Ржевская мясорубка. Время отваги. Задача — выжить! - Горбачевский Борис (электронные книги без регистрации .txt) 📗
Победа! Ржев — наш!!! Молва о сверхгерое-спасителе обрастает легендами. Доходит она и до высокого начальства. Затребовал Высокий Чин русского чудо-богатыря пред свои очи.
Вышел Шурка — в казацкой папахе, с отцовой шашкой в посеребренных ножнах, вскочил на своего серой масти коня и помчался, обгоняя ветер, на встречу с Высоким Начальством.
— Откуда ты взялся, витязь? — спрашивает Шурку Высокий Чин о четырех звездах на погоне. — Какую желаешь самую высокую награду?
А Шурка — это как же обнаглел парень! — сплюнул, отматерился и заявляет:
— Взмолились реки, взмолилась Русская земля, залитая солдатской кровью, и повелел мне Всевышний прекратить ваши генеральские безобразия. Как вы воюете — враз изведете весь народ христианский!
Разгневалось Высокое Начальство, затопало хромовыми сапогами:
— Схватить неуставника! Связать непокорного! Расстрелять, чтоб другим геройствовать неповадно было!
Да не на того напали!
Поперву окружили Шурку солдаты-автоматчики да, рассмотрев своего — казака-удальца, тотчас побросали оружие, кричат:
— Не станем стрелять в своего спасителя — святого героя-легенду!
А Шурка, выхватив отцову шашку из ножен, вмиг порубил поганые начальственные головы.
Скандал! Такого Красная Армия не знала со дня своего рождения!
Тут прибыли охочие на расправу особисты. Эти враз повязали героя! И посадили во фронтовую тюрьму — глубокую-глубокую яму! Да забыли нечестивые про его коня. Тот, почуяв беду, примчался и разогнал-раскидал всех обидчиков. Вскочил Шурка-казак на своего серого и поскакал вдаль — за облака…
Очнулся я среди ночи. Мучительно долго выбирался из сна. Наконец вскочил. Думал, что с койки. На самом деле давно уже валялся на полу, весь взлохмаченный, мокрый, с тяжелой головой. Еле-еле опять взобрался на койку, глядел в темноту и звал, призывал Шурку — он же только что был тут, рядом!..
Вместо Шурки подковылял к моей койке сосед и дрожащей рукой протянул кружку с водой:
— Выпей, солдат, водички, полегчает. Так громко стонал, звал какого-то Шурку — верно, друга поминал. Пройдет время, и нас с тобой станут поминать. И на том — большое спасибо. Окаянная война, окаянный немец.
Проснувшись утром, долго не мог сообразить, где я и что со мной. Завтрак все не везли. Не дождавшись, я ушел в лес, к раненым.
А на операционной на поляне в тот день произошло настоящее чудо. Сотворили его два доктора и два минера.
Обычно в прибывающие повозки бывало набито столько раненых, сколько поместится. Вдруг привезли только одного. Осторожно переложили на носилки и опустили на землю. На поляне его уже ждали. Видно, особый случай. Собрался персонал: начальник госпиталя, еще один врач и почему-то минеры со всем снаряжением. Стало ясно: случилось что-то необычное. Суетились медсестры, санитары.
Чего только не бывает на войне! В солдата сзади, ниже пояса, врезалась маленькая мина, выпущенная из ротного миномета. Пробив одежду, она придавила бойцу все внутренности и, обессиленная, застряла в теле, наружу торчал только стабилизатор. По счастью, почему-то не сработал взрыватель, но раненому не позавидуешь, неожиданный получил «подарок».
Солдат лежал на животе, молча переносил страх и боль, лицо его покрылось испариной и почернело от сердечных мук. Страшась шевельнуться, он напрягался струной, дрожь судорогой пробегала по его телу. Волновались все: взрыватель мог сработать в любую минуту, тогда все взлетят на воздух, всех разорвет на клочки — и солдата, и его спасителей.
Из всех операционных вывели врачей и медсестер. Вокруг поляны выставили оцепление, никого и близко не подпускали. Начальник медсанбата, опытный военный хирург — выпускник Ленинградской военно-медицинской академии, посоветовавшись с минерами, сам принялся за уникальную операцию. Ему помогали минеры и молодой врач-доброволец.
Весь медсанбат буквально замер. Взоры медиков и раненых (солдатский телеграф уже разнес новость) были устремлены в сторону операционной. Операция продолжалась примерно час. Ко всеобщей радости, закончилась она удачно. Минеры мигом лишили мину взрывателя. Врачи тоже как следует справились с не менее сложной задачей: извлекли из тела мину — это маленькое чудовище — и остановили кровь. Вокруг облегченно вздохнули, кто-то даже крикнул «ура», все рукоплескали врачам и минерам.
Об этой удивительной истории вскоре написала дивизионка, автор поведал и о дальнейшей судьбе солдата: его отправили в полевой госпиталь, так как мина, не повредив внутренних органов, занесла сильную инфекцию.
Когда напряжение спало и все принялись за обычные дела, я случайно обратил внимание на двух раненых командиров, лежавших на носилках поодаль от остальных. В одном из них я сразу узнал Сабита Халикова, бросился к нему:
— Сабит! Вот так встреча! Что с тобой?!
— Обычная для комсорга история, — сказал он тихо. — Комиссар приказал поднять бойцов в атаку, а пулеметы головы не дают поднять, вот и не добрался, раздробило осколком бедро. — Показав глазами на мою забинтованную шею, спросил: — Как ты, сильно задело?
— Ерунда, — бодро сказал я. — Осколок, царапнуло. Надеюсь, скоро в полк. Как я рад встрече! Чем я могу помочь?
Сабит прикрыл глаза, то ли от боли, то ли задумался. Лицо его, небритое, уставшее от боли, потемнело, я непрерывно смачивал ему лоб и понемногу поил холодной водой.
И вдруг он быстро-быстро заговорил, вероятно, опасаясь, что подойдут санитары, заберут, и он не успеет сказать всего:
— Ты мне очень поможешь, если выслушаешь меня внимательно.
Я кивнул.
— Ты помнишь, как мы расстались. Так вот, твой перевод в батарею — дело парторга полка. Сволочь, антисемит! Потребовал отправить тебя в строй, обвинил меня, мол, пригрел тебя в политчасти: «Пусть твой еврейчик повоюет». Я давно хотел рассказать тебе об этом мерзавце, случая не было.
— Так и сказал? — покраснев, переспросил я.
Закрались сомнения, вспомнил подобные высказывания комиссара батареи. Но это все-таки мелкая сошка. А чтобы парторг полка! Как он посмел? Когда подобным образом затрагивали мою национальность, это унижало и я сильно краснел, хотя краснеть следовало бы не мне.
— Да, так и сказал. Я, как ты знаешь, закончил Казанский университет, у нас еще сохранялись ленинские традиции, и таких типов, как этот, мы старались держать подальше от работы с людьми. Борис, встретимся ли еще? Я свое отвоевал — после операции, наверно, отправят в тыловой госпиталь, поэтому давай поговорим начистоту, по-товарищески, если хочешь — как отец с сыном, я же старше почти на десять лет да и фронта хлебнул под завязку. Вот тебе мой совет: не торопись на передовую. Что, не ожидал услышать такое? Привыкай!
Все внутри оборвалось! О чем он говорит?! С каким-то смешанным чувством воспринял я сказанное. А он продолжал:
— Вижу, мои слова не пришлись тебе по душе. Может быть, обидели. Ты честный парень, но наивности в тебе многовато. Не представляешь, как это комсорг полка, коммунист — и советует не спешить в бой. Вот и пошевели мозгами. Как мы воюем?! Комдив орет в трубку командиру полка: «Не возьмешь деревню — расстреляю!» — и добавляет к угрозе порцию мата. За ним комполка: приказ плюс своя порция нецензурщины. И так все — от командарма до ротного да с помощью комиссаров, гонят солдат в мясорубку. А результат?! Сколько побитых! Ты же сам видишь — везут и везут. А сколько лежать осталось! Бумаги не хватит на похоронки. Это же надо — по десять атак в сутки! Гонят и гонят! Ведь не баба гусей на речку — людей на пулеметы! Да был бы толк! Ох, злой я стал, Борис. А главное, на себя! Звал молодежь умирать за благородные цели! Сам был готов за них лечь! А какое же это благородство, скажи, если командир, комиссар отдают приказ: «Любой ценой!»? Значит — за счет солдата! Не подготовив его, не вооружив как следует! Безумие это! Второй год воюем на солдатских костях.
Я молчал, ошалев от жестких неожиданных слов Сабита.
