Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1978-1984 - Стругацкие Аркадий и Борис
Звонила Бела, сообщила, что «Макмиллан», не дожидаясь рукописи ЖвМ, уже прислал бумагу о решении его издать.
Нынче привезли мне 50 экзов З-С № 9. С ними была диковинная история. Эти экзы должен был привезти Карл Левитин в первый же день нашего возвращения. Поздно вечером он позвонил мне и сообщил следующее. Он несся к нам на полном ходу по Садовому кольцу и вдруг, не доезжая посольства США, у него начисто отказали тормоза. На скорости в 60 км/час он вылетел на тротуар, повертелся среди людей, деревьев и стоящих машин и кое-как остановился. Характерно, что милиция у посольства не повела и усом. Он осмотрел машину и обнаружил, что вытекла вся тормозная жидкость. Вот так-то. Захлопнул дверцу и отправился переживать домой. Каков Карл!
Вот пока все наши дела. Жду твоего письма, дорогой.
Обнимаю, жму, твой всегда Арк.
Октябрьский номер «Невы» публикует статью Евгения Брандиса, анализирующую современную научную фантастику. Уделяется в ней место и АБС.
<…>
Психологизм, неотделимый от этики, пожалуй, главное, что сейчас доминирует. И это характерно в произведениях, решенных в философском ключе, ставящих достаточно трезво и осмотрительно глобальные проблемы экологии, допустимых пределов вмешательства в законы Природы, кризисных, но отнюдь не тупиковых ситуаций, возникающих на пути познающего Разума, для которого не существует преград. Одно из таких многозначных произведений — повесть братьев Стругацких «За миллиард лет до конца света» («Знание — сила», 1976, № 9–12, 1977, № 1). Писатели словно хотят сказать: «Есть проблемы трудные, сложные, даже опасные проблемы роста цивилизации. Надо честно, разумно и смело смотреть им в лицо, настраивая себя на их преодоление, а не сидеть сложа весла, дожидаясь, когда Природа отомстит за себя».
Остросоциальная повесть тех же авторов «Парень из преисподней» (сб. «Незримый мост») непосредственно примыкает к их предыдущим произведениям — «Попытка к бегству», «Трудно быть богом», «Обитаемый остров» и др., — изобличающим изуверство и мракобесие как тип мышления и как образ жизни. В данном случае авторы избирают труднейший прием сказовой речи: обличение отрицательного персонажа его же устами. Все события пропускаются сквозь призму извращенного сознания некого Гага с условной планеты Гиганда. Гагу, с его образом мышления, и темным силам, которые его породили и сделали таким, как он есть, противопоставлен землянин Корней с его безупречными нравственными принципами, сумевший внушить к себе уважение даже такому типу, как Гаг, хотя ему совершенно непонятны бескорыстные побуждения этого человека, который жертвует своим научным призванием и личным счастьем ради возрождения цивилизации на Гиганде, заведенной в тупик произволом ее правителей. Будущее Земли приоткрывается только небольшим уголком, и всё же за немногим видится многое — и новые человеческие взаимоотношения, и поразительный уровень науки и техники, и новые представления о моральном долге человечества в отношении отсталых планет. Авторы ничего не разжевывают, оставляя Гага на перепутье. В сложной политической обстановке наших дней, когда одновременно с борьбой за разрядку напряженности в ряде стран поднимает голову неофашизм, «Парень из преисподней» приобретает особую злободневность.
<…>
Дорогой Аркаша!
Не отвечал на твое письмо, потому что замотался, да и новостей у меня никаких нет. А сейчас вот простудился малость, зубы болят, так что сижу дома с распухшей мордой и пишу письма.
Очень любопытно, что там у тебя получится с Чаковским. Разумеется, это ужасно — получить от него такое письмо, но — черт его знает! — может, это и к лучшему? Может быть, с ними только так и можно: резко, принципиально, по-партийному, без всяких вуалей! Если нашу статью опубликуют без существенных купюр, значит, такой вот резкий метод годится. Ну, а если нет… Значит, нет.
Я тут занимаюсь только хозяйственными делами. Ребята помогают. Один бы я, конечно, ничего не сделал, а так почти всё уже сделано. Осталось только реализовать книги и вывезти мебель. Вот поправлюсь и доведу всё до конца. Наше собрание сочинений с посвящениями мамочке я придумал переправить тебе. Тогда у тебя высвободится куча экзов для ВААПа, для подарков и т. д. Но это — во благовремении.
Друзья меня не покидают, так что ты можешь быть за меня спокоен. А себя — береги! Умоляю, подсократись по части выпивки! Это очень вредно при стенокардии. Помни, что мы с тобой должны успеть написать еще не меньше пяти повестух. Не меньше! А уж потом — гори всё ясным пламенем: уйдем на пенсию и предадимся доступным порокам.
Обнимаю тебя, твой [подпись]
P. S. Леночке и Машке — поцелуи!
Борис беспокоится о здоровье брата не напрасно.
<…>
16 октября 1979
<…>
Сегодня звонил Аркадий Стругацкий. У него тоже умерла мама (за две недели до смерти моей мамы). Был пьян. Придет в субботу в 4 часа.
<…>
Дорогой Борик!
Письмо твое получил аж в прошлое воскресенье, а собрался ответить только сейчас. Правда и то, что существенных новостей не имеется.
1. Из ЛитГазеты ни гласа, ни воздыхания. После того, как от Чапчахова был курьер и забрал вставку с именами пострадавших, — всё, тишина. Это было 9-го. Теперь, если до 22-го ничего не последует, снова пишу Чаковскому.
2. Из ВААПа:
1) Договоры из ЧССР на отрывок ПXXIIВ и на ВНМ — два отдельных договора от разных издательств.
2) Договорное письмо из Венгрии на право телепостановки зМЛдКС, на 60 мин., по 70 форинтов за минуту.
3. Добиться в Детгизе переиздания ТББ не удалось: им категорически запретили переиздания. Существующий с ними безавансовый договор на сказку пролонгируется до ноября 80-го года.
4. Из МолГв тоже ничего. По слухам — сдано в набор. Иллюстрации мне так и не показали. Поистине, с ними чувствуешь себя, как дрессировщик крокодилов!
5. Лениво хлопочу по поводу поездки в Югославию в начале декабря на Международные встречи переводчиков («как один из лучших переводчиков японской л-ры на русский язык»). Тоже то еще болото — эти наши иностранные комиссии…
6. Занимаюсь рукописями «молодых». Неожиданно (и со стороны) получил две объемистые рукописи, поразившие меня высоким классом литературы и непривычным, нетрадиционным, насквозь психологическим подходом к теме. Характерно, это авторы — не писавшие раньше фантастики, т. е. не ушибленные «кризисом». Есть порох в пороховницах!
Вот, пожалуй, и всё, достойное упоминания.
Обнимаю, твой Арк. Привет Андрею и друзьям.
Дорогой Аркаша!
Получил твое письмо и отвечаю немедленно, хотя новостей у меня никаких нет.
Миша Ковальчук передал в Ленинград грамоту от Люндваля, и эта грамота была мне вручена в полуторжественной обстановке на заседании секции. Церемония эта, и без того достаточно унылая (ты знаешь мою неприязнь к церемониям), омрачалась для меня еще и мучительными размышлениями: где же то самое шведское издание ПнО, за которое я имею честь получать приз? Кстати, нет ли у тебя такового и нельзя ли таковое вышибить из Ковальчука или — при его посредстве — из Люндваля?
Помаленьку подбираю для тебя материалы для сборника. Тут всё осложнилось тем, что Брандис ведь тоже собирает сборник (в который должен, по идее, попасть наш ЖвМ) и поскольку он начал на полгода раньше, то успел уже подгрести под себя всё лучшее. Так что я сумею послать тебе только то, что похуже, либо вещи, Брандиса напугавшие, хотя и хорошие. Надеюсь выслать тебе бандероль на этой неделе — от трех до пяти рассказов общим объемом лист-два.
