Четвертая высота - Ильина Елена Яковлевна (читать хорошую книгу txt) 📗
НАДЯ СНОВА МЕНЯЕТ РЕШЕНИЕ
— Гулька, знова до тебя листоноша! Держи лист, — сказала Фрося, когда Гуля вернулась домой.
И она протянула Гуле маленький, туго набитый конверт. На нём кривым, совсем детским почерком было написано: «Гуле лично».
Письмо было от Нади.
«Дорогая Гуля, — писала она, — не подумай, что я сошла с ума или у меня температура 40. Я решила экзаменов не держать и остаться на второй год».
Гуля усмехнулась: «Решила»… Ну и Надька! Можно подумать, что все только и ждут её решения!» И Гуля стала читать дальше:
«Впрочем, ещё не совсем решила. Я раньше хочу посоветоваться с тобой. Ведь ты моя единственная подруга, и, кроме тебя, у меня никого, никого нет. С бабушкой я об этом говорить не могу. Да и вообще я с ней четвёртый день не разговариваю. Она, конечно, подумает, что я просто лентяйка и не хочу заниматься летом. У нас с ней и так было слишком много разговоров из-за моих несчастных экзаменов. А уж сказать ей, что я сама, по своей воле решила остаться, об этом и думать нечего. Воображаю, какой ералаш поднимется у нас в доме!!! Лучше сказать об этом осенью, когда уже будет поздно…
Я здесь всё время скучаю. На даче тут очень плохо. Местность ужасная. Не знаю, что дачники находят хорошего в здешнем лесу и в речке. Ничего в них особенного нет. Погода, правда, чудная, но жара невыносимая. Только по вечерам ещё ничего, когда на небе звёзды и кругом мёртвая тишина. Знаешь, Гуля, от скуки я даже начала писать стихи — рифма у меня получается. Прочти и напиши своё мнение.
Посвящается Гуле К.
(эту строчку я взяла из Лермонтова, но дальше всё своё)
Это правда, Гуля. Я здесь действительно совсем одна (если не считать, конечно, бабушки). Тоска ужасная. Знакомых ни души. Вокруг какие-то дачники с маленькими ребятишками. Даже новое платье надеть некуда. Папа приезжает только по выходным дням. А бабушка беспокоится только об одном: о питании. Как будто на свете нет никаких умственных интересов. Делать здесь, на даче, решительно нечего.
Если бы не кофточка, которую я тут начала себе вязать, я умерла бы со скуки. (Это будет совершенно заграничный джемпер! Треугольник красный, треугольник синий, а рукава красные, с синими обшлагами. Очень здорово получается! Когда мне надоедает вязать, я подсовываю джемпер бабке. Она немного ворчит, но вяжет.)
Знаешь, Гуля, я думаю, что остаться на второй год в девятом классе вообще имеет смысл, так как экзаменов мне всё равно не выдержать. Кроме того, мне будет легче учиться и останется время для чтения. Прочту всех классиков и что-нибудь научное. Напиши мне про свою жизнь. Счастливая, я слышала, ты с вышек прыгаешь, рекорды берёшь, — не то что я, несчастная, должна киснуть на этой даче.
У нас тут очень много цветов. Они чудно пахнут по вечерам, если бы только не комары…
Жду ответа, как соловей лета… Целую тебя крепко.
Прочитав письмо, Гуля расхохоталась.
«Ну и Надька! — подумала она. — „Остаться на второй год вообще имеет смысл“. И пусть остаётся на здоровье. Надо Мирре показать письмо — вот уж будет смеху!»
Гуля позвонила Мирре по телефону:
— Приходи, пожалуйста. Срочное дело.
И не прошло получаса, как Мирра явилась.
Усадив её на диван, Гуля дала ей Надино письмо.
Мирра поднесла листок к самым глазам. Сначала она читала молча, серьёзно, слегка нахмурив брови, и вдруг повалилась на диван, захлёбываясь от смеха.
— Знаешь что? — сказала она, вытирая слёзы. — По-моему, умнее твоей Нади никого и на свете нет! Конечно, ей прямой смысл остаться на второй год в девятом, если не может перейти в десятый. Ну, что ты ей ответишь? Ведь она ждёт ответа, как соловей лета.
— Так и отвечу: «Не томи свою душеньку — опущайся на дно! Если не можешь перейти, так оставайся».
— А про стихи что напишешь?
— Посоветую читать классиков и знать, у кого воруешь стихи. А то стащила строку у Пушкина, а говорит — у Лермонтова!..
Гуля увидела Надю только осенью, когда уже начались занятия. Они встретились в школьном коридоре на большой перемене. Надя благоразумно осталась на второй год, и учились они теперь в разных классах.
— Королёва, — сухо сказала она Гуле, — мне надо с тобой поговорить… Наедине!
— Ну, давай пройдём к окошку, — предложила Гуля. — Вот и будет наедине.
Они сели на подоконник. Надя молчала.
— Ну? — спросила Гуля.
— Неужели ты сама не понимаешь?.. — сказала Надя.
— Пока что нет.
— В таком случае, нам больше не о чем говорить! — произнесла Надя раздельно и отвернулась в сторону.
— Да перестань ты, Надька, комедию разыгрывать! Хочешь что-нибудь сказать, так и говори.
Надя резко повернулась к Гуле.
— Без комедий? Ладно! Ты не умеешь быть настоящим другом. Я никогда, никогда не думала, что наша дружба может так окончиться. Скажите пожалуйста! Она — в десятом, а я в девятом… Какие же у нас могут быть общие интересы?.. Ты целые перемены ходишь то с Холодовой, то с Аганян, то с Шуркой Жуковым, а на меня — нуль внимания… Как будто я умерла! Да и покойникам друзья на могилу цветы приносят…
У Нади на глаза навернулись слёзы.
— Я всегда считала, что дружба — это дружба! Ты на Северном полюсе, а я на Южном, и всё-таки мы дружим. А что нас с тобой разделяет? Одна стенка!
— Нет, — сказала Гуля серьёзно и тихо. — Не одна стенка.
— Две, что ли?
— Больше. Понимаешь, Надежда, вот мы с тобой сидим на подоконнике целых десять минут, и говорить нам не о чем. Ни до чего не договорились… Холодова, Аганян, Северный полюс, Южный — что за пустяки! Просто мы с тобой уже не маленькие, чтобы вместе в песочек играть. А почти взрослым людям из пустого в порожнее переливать незачем. Нет, я умею дружить, это ты неправду сказала!..
— С этой твоей Мирркой черномазой, что ли?
— Да, с Миррой. Я её и люблю и считаюсь с ней.
— Только потому, что она тебя обожает: «Гулька, ты талант!», «Гулька, ты гений!» А тебе того и надо. Не любишь правду слушать. А я уж такая: что думаю, то и говорю в глаза!.. Может быть, это грубо, что я тебе сейчас сказала…
— Не грубо, а глупо, если уж на то пошло! — сказала Гуля, слезая с подоконника. — Больше я с тобой объясняться не желаю.
— Передай привет и поцелуй своей Гарбель-Фарбель! — крикнула Надя ей вслед.
Гуля посмотрела на неё через плечо и только улыбнулась.
— Вот ты так гений, Надежда, — сказала она. — Настоящий гений!
Через два дня Гуля получила по городской почте письмо.
«Гуля! — писала Надя. — За эти две ночи я очень много передумала. Нам необходимо ещё раз поговорить наедине. Завтра на большой перемене я выйду на лестницу и буду ждать. Ты не знаешь, как я переживаю.
Внизу была приписка:
«Только, пожалуйста, не показывай это письмо Мирре Г. Она тебя не пустит… И вообще не доверяй ей! Если бы ты всё про неё знала…»
Письмо было глупое и неприятное, но Гуля всё-таки решила выйти на лестницу. Как-то неловко было отказываться от разговора с бывшей подругой.
Чуть прозвенел звонок, она вышла на площадку лестницы и огляделась. Никого не было. Гуля спустилась ниже и увидела Надю, окружённую несколькими девочками из её класса. Надя сидела на ступеньке без туфель, в одних чулках и показывала девочкам свои новые туфли, лакированные, с какими-то особенными кисточками.
