Резидент свидетельствует - Синицын Елисей (книги онлайн без регистрации полностью .TXT) 📗
— По поручению министерства, — сказал Александр Иванович, — полиция провела допросы Вольвебера по существу обвинения его в диверсионной деятельности, где Вольвебер заявил, что это провокация гестапо за то, что он в Германии проводил антифашистскую деятельность. Там же, на допросе, Вольвебер заявил о своем советском гражданстве и потребовал передачи его Советскому Союзу.
— В связи с этим, — сказал Александр Иванович, — министерство иностранных дел Швеции поручило мне через вас довести до сведения Наркоминдела СССР весь этот инцидент с Вольвебером и либо подтвердить факт его гражданства СССР, либо опровергнуть.
— А как вы лично воспринимаете заявление Вольвебера о его советском гражданстве? — спросил я.
Подумав немного, он сказал, что на откровенный вопрос ответит откровенно: война немцев принесла много жертв русским, и он против того, чтобы появилась еще одна жертва.
Поблагодарив его за столь важный для меня ответ, я сказал, что как консул официально прошу министерство иностранных дел Швеции разрешить мне встретиться с Вольвебером, чтобы выяснить вопрос о его советском гражданстве, а кроме того прошу шведские карательные органы не передавать до этого гражданина Вольвебера немцам, а наоборот, принять меры его безопасности в тюрьме.
Выслушав меня, Александр Иванович благожелательно сказал, что о моих просьбах он доложит министру.
На следующий день мне позвонили из стокгольмской полиции и сообщили, что завтра они повезут меня в тюрьму для встречи в течение 20 минут с арестованным Вольвебером.
В тюрьму прибыл в сопровождении полицейского. Меня сразу провели к арестованному. Когда я вошел в камеру, Вольвебер просматривал газеты. Камера была рассчитана на два человека, но в ней находился один арестованный. Должен сказать, что она была обставлена с некоторым комфортом: маленький столик у кровати, пружинная кровать с матрацем, хорошее освещение. В камере чисто.
Встретил меня Вольвебер с холодным интересом, пока я не сказал ему, что я консул советского посольства, и показал советский дипломатический паспорт. Как он обрадовался моему приходу, трудно передать. Он плакал от радости, восклицая: «Я спасен! Я спасен!» Прошло несколько минут, он успокоился и, когда пришел в себя, заговорил на довольно чистом русском языке. Волнуясь, он переходил на немецкий.
Он громко и торжественно заявил, что с давних пор является гражданином Советского Союза. За антифашистскую деятельность нацистский суд Германии приговорил его к смертной казни. Взяв в руки газету и повертывая ее, он быстро написал: «Красная капелла».
Затем, продолжая водить рукой по газете, он сделал вид, что читает мне некоторые строки из нее.
Когда я кивнул головой, подтвердив, что заметил написанное им, Вольвебер попросил меня сообщить о нем в Москву, запросить его паспорт.
Должен сказать, что как только Вольвебер написал эти слова, я вспомнил, что в прошлые годы в Германии с такими позывными работали антифашисты.
Из тюрьмы я сразу поехал к Коллонтай и сказал ей, что мне надо срочно сообщить в НКВД о случившемся с Вольвебером.
Коллонтай задумалась и затем спросила:
— Что совершил Вольвебер такого, что немцы упорно добиваются его выдачи для расправы?
Я рассказал Александре Михайловне эту довольно давнюю историю. Когда Германия в 1936 году вступила в войну на стороне генерала Франко в Испании, все прогрессивные силы мира выступили против немецкого фашизма, посылавшего в Испанию оружие. Антифашистские силы в самой Германии создали группу по срыву поставок оружия для Франко. В эту группу были включены специалисты по изготовлению электромагнитных мин и установщики этих мин на кораблях, перевозивших оружие. Возглавил эту группу опытный моряк Вольвебер. Когда в 1936 году эта группа приступила к действию, то каждый пятый корабль, следовавший из Германии в Испанию, вдруг в открытом море, далеко от берегов, взрывался, а моряки спасались на шлюпках. Так продолжалось около двух лет, и немцы никак не могли выяснить причину гибели пароходов.
Когда гестапо случайно удалось напасть на лабораторию по изготовлению таких мин, Вольвебер и большинство его группы успели бежать в Норвегию. Из Норвегии, оккупированной немцами, Вольвебер нелегально перебрался в Швецию, где его и арестовали. Такова суть этого дела…
Я составил телеграмму в адрес руководства НКВД с изложением сути проблемы и попросил срочно выслать советский паспорт на имя Вольвебера. Я просил также дать указания Наркоминдела Коллонтай, чтобы она посетила министра иностранных дел и потребовала передачи Вольвебера Советскому Союзу. Телеграмму послал «молнией».
В Стокгольме события развивались своим чередом. Вернувшись от министра иностранных дел, Коллонтай пригласила меня к себе и рассказала, что, по словам министра, если Советский Союз не представит доказательств, что Вольвебер является гражданином СССР, шведское правительство будет вынуждено передать его немцам.
— Вольвебер, — сказала Коллонтай министру, — является советским гражданином, и через несколько дней я представлю юридическое доказательство, сделав при этом официальное заявление шведскому правительству.
Мне же Коллонтай сказала:
— После Сталинграда шведы стали много сговорчивее, и они отдадут нам Вольвебера.
День спустя получил срочную телеграмму из НКВД.
В ней говорилось, что Вольвебер известен, его паспорт советского гражданина первым самолетом будет мне переслан. Эту весть тут же сообщил Коллонтай и как на крыльях помчался в МИД.
Через день, за три часа до взлета самолета, в советское посольство прибыли два полицейских, которые вместе со мной отправились в тюрьму. Там на Вольвебера надели наручники и доставили его к трапу самолета. Наручники были сняты, когда он вступил в самолет. Через 20 минут машина взлетела, взяв курс на восток.
Завершилась эта история тем, что по прибытии в Москву Вольвебер стал одним из руководителей антифашистского фронта и до конца войны работал среди немецких военнопленных. Уехал он в Германию сразу после образования ГДР.
Когда несколько лет спустя я, волею судьбы, был направлен в Берлин резидентом для ведения разведки в Федеративной Республике Германии (ФРГ), то в лице министра ГДР Вольвебера встретил доброго товарища и друга.
Через две недели Коллонтай позвала меня для продолжения беседы, начатой во время первой встречи.
Воспользовавшись добрым отношением к себе со стороны Коллонтай, я попросил ее рассказать, почему дипломаты посольства жалуются, что им трудно проникать в высшие сферы шведского общества, чтобы устанавливать там полезные связи.
— В чем корни этого явления? — спросил я.
— Начну с того, — ответила Александра Михайловна, — что вы первый, кто обращается ко мне за советом по такому важному вопросу деятельности дипломатического корпуса. В двух словах ответить на него трудно.
В процессе завязывания связей возникают ситуации объективные и субъективные. В первые годы моего пребывания в Швеции был сильно распространен антисоветизм, и встреча советского человека со шведом была весьма затруднительна.
Далее она поведала, что когда начинала завязывать связи, то немногие отваживались приходить в советское посольство. Представители политической и буржуазной элиты вообще избегали контактов с советскими людьми. Требовались большие усилия, чтобы преодолеть их антипатию к Советскому Союзу. Правда, было одно исключение, когда швед охотно приходил в посольство. Это тогда, когда с нашей стороны ему предлагалась выгодная сделка. Шведы любят торговать и охотно торгуют продуктами своего труда. Каждый швед — коммерсант. Их девиз в жизни — накопительство. Поэтому Швеция была одной из первых стран, которая вступила в торговые отношения с Советской Россией.
Коллонтай напомнила мне историю, как в тяжелые годы гражданской войны в России именно шведы поставили «тысячу паровозов для Ленина».
— Однако, — сказала Коллонтай, — названные трудности вовсе не означают, что в высшие сферы невозможно проникнуть. Можно, но для этого дипломат должен быть хорошо подготовлен в области государства и права, быть способным экономистом и обязательно знать шведский язык. Без этих качеств дипломату в Швеции делать нечего. По себе могу сказать, что пока не освоила шведский язык, со своими немецким, английским и французским было очень трудно устанавливать связи.