Жизнь Рамакришны - Роллан Ромен (читать книги онлайн без сокращений txt) 📗

Ученики должны оставаться здесь, внизу, на предпоследней остановке, которая является состоянием единения со всеми живыми существами, со всею реальностью, [301] и это в настоящем смысле Озарение. Мы все можем к нему стремиться и вести к нему других. Мы должны это делать…

А что иное мы делаем, мы, свободные умы Запада, постигшие разумом или любовью единство живых существ? Не является ли это постоянной целью наших усилий, страстью, согревающей нас, нашей глубокой верой, дающей нам жизнь и носящей нас по окровавленным волнам людской ненависти, не смачивая даже подошвы наших ног? Не в этом ли наше стремление, которое рано или поздно осуществится, объединит нации, расы, религии? И не являемся ли мы в этом, не ведая того, учениками Рамакришны?

X

ЛЮБИМЫЙ УЧЕНИК НАРЕНДРА

Среди его индуистских учеников, которые все впоследствии отличались и верой, и делами, особенно выделялся один, к которому и Рамакришна относился особенно: с первого взгляда он избрал его еще тогда, когда юноша не ведал, что он должен стать духовным вождем человечества – Нарендранатх Датт, – Ви-векананда.

Парамаханса – с его гениальной интуицией, угадывавшей по одному биению сердца, как развернется весь будущий путь его учеников, – предполагал, что еще до встречи со своим великим учеником в жизни он столкнулся с ним в чреве судеб.

Запишу здесь его прекрасные видения. Я мог бы так же, как наши психологи, попытаться объяснить их обычными способами. Но зачем это? Да, мы знаем, что яркое видение, являясь, творит и рождает то, что оно изображает. В более глубоком смысле, пророки будущего были истинными творцами того, чего еще не было, что не решалось еще осуществиться. Поток – гениальная судьба Вивекананды – потерялся бы в недрах земли, если бы взгляд Рамакришны не рассек одним ударом топора скалу, сковавшую его, и не дал возможности течению вырваться через брешь его души.

«Однажды я почувствовал, как мой дух улетал в высоты самадхи по дороге света. Вскоре он миновал страну звезд и вошел в неощутимую область идей. Поднимаясь все выше, я видел с двух сторон дороги образы богов и богинь. Дух достиг внешних границ этой области, светозарного барьера, отделявшего сферу относительного существования от сферы Абсолютного. Дух прошел этот барьер. Он вошел в царство трансцендентального, где не видно было ни одного существа во плоти. Даже боги не осмеливались бросить туда взгляд. Они довольствовались пребыванием далеко внизу. Но через минуту я нашел здесь семь почитаемых мудрецов, находившихся в самадхи. Я подумал, что эти мудрецы превзошли в знании, святости, отрешении от мира и любви не только людей, но и богов. Преисполненный восхищения, я был поглощен их величием и вдруг увидел, как частица этой однородной светозарной области уплотнилась, приняла форму ребенка. Дитя приблизилось к одному из мудрецов, нежно обвило его шею своими маленькими ручками и, обращаясь к нему ангельским голоском, старалось вернуть его дух с высот самадхи. Это магическое прикосновение вывело мудреца из его надсознательного состояния, он остановил свои полуоткрытые глаза на чудесном ребенке. Восхищенное выражение его лица указывало, что дитя было сокровищем его сердца. Странное дитя радостно сказало ему: „Я спускаюсь; ты должен тоже спуститься со мной“. Мудрец молчал, но его взгляд, полный нежности, говорил о согласии. В то время как он созерцал ребенка, он вновь впал в самадхи. Я с удивлением увидел, как часть его тела и его духа спустилась на землю в виде снопа сверкающего света. Не успел я взглянуть на Нарендру, как я узнал в нем мудреца…» [302]

Духовидец не сказал, кем было это дитя. Но мы догадываемся (он признался своим ученикам [303]), что дитя – это был он сам. Он остался действительно всю свою жизнь бамбино, младенцем, губы которого сосут грудь Матери, который на мгновение отделяется от рук богородицы для того только, чтобы выполнить свое назначение. А это назначение, по его мнению, – послать людям лучше созданного, чем он, человека, чтобы указывать им дорогу и стать во главе их армии.

Он рассуждал правильно. Его большому сердцу, полному любви, которую он должен был раздать всему миру, нужно было сильное тело, руки, чтобы перевернуть землю, и ноги, чтобы обойти ее, нужна была рабочая сила и голова, управляющая ею. Осуществление того, что его жаркая мольба вызвала из недр, указывает не только на его проницательность и силу его желаний, но и на то, что бенгальская земля созрела и лихорадочно ждала его призыва.

Вивекананда был порожден «в свое время» силами самой природы. Для этой формы духа настал час рождения.

Все же не менее удивительно, что Рамакришна сумел сразу увидеть в колеблющемся отроке, мятежном и буйном, каким был тогда Нарендра, – будущего вождя, евангелиста, которого он ждал.

Рассказ об их первых встречах достоин быть переданным полностью: он вызывает у читателя влечение, родственное тому, которое испытал вопреки своей воле Нарендра и которое вопреки ей связало его с учителем, его избравшим.

Но прежде всего нам нужно набросать портрет этого гениального юноши в тот час, когда его звезда взошла и была навсегда вовлечена в орбиту Рама-кришны. [304]

Он принадлежал к знатной аристократической семье кшатриев. Его воинственная каста наложила на него отпечаток, который он сохранил на всю жизнь.

Он родился 12 января 1863 года в Калькутте. Мать его была очень образованная, царственно-величавая женщина, в которой сказания индуистского эпоса воспитали героический дух. [305] Отец его вел жизнь бурную и роскошную, подобно французскому вельможе XVIII века. Он открыто проявлял почти вольтерьянское свободомыслие, равнодушие к кастам, покоившееся как на сильно развитом чувстве гуманности, так и на спокойном сознании своего превосходства. Но дед его, судья, богатый и образованный, покинул жену, детей, высокие должности, богатство, общество и удалился в лес, чтобы стать саньясином. С тех пор его уже больше не видели.

Детство и отрочество Вивекананды протекали как у юного князя – любителя искусств эпохи Возрождения. Он был богато одарен телесно и духовно и всесторонне развивал свои таланты. Он был красив, как лев, небрежный и порывистый, словно дикий зверь, крепок физически. Сложен как атлет. Он достиг совершенства во всех физических упражнениях. Он умел боксировать, плавать, грести, страстно любил лошадей. Он был любимцем молодежи и судьей в вопросах вкуса. Он был очень искусен в исполнении торжественных религиозных плясок. У него был прекрасный голос, и его песни впоследствии восхищали Рамакришну. Он изучал в продолжение четырех или пяти лет вокальную и инструментальную музыку со знаменитыми индуистскими и мусульманскими профессорами.

В дальнейшем он пишет музыку и серьезное исследование о науке и философии индуистской музыки. Повсюду он признается музыкальным авторитетом. Музыка остается для него входом в храм, [306] преддверием дворца Всевышнего. В университете он выделялся своим блестящим умом, охватывающим с одинаковым увлечением математику, астрономию, философию, языки Индии и Запада. Он читал английских и санскритских поэтов, упивался историческими произведениями Грина и Гиббона. Он восхищался Французской революцией и Наполеоном. С детства он ежедневно упражнялся (как и большинство индуистских детей) в сосредоточении мысли. По ночам он стал размышлять над Подражанием Иисусу Христу и над Ведантой. Он любил спорить о философских вопросах. Жажда спорить, критиковать и дознаваться принесла ему впоследствии прозвище Вивекананда. Он искал гармонию в эллинской красоте и в индогерманской мысли. Этот универсальный человек, словно созданный по канону Леонардо и Альберти, добавил к их духовной власти над жизнью венец религиозной души. Абсолютная чистота. Этот прекрасный юноша, свободный, страстный, которому жизнь предоставляла все блага и наслаждения, наложил на себя строгий обет целомудрия. Не связанный ни с какой сектой, не избрав никакого credo, он чувствует (я изложил выше глубокую причину этого), что чистота души и тела – духовная сила, огонь которой проникает сквозь всю жизнь, и, если чистота чем-нибудь нарушена, огонь угасает. Сознавая уже свою великую судьбу, но не зная еще, в каком направлении она его увлечет, он хочет быть достойным ее, хочет осуществить ее в жизни.