Дом Ротшильдов. Мировые банкиры. 1849—1999 - Фергюсон Ниал (бесплатные версии книг .TXT) 📗
Через два года, когда Франция и Великобритания предъявили России ультиматум, требуя вывести войска из Дунайских княжеств, Джеймс, естественно, ожидал, что французское казначейство снова призовет его на помощь. 4 марта 1854 г. он сказал брату принца Альберта Эрнсту II, герцогу Саксен-Кобург-Готы, «что для войны с Россией в распоряжении есть любая сумма; он сразу же предоставит столько миллионов, сколько пожелают». Однако к тому времени в игру включился «Креди мобилье», и когда через три дня правительство объявило о намерении занять 250 млн франков, состязание между Ротшильдами и «Креди мобилье» казалось неизбежным. Позже Мирес утверждал, что кредит понадобился для того, чтобы убедить Бино и Наполеона III продавать облигации напрямую по открытой подписке; возможно, так оно и было. Однако он преувеличивал, уверяя, что этот и последовавший за ним военный заем 1855 г. на 500 млн франков «освободили французское правительство от тирании, несовместимой с достоинством династии, рожденной при всеобщем согласии». Дело в том, что к апрелю 1855 г., когда понадобилось еще 750 млн франков, новый министр финансов Пьер Мань вынужден был сообщить Наполеону, что внутренний рынок приближается к точке насыщения. В результате значительная доля займа 1855 г. была выпущена в Лондоне, и Наполеон предпочел прибегнуть к помощи традиционного тамошнего банка для французского правительства. Хотя «Креди мобилье» эмитировал значительную часть облигаций, Ротшильды снова оказались главными: в то время как Парижский дом разместил их на сумму около 60 млн франков, Лондонский дом получил подписки на общую сумму в 208,5 млн.
Роль Ротшильдов в помощи Банку Франции во время послевоенного денежного кризиса – частично ставшего последствием краткосрочных займов во время войны – еще раз подчеркнула доминирующее влияние Джеймса. В письме от апреля 1856 г. Джеймс не скрывал злорадства, описывая трудности режима: «Император крайне недоволен: он понял, что рождение принца и заключение мира не повысили общественного доверия; наоборот, поговаривают, что он вынужден был заключить мир из-за нехватки денег». В самом деле, денежный рынок настолько оскудел, что, если бы Джеймсу в то время нужно было поехать по делам в Брюссель, его заподозрили бы в том, что он увозит с собой все свои капиталы. Не в последний раз Джеймс тонко подтрунивал над финансовой зависимостью режима от него.
Другой противоборствующей стороной, которой Ротшильды ссужали деньги, была Турция. И здесь они столкнулись с конкуренцией, что вполне понятно: до тех пор Ротшильды еще не установили серьезных финансовых отношений с Портой (если не считать выплаты греческого долга). Первый турецкий военный заем 1854 г. получил «Гольдшмидт, Бишоффсхайм» (судя по всему, участие в займе принял также небольшой банк «Палмер, Маккиллоп и Дент», хотя Джеймс со свойственной ему подозрительностью намекал, что здесь не обошлось без «Креди мобилье»). Дело окончилось неудачей. Привлеченный описаниями турецких медных месторождений и, возможно, думая о Турции примерно так же, как Натан раньше думал об Испании, Джеймс решил захватить власть. В Орасе Ландау, которого послали в качестве агента Ротшильда в Константинополь незадолго до Крымской войны, он нашел способного переговорщика; в 1855 г., когда туркам понадобилось больше средств, Ротшильды немедленно предложили свои услуги.
В феврале 1855 г., в период временного затишья в военных действиях, Ландау начал искусно плести паутину, налаживая связи между султанским министром Фуадом-пашой и западными дипломатами. Он предложил новый заем, который на сей раз должны были гарантировать Франция и Великобритания. В то же время он, прибегнув к классической ротшильдовской тактике, удовлетворял насущные потребности правительства краткосрочными кредитами. В августе Ландау получил сообщение из Лондонского дома: партнеры договорились выделить Турции заем на 5 млн ф. ст. под англо-французские гарантии. Такой заем подразумевал более щедрые условия, чем были бы возможны в противном случае. Как только закончилась война, Альфонса отправили в Константинополь, чтобы он рассмотрел возможность открытия там отделения банка. Ротшильды снова столкнулись с конкуренцией со стороны мелкого английского банка (на сей раз банка Лэйардов). Однако в 1857 г. начался экономический кризис. Кроме того, Ротшильды поняли, что риски, сопряженные с турецкими финансами, выше, чем представлялось им вначале, что привело в последующие годы к отступлению из Константинополя [39]. Хотя Ландау по-прежнему соглашался на небольшие ссуды, мысль о том, что «национальный банк Турции [, возможно,] станет филиалом Дома Ротшильдов» (как писали в «Таймс» в 1857 г.), пришлось отложить в долгий ящик.
Австрия в годы Крымской войны не произвела ни единого выстрела. И все же ей тоже пришлось активно заниматься военными приготовлениями, пусть даже только для того, чтобы подкрепить более жесткое дипломатическое сообщение с Россией по вопросу о Дунайских княжествах. Из-за слабости финансовой и денежной системы Австрии после 1848–1849 гг. приготовления расшатали экономику примерно так же, как война расшатала экономику Франции (если не серьезнее). Как показывают таблицы 2 а и 2 б, война сильнее повлияла на австрийские государственные облигации («металлики»), чем на французские; а расходы Австрии, несмотря на политику невмешательства, лишь немного уступали французским. Таким был первый акт в «трагедии» финансовой слабости; этим во многом объясняются катастрофы, постигшие Австрию в десятилетие после 1857 г. Прошлые и настоящие военные расходы тяжким бременем легли на австрийский бюджет, причем расходы на оборону и обслуживание долга занимали 60–80 % от общей суммы. Хотя предпринимались попытки экономить, новые военные кризисы неизбежно сводили их на нет. Правительство повышало налоги и распродавало государственные активы. И все же приходилось занимать, чтобы свести концы с концами. Когда правительство брало краткосрочные ссуды в Национальном банке, обменный курс, отвязанный от серебра в 1848 г., полз вниз: в середине 1853 – середине 1854 г. гульден обрушился с 9 до 36 % ниже номинала. Когда правительство принимало решение о долгосрочных займах, приходилось выпускать государственные облигации, то есть обращаться к частным инвесторам. В 1848–1865 гг. общий фондированный государственный долг вырос с 1,1 до 2,5 млрд гульденов; среднегодовой прирост составлял около 80 млн, однако в середине 1850-х гг. наблюдались резкие скачки. Таким образом, постоянно убыточная фискальная и денежная политика ограничивала экономический рост; налоговая база переживала застой… Продолжалось движение вниз по спирали.
Можно ли было как-то исправить положение? В ноябре 1851 г. австрийский министр финансов Краусс написал Джеймсу письмо, «в котором много жаловался и требовал его совета, прося пролить хоть немного света на ситуацию». Когда Джеймс показал письмо Аппоньи, тот призвал Джеймса «не просто пролить немного света, а зажечь факел, как это умеете только вы, и попытаться избавить нас от всей нашей денежной макулатуры». Джеймс и его партнеры действительно попытались. Хотя после 1848 г. Ротшильды имели все основания закрыть Венский дом, Ансельм приступил к воссозданию того, что построил, а затем уничтожил его отец. Труд оказался неблагодарным, тем более что жена Ансельма наотрез отказывалась переезжать в Вену, город, который она очень не любила. Оставшись в одиночестве, Ансельм вначале решил пойти по следам отца: нанес визит вернувшемуся Меттерниху, публично сделал благотворительные взносы на дела, одобренные императором, – даже скрепя сердце поддержал австрийскую внешнюю политику. Но Ансельма преследовали воспоминания о падении его отца, и все его усилия, направленные на укрепление австрийских финансов, как кажется, разбивались о его же предчувствие неизбежного поражения. В декабре 1853 г., когда Ансельм навестил Меттерниха, настроение у него было безрадостным: «Финансовое положение Австрии, заявил он… неминуемо ведет к кризису, если мы не найдем верного способа его избежать… Ротшильд объявил, что он ожидал лучшего от герра Баумгартнера [сменившего Краусса на посту министра финансов], но Баумгартнер лишен чувства реальности и не способен справиться с возложенной на него задачей… На том этапе разговор был прерван визитом нунция. Ротшильд удалился; когда я провожал его до двери, он сказал мне: «Помяните мои слова, мы накануне кризиса; если не предпринять каких-нибудь мер, чтобы избежать его, кризис накроет нас еще до нового года!»
