все же не свидетельствовало о достаточно точном знании им реального положения и настроения избирателей, уже подвергшихся воздействию мощной волны пропаганды в пользу политики «большой дубинки», за которую еще в начале нынешнего века ратовал американский президент Теодор Рузвельт. С помощью этой «дубинки» правящий класс США собирался и теперь действовать в международных делах.
После этой беседы у меня, не скрою, осталось ощущение, что Уоллесу, видимо, становилось все труднее прощупывать биение пульса политической жизни США, а в опытных советниках он явно испытывал недостаток.
Где-то примерно в то же время Уоллес пригласил меня с женой провести несколько часов у него на даче, а точнее, в загородном доме, расположенном примерно в ста милях от Нью-Йорка. Мы прибыли туда. Это было довольно солидное хозяйство делового направления. Здесь выращивался на продажу молодняк крупного рогатого скота. Но главным в хозяйстве оказалось разведение кур, а на языке ресторанов – «цыплят». Давал объяснения сам хозяин:
– Цыплята – это основа моего бизнеса, все остальное – это так себе. Посмотрите, пожалуйста, на мое «дело». Это – птичники и их «население».
Мы увидели тысячи и тысячи кур. При осмотре можно было заметить, что к любому составляющему органическую часть этого бизнеса ритуалу, например чистке курятников, здесь относятся всерьез. И похоже, сам бывший вице-президент вовсе не чурался такой работы.
Во время разговора я поинтересовался:
– Доходно ли «куриное дело»?
В ответ Уоллес каких-либо цифр не назвал. Он произнес скороговоркой несколько слов, смысл которых лучше всего можно было бы передать так – «не ахти».
У нас осталось ощущение, что Уоллес не выбился в миллионеры, а возможно, и не очень-то к этому стремился. В «большой бизнес» он явно не был вхож.
Я вспоминаю об Уоллесе – как в политическом, так и в человеческом плане – с теплотой и добрым чувством.
Патриарх дипломатической службы
Безусловно, одним из столпов в администрации Рузвельта в довоенное и военное время являлся Государственный секретарь Кордэлл Хэлл, занимавший этот пост с 1933 по 1944 год. Авторитетный политический деятель, который пользовался уважением и доверием президента, – таким он запомнился и нам, советским людям, имевшим с ним дела.
При Хэлле были установлены дипломатические отношения между СССР и США. Этот факт сам по себе говорит о многом, и в частности о том, что американские руководители того времени, включая Хэлла, смогли перешагнуть через барьер узкоклассовых интересов, препятствовавший на протяжении шестнадцати лет признанию Вашингтоном первого в мире социалистического государства, и реалистически оценить абсурдность положения, в котором СССР игнорировался при решении вопросов мировой политики. В условиях, когда начинала усиливаться опасность новой войны, этот шаг нельзя оценить иначе, как понимание возрастающей роли Советского Союза в международных делах.
В вопросах советско-американских отношений Хэлл проводил линию Рузвельта. Правда, советское посольство не раз получало информацию из авторитетных источников о том, что, в отличие от президента, Государственный секретарь придерживается не столь последовательных взглядов на советско-американские отношения, считая, что не следует торопиться с их развитием. В какой-то степени это подтверждалось, особенно в практической деятельности Государственного департамента США. Но так как в годы войны чисто политическая сторона этих отношений уступала место факторам, непосредственно вытекающим из военных событий, то сдержанный подход того или иного деятеля в администрации Рузвельта к Советскому Союзу все же перевешивался общим, более трезвым настроем в американском руководстве.
Советские послы в США – А.А. Трояновский, К.А. Уманский, М.М. Литвинов, а затем и я – много раз встречались с Кордэллом Хэллом. Часто нас принимали его заместители, когда сам Государственный секретарь не мог этого сделать по состоянию здоровья. Учитывая общее количество этих встреч и интенсивность тогдашних связей между Москвой и Вашингтоном, можно сказать, что Хэлл в целом уделял большое внимание советско-американским отношениям.
Не могу припомнить ни одного случая, когда по той или иной причине беседа с Хэллом приняла бы крутой оборот. Он обладал тактом и умел держать себя в руках. Если при рассмотрении вопроса возникали трудности, расхождения, то Хэлл предпочитал скорее отложить его на время в сторону, оставить нерешенным, чем рассориться. Когда же он занимал по какому-нибудь вопросу отрицательную позицию, то стремился преподнести это с гибкостью, и в таких случаях в его голосе звучали бархатные нотки. Кстати, они совпадали и с естественным тембром голоса Хэлла.
Это, конечно, ничего не меняло по существу и вряд ли могло утешить собеседника, но помогало создать ту атмосферу расставания, которая не считалась бы напряженной.
Обращал на себя внимание и такой факт: вопросы, по которым имелось меньше всего шансов договориться, Хэлл обычно старался передать одному из своих заместителей для обсуждения с советским представителем.
Хэлла отличали основательные знания в области юриспруденции и конечно же прекрасное ориентирование в принципиальных вопросах внешней политики. Здесь у него был свой «конек» – отношения со странами Латинской Америки. С легкой руки Хэлла администрация Рузвельта провозгласила в тридцатых годах в качестве основы своего внешнеполитического курса в Западном полушарии политику «доброго соседа», которая означала отказ от наиболее грубых методов империалистического вмешательства и содействовала некоторому смягчению отношений США с латиноамериканскими странами. Разумеется, за этим не стояли какие-то альтруистические мотивы. Речь шла лишь о форме. Интересы же американского капитала, ставившего целью расширение своей политической и экономической экспансии в Латинской Америке, оставались прежними.
Хэлл не принадлежал к числу деятелей, которые, как сейчас принято говорить, работают на публику. Его редко видели на каких-либо общественных форумах. Выступать перед большой аудиторией он не любил и избегал таких речей, если они не носили официального характера и не вызывались необходимостью. Хэллу больше импонировали беседы в узком кругу с участием двух-трех человек с обеих сторон – преимущественно двусторонние встречи.
Говорил он тихо и в общем-то ораторским искусством не блистал. Иногда из-за этого даже складывалось впечатление, что Хэлл плохо себя чувствует. Медлительный в движениях и в разговоре, ходил он не торопясь, с видом человека, погруженного в размышления.
Мы продолжали контакты на протяжении пяти лет, вплоть до того, как Хэлл ушел в ноябре 1944 года в отставку с поста Государственного секретаря в связи с болезнью. Ему исполнилось тогда семьдесят три года. Он был седой, высокого роста, с сосредоточенным выражением лица. Во внешнем облике Хэлла присутствовало что-то от библейского Моисея, как его изображают художники. Таким запомнился мне этот крупный политический деятель, на протяжении многих лет руководитель американской дипломатии в администрации Рузвельта.
Первым заместителем Государственного секретаря США работал Сэмнер Уэлльс. Не являясь членом кабинета и уступая Государственному секретарю в правах и политическом весе, он тем не менее, по общему признанию хорошо знавших его людей, играл важную роль в деле руководства американской дипломатией военного времени. Уэлльс фактически являлся организатором всей практической работы дипломатического механизма США. Тем более что сам Хэлл часто недомогал.
Те, кто знал Уэлльса, отмечали его незаурядность, большие способности и богатую эрудицию.
По своему характеру, да и по образованию Уэлльс слыл, если можно так выразиться, человеком англосаксонской закваски. Эту свою особенность он не только не скрывал, но и старался демонстрировать. Когда к нему заходил иностранный дипломат, то, независимо от ранга гостя, он неторопливо вставал, проходил навстречу положенное, по его мнению, количество шагов, так же неторопливо протягивал руку и еще более неторопливо приглашал собеседника:
