Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями) - Бернс Джеймс Макгрегор (прочитать книгу txt) 📗
Он говорил, что вторжение гитлеровских войск в Россию не более чем прелюдия к нападению на саму Англию.
Такова была энергичная риторика; но в первые дни после нападения нацистов на СССР отношения между будущими создателями ООН отличались взаимными подозрениями и почти полным бездействием. Весной между Лондоном и Москвой контактов почти не было. Сталин и Молотов подчеркнуто соблюдали дистанцию в отношениях с британским послом сэром Стаффордом Крипсом. Черчилль и Иден сомневались, что советский посол Иван Майский пользуется доверием у своих руководителей. В Кремле еще тлела неприязнь к Англии из-за ее отказа признать его договор с Гитлером, отдавший под власть Советов Прибалтийские государства. Некоторые русские еще сомневались, не является ли нападение нацистов следствием подстрекательства Черчилля. По их мнению, он хотел этого и не это ли было целью перелета Рудольфа Гесса в Англию? Москва зловеще хранила молчание и после обращения Черчилля.
В Лондоне опасались, что Красная армия продержится не более нескольких недель. Последует ли за этим капитуляция или Россия присоединится к Гитлеру в войне против Англии? Сотне немецких дивизий, устремившихся на восток, не дано преодолеть годы взаимных подозрений и вражды.
Вашингтон вел себя еще более сдержанно, чем Лондон, по отношению к Советам. Несколько недель Халл и Веллес вели переговоры с русским послом Константином Уманским по сравнительно малозначащим вопросам. Они находили, что посол капризен и упрям. Всего за неделю до вторжения нацистов Государственный департамент сформировал позицию воздержания от контактов с Москвой: крайне сдержанное отношение к инициативам России; уступки допускаются только на основе принципа «услуга за услугу»; предполагалось дать понять Москве, что улучшение отношений между двумя странами более важно для нее, чем для Вашингтона. Многие американские военные, как и английские, сомневались в способности русских остановить вермахт.
Отношение Рузвельта к Москве сложнее, чем у его подчиненных. С тех обнадеживающих дней в конце 1933 года, когда он признал большевистское правительство, политика Советов часто разочаровывала президента. Он явно недолюбливал Уманского и воздерживался от контактов с ним насколько возможно. Не питал иллюзий в отношении диктаторской природы советского режима, его секретности, жестокости, стремления к территориальной экспансии или подчинению других стран. С другой стороны, он более оптимистично расценивал способность русских сопротивляться, отчасти благодаря эмоциональным отчетам бывшего американского посла в СССР Джозефа Е. Дэвиса, ныне проживавшего в Висконсине. Президент был уверен в собственном умении поладить с любым антигитлеровским правительством. Питал смутную надежду на готовность Советов в долговременной перспективе установить добрососедские отношения с западными демократиями. Кроме того, президент опасался коммунистической экспансии гораздо меньше, чем фашистской агрессии, и потому хотел ободрить защитников России хотя бы словами.
Рузвельт одобрил невнятную декларацию Государственного департамента: при всем негативном отношении к фашизму и коммунизму фашизм следует считать более опасным, причем настолько, что любая помощь антигитлеровским силам независимо от их природы отвечает интересам безопасности США. Он говорил журналистам: «...мы собираемся, конечно, предоставить России помощь», но уклонился от указания сроков и способов ее оказания. Кроме того, Англия сохраняла приоритет в поставках американского военного снаряжения. Когда Фултон Урслер из газеты «Либерти» прислал ему черновик передовицы с откликом на нападение нацистов на СССР, озаглавленной «К черту коммунизм» и содержащей резкие нападки на советский режим, Рузвельт ответил: «Если бы я сидел за вашим письменным столом, то написал бы передовую статью, осуждающую в одинаковой мере как русскую, так и германскую форму диктатуры. Но в то же время я дал бы ясно понять, что в настоящее время непосредственная угроза безопасности США исходит от гитлеровских армий...»
Таким образом, первая реакция Рузвельта на беду России носила сочувственный, корректный и сдержанный характер. Разумеется, он не обратился сразу со страстным призывом к формированию великой коалиции против фашизма или даже к оказанию всеобъемлющей помощи России.
Правда, некоторые шаги он предпринял немедленно, отчасти в качестве пробных шаров. Рузвельт разморозил 40 миллионов долларов советских фондов в Соединенных Штатах, но дал ясно понять в прессе, что оказание эффективной американской помощи России возможно лишь в случае длительного сопротивления СССР фашистской агрессии, — во всяком случае, он не имеет представления о текущих нуждах русских. Другой его шаг оказался более эффективным именно из-за отсутствия позитивного действия. Он воздержался от применения Закона о нейтралитете против России и тем самым гарантировал, что Владивосток останется открытым портом для американских судов. В противном случае он уступил бы лидерство в этом вопросе Черчиллю.
Как ни парадоксально, но в период времени, имевший для будущего величайшее историческое значение, агрессия нацистов против России способствовала дальнейшему сплочению Вашингтона и Лондона в следовании стратегии «приоритет Атлантики». Предостерегая, что поход Гитлера против России не более чем прелюдия его нападения на Англию, Черчилль давал повод для требований более существенной помощи от США. В Вашингтоне также звучало меньше призывов к Рузвельту оказывать помощь России, чем требований активизировать военные операции в Атлантике. Через тридцать часов после сообщения о вторжении нацистов в Россию Стимсон писал Рузвельту, что он почти ничем не занимается из-за размышлений о «представившемся благодаря провидению случае» для резкой активизации англо-американских военно-морских операций в Атлантике. Нокс убеждал президента, что Гитлеру потребуется от шести недель до двух месяцев, чтобы расправиться с Россией, и это время не должно пройти без нанесения нацистам «мощного удара — и чем скорее, тем лучше». Через сорок восемь часов после нашествия на Россию адмирал Старк докладывал Верховному главнокомандующему, что готов немедленно воспользоваться благоприятным политическим моментом для начала открытого боевого сопровождения грузовых судов. Нокс публично заявлял, что страна получила «Богом данный шанс», для того чтобы «обезопасить путь через Атлантику». Он, очевидно, считал, подобно Стимсону, что Бог настроен против русских, — возможно, потому, что красные его не признают.
На короткое время президент поддался общему настроению. Он санкционировал эскорт боевыми кораблями американских коммерческих судов, «включая любые иностранные суда, которые могут присоединиться к таким конвоям» к западу от Исландии. Это самое основное. Эскорт неизбежно охватит и английские суда, которые станут искать защиты, присоединяясь к американским конвоям под защитой боевых кораблей. Затем президент сделал шаг назад. Распоряжения о начале эскорта от 25 июля не предусматривали защиту иностранных судов.
Нокса и других представителей военной партии снова постигло разочарование. Почему шеф не примет прямо и открыто единственно логичное решение — о защите всех дружественных судов в Западной Атлантике? У шефа свои резоны. Его тревожили как выпады оппозиции в конгрессе, так и обстановка на Дальнем Востоке. Однако более всего он ожидал событий, которые подготовят страну к полномасштабному подключению к войне в Атлантике. Некоторые события мог создать сам президент, и самое значительное из них — оккупация Исландии.
Долго готовившаяся акция была сопряжена с рядом сложностей. Англичане захватили Исландию — этот, по оценке Черчилля, пистолет, нацеленный на Англию, США и Канаду, — после того как Германия оккупировала в 1940 году Данию, с которой Исландия состояла в унии. Английские и американские военные согласились в начале 1941 года, что в случае войны США защищают остров. Позднее Черчилль, опасавшийся нападения нацистов, выразил надежду, что Исландию возьмет под свой контроль Рузвельт, частично для высвобождения сил англичан, но главным образом для ускорения совместных операций ВМС двух стран по защите путей снабжения в Северной Атлантике. Президент должен действовать по приглашению премьер-министра Исландии, но этот джентльмен соглашался принять защиту США при условии, что его просьба к Вашингтону не поставит в неловкое положение правительство в Копенгагене, опекавшееся нацистами. Рузвельт терпеливо лавировал между приглашением и согласием на защиту острова. Седьмого июля он объявил, что американские корабли прибыли в Исландию в качестве подкрепления британскому флоту с последующим его замещением.
