Записки о России генерала Манштейна - Манштейн Христофор Герман (читать книги без .txt) 📗
2-го ноября бомба взорвала на воздух небольшой склад пороха, при чем убито три человека. В море показались семь галер и стали у берега под Очаковым, против неприятельского лагеря.
3-го числа осажденные кончили траверсы в большом рву и в крытом пути; сверх того они устроили линию сообщения от Преображенских ворот, также ретраншемент, начиная от Каланчи до моря, за который принялись 1-го и 2-го числа.
4-го числа, за два часа до рассвета, со стороны Измайловских ворот разразился сильный пушечный и ружейный огонь, и, как только рассвело, 6000 турок с яростью бросились штурмовать редуты, устроенные у моря; после часового сражения они овладели ретраншементом, захватили редуты и проникли до Каланчи. Но успех этот был непродолжителен. Штофельн отрядил из города тысячу человек, под командою бригадира Братке, которые и отбили турок со всех сторон; их выгнали из ретраншемента и из редут, и преследовали вплоть до их лагеря. Смятение в турецкой армии было общее; были между неприятелем такие, которые уже собирались бежать из лагеря; и только после того, что их офицеры убили нескольких трусов, им удалось обратить остальных к их долгу и воротить в лагерь. Этот штурм стоил неприятелю до 2000 человек. У осажденных оказались убитыми только 150 человек, и потеря была бы еще менее, если б тридцать человек сгоряча не вздумали, прогнав неприятеля, еще преследовать его, несмотря на запрещение офицеров. Как только турки несколько опомнились, они сейчас всех перебили. Большую услугу оказали в этом деле небольшие мортиры системы Когорн, метающие шестифунтовые гранаты.
5-го и 6-го числа неприятель усилил артиллерийский огонь, и засыпал город бомбами; но они не могли много вредить, потому что в городе почти не было домов, а весь гарнизон был размещен на стенах крепости, в крытом пути и в редутах.
8-го числа, за час до рассвета, неприятель взорвал мины, проведенные им против бастиона Левендаля; но как глубина их была незначительна, то они не нанесли вреда ни палисадам, ни стоявшим позади их войскам. Спустя полтора часа, турки произвели фальшивую атаку на редут, устроенный на высоте со стороны лимана, при содействии огня всей их артиллерии. После того внезапно повернули направо, к Измайловским воротам, и с этой стороны пошли на приступ со всею пехотою и пятью тысячами спагов [15], которые должны были спешиться. Атака произошла с такою яростью, что триста человек прорвались через палисад и проникли до Измайловских ворот. За ними несколько сот турок перешли через палисад, против Кристофельских ворот, и, продолжая атаку во рву, достигли до водяных ворот.
Однако гарнизон так стойко защищался, что неприятель скоро был отбит и преследуем до его собственного ретраншемента. Потеря их простиралась до 4000 человек. Много способствовал поражению турок взрыв двух мин, подожженных русскими во время штурма с большим успехом; они подорвали многих на воздух; другие, опасаясь той же участи, так струсили, что офицеры не могли помешать их отступлению и бегству. Во время штурма Штофельн командовал в стороне крытого пути, а бригадир Братке и полковник Ведель находились близ водяных ворот. Русские захватили много знамен и четыре бунчука, большое число лестниц, много фашин и разные орудия для копания земли: все это было доставлено в город.
Во время этой осады и особенно в последнем деле, пики чрезвычайно пригодились русским. Когда неприятель, овладев рвом, атаковывал водяные ворота, то полковники Ведель и ла Тур сделали вылазку из других ворот, пошли колонною на неприятеля, и люди их в этом случае действовали только пиками, как единственным орудием, которым можно было оборониться от турецких сабель.
Во весь день неприятель не сделал уже ни одного выстрела, и возобновил огонь своих батарей, усилив его, только 9-го числа. Среди дня турки нанесли в апроши лестницы и фашины для нового приступа; но спустя три часа по закате солнца, неприятель вдруг прекратил пальбу, а потом во многих местах его лагеря заметили огни. Часть гарнизона отряжена была туда, но здесь никого уже не застали, и с батарей исчезли пушки и мортиры.
На другое утро, 10-го числа, на рассвете выслан был более сильный отряд во избежание какой-либо неожиданной случайности и весьма скоро подтвердилось, что неприятель поспешно бежал, оставив на месте большое количество бомб, гранат и боевых снарядов, так как и фашины, лестницы и орудия для копания земли.
Несколько запорожских казаков, выезжавших из своей станицы почти под самые Вендоры, в тот же день прибыли в Очаков с известием, что неприятель в полдень переправился через речку Березовку, в 14 верстах, или около 4 французских лье, от Очакова.
11-го числа узнали, что он ушел уже за 10 лье. В тот же день гарнизон очистил ров и окрестности города от мертвых тел. После штурма 8-го ноября найдено 3000 неприятельских трупов. Вся осада стоила туркам более 20 тыс. войска, из которых половина умерла от болезни. Много способствовало смертности людей и неудаче предприятия позднее время года и беспрерывные дожди.
Когда турки были отбиты на последнем штурме, то 10 тыс. из них направилось обратно восвояси, невзирая на увещания, ни на строгости офицеров, которые некоторым даже отрубили головы: ничем нельзя было воротить их в лагерь, ни к их обязанностям. Оставшиеся громко роптали на то, что их напрасно ведут на гибель; что крепость, подобную Очакову, нельзя взять в позднее время года, особенно когда осажденные защищаются, как львы; что они шагу не сделают вперед, чтоб идти на приступ. Такие речи заставили сераскира снять осаду: он опасался лишиться всего своего войска и многочисленной артиллерии, если бы он стал упорствовать и оставаться еще несколько дней.
Потеря гарнизона превышала две тысячи человек, половину того числа, которое он составлял в день обложения крепости; он был увеличен 800 человек, приведенными Веделем из Кинбурна, а в день снятия неприятелем осады в городе не насчитывали двух тысяч здоровых людей.
С первого дня осады до снятия ее, весь гарнизон был размещен на стенах, в крытом пути и в редутах, где он оставался бессменно день и ночь, и едва доставало людей для занятия всех постов. Подобные труды, по необходимости, порождали болезни, а так как сверх того многого недоставало в крепости для обыкновенного продовольствия, то люди наконец были до того изнурены, что едва держались на ногах; несмотря на все это, они превосходно исполняли свои обязанности, не ропща, и во все время осады Очакова оказались только два дезертира.
Фельдмаршал Миних весьма беспокоился во все время осады, правда, он принял все зависящие от него меры предосторожности для отражения неприятеля, но на успех надеяться он не мог, зная жалкое положение гарнизона. Как скоро он узнал, что крепость обложена, он распорядился подать туда помощь. Генерал-поручику Леонтьеву было поручено идти с корпусом в десять тысяч человек; кроме того, несколько полков посажены на суда для отплытия вниз по Днепру; последние перевалили уже через пороги, как пришло известие, что турки удалились. Радость о том была тем живее, чем менее того ожидали.
Императрица осталась весьма довольна образом действия генерала Штофельна. Она не удовольствовалась производством его в генерал-поручики, а бригадира Братке в генерал-майоры. Первому она пожаловала еще значительные поместья в Украйне, а всему гарнизону выдано в награду жалованье за несколько месяцев.
Стоявший под Очаковым флот, в котором считалось до 100 парусов, большею частью двойные шлюпки, также немало способствовал к снятию осады; он не только не допустил турков блокировать крепость с моря, но и поддерживал огонь осажденных. Турецкий командир флота был обезглавлен за то, что он, в противность приказанию атаковать и разбить русский флот, не сделал этого.
Я сомневаюсь, чтобы на свете было другое войско, которое, подобно русскому, в состоянии было бы, или решилось бы терпеливо выносить такие же непомерные труды, какие перенесены русскими в Очакове. Это усиливает во мне давнишнее убеждение, что русские способны все выполнить и все предпринять, когда у них хорошие руководители. Но им нужно большое число иностранных офицеров, так как солдаты больше доверяют им, нежели собственным своим.
