Огненный остров - Людников Иван Ильич (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗
Третья по счету немецкая дивизия, с которой мы ведем бой в Сталинграде, 71-я пехотная, входит в состав 11-го армейского корпуса 6-й армии Паулюса. Корпусом командует генерал Штреккер.
Мы наступаем с западной окраины завода «Красный Октябрь» в направлении улиц Центральная и Зарайская на высоту 107,5. За день продвинулись всего на сто пятьдесят метров. Но на этих метрах — минная полоса, прикрываемая огнем противника, большие здания. Гитлеровцы, засевшие в домах, не сдаются, и истреблять их приходится в ожесточенных кровопролитных схватках. На этих метрах мы потеряли ординарца Коноваленко Ивана Злыднева, двух связистов из знаменитого «Ролика», отважных командиров штурмовых групп лейтенантов Чулкова и Колосова.
Но во имя чего гибли немецкие солдаты?
В результате двух недель упорных боев, продвинувшись на полтора километра, мы вышли на рубеж Жмеринкой и Угольной улиц. За это время противник потерял только на нашем участке около трех тысяч солдат и офицеров. Потерял потому, что «верноподданный» фюрера, командир 11-го армейского корпуса Штреккер категорически приказал уже обреченным на плен солдатам сражаться «до последнего патрона».
В заключительной главе книги «Поход на Сталинград» Г. Дёрр пишет: «История до сих пор не предоставляла права ни одному полководцу жертвовать жизнью своих солдат, когда они уже не могут продолжать борьбу» [16].
Но куда точнее высказался на сей счет Иоахим Видер, офицер-разведчик из 6-й армии Паулюса. В отличие от генерала Г. Дёрра, Видер пережил трагедию разгрома армии Паулюса и с последней группой офицеров сдался в плен на участке, обороняемом частями корпуса Штреккера. Признание Видера представляет несомненный интерес: «На заключительном этапе сражения от нас требовали уже не осознанного выполнения долга, а слепого повиновения бессмысленным приказам. Мы были лишь винтиками в бездушной человеческой машине милитаризма, извратившего и выхолостившего само понятие честь» [17].
Прочитав подобное, диву даешься, как могут некоторые немецкие авторы (не говоря уж о Манштейне) сваливать всю вину за катастрофу, постигшую фашистскую армию у стен Сталинграда, только на Гитлера и его ближайшее окружение. Разве один Гитлер безумствовал в ставке, требуя, чтобы обреченная армия Паулюса сражалась «до последнего патрона», до последнего вздоха? И разве фельдмаршал Манштейн, которому подчинялся Паулюс, не поставил перед командующим 6-й армией совершенно определенную цель? «Ваша задача состоит в том, чтобы всемерно содействовать выполнению полученных вами приказов. За то, к чему это приведет, вы не несете никакой ответственности» [18].
Никакой ответственности перед своей совестью! Никакой ответственности перед немецким народом за десятки тысяч зря загубленных солдат! Это ли не одно из чудовищных преступлений фашистской военной верхушки, командовавшей окруженными у стен Сталинграда немецкими войсками!
…Советский разведчик Александр Пономарев, о котором я рассказал выше, сражался во имя торжества жизни. Он не случайно пытался растолковать пленному фельдфебелю, в чем состоит вина каждого немецкого солдата, вторгшегося на советскую землю.
Надо полагать, что фельдфебель извлек из сталинградской катастрофы куда более полезный урок, чем битый фельдмаршал Манштейн или погубивший свой корпус генерал-полковник Штреккер.
Возмездие свершилось…
В просторной землянке на командном пункте 62-й армии на широкой деревянной скамье сидят сдавшиеся в плен немецкие генералы — командир 4-го армейского корпуса генерал артиллерии Пфеффер, командир 51-го армейского корпуса генерал артиллерии фон Зейдлитц-Курцбах, командир 295-й пехотной дивизии генерал-майор Корфес, начальник штаба этой дивизии полковник Диссель, старшие офицеры…
Гляжу на них, будто сошедших со знакомой картины. Уж очень напоминают они тех французов, что плелись из Москвы по старой Смоленской дороге. Только на одном — наш добротный полушубок и валенки. Остальные очень смахивают на пономаревского «языка» — фельдфебеля.
— Что нас ждет? — спросил один из немецких генералов, заглядывая в глаза Василию Ивановичу Чуйкову.
Наш командарм объяснил, что пленных генералов отправят в тыл страны. Сказал, что они имеют право носить знаки различия и награды, а личное оружие обязаны сдать.
— Оружие у нас отняли. Разве только вот это? — говорит тот же пленный, вынимая из кармана перочинный ножик, и протягивает его Чуйкову.
— Оставьте его при себе, хотя бы… для нужд гигиены. Мы не боялись вас, когда вы наступали с сильным оружием. А уж это…
Пленных генералов уводят.
Генерала Штрекера среди них нет. Его части еще продолжают сопротивляться, и я спешу на свой командный пункт, в развалины заводского клуба «Красного Октября».
Подполковник Шуба докладывает:
— Немцы на нашем участке сдаются в плен мелкими группами. Основной очаг сопротивления переместился к Верхнему поселку завода «Баррикады».
С Верхнего поселка началось осеннее наступление противника на нашу дивизию. Неужели мы его окончательно доколотим здесь же, на «Баррикадах»?
Это предположение сбылось. 2 февраля в двенадцать часов, взаимодействуя с дивизиями В. А. Горишного и В. П. Соколова, мы нанесли последний удар по северной группировке гитлеровцев, сконцентрированной в Верхнем поселке «Баррикад».
Утром 2 февраля на командный пункт дивизии прибыли В. И. Чуйков, К. А. Гуров и начальник бронетанковых войск армии подполковник М. Г. Вайнруб. По всем признакам чувствовалось — день сегодня особый. Увидев командарма, я пожалел, что не надел новую форму (неделю назад получил звание генерал-майора). И хотя на мне был полушубок с рукавицами на тесьме и шапка-ушанка, я не услышал замечания за нарушение формы одежды.
А стрелки часов между тем приближались к цифре 12. Расчеты орудий выкатили пушки для стрельбы прямой наводкой по противнику в Верхнем поселке «Баррикад».
На этот раз у одного орудия солдата-наводчика заменил сам командарм. Проверив показания приборов, он скомандовал «По супостату — огонь!» и произвел первый выстрел.
Дружно ударили все орудия и минометы. Но пехоте подниматься в атаку не пришлось. В разных местах Верхнего поселка замелькали белые флаги, прикрепив их к штыкам и стволам автоматов, гитлеровцы валом повалили в плен.
— Отбой, товарищ генерал! — обратился ко мне Чуйков. — И соседям передайте: всем отбой!
Командарм и член Военного совета поздравили нас с победой.
Пушки смолкли, взметнулись разноцветные ракеты, заглушая салюты автоматов и винтовок, загремело наше русское «ура!».
Сливаясь в одну огромную колонну, покорно брели мимо нас сдавшиеся в плен гитлеровцы.
Свершилось!
138-я Краснознаменная дивизия получила приказ перейти Волгу и расположиться в районе Верхней Ахтубы. Она заслужила отдых.
Вечером 7 февраля по радио был объявлен приказ № 56 народного комиссара обороны о преобразовании 138-й Краснознаменной стрелковой дивизии в 70-ю гвардейскую Краснознаменную стрелковую дивизию. За три дня до этого на площади Павших борцов в Сталинграде мы присутствовали на митинге победителей. Об этом митинге знают все. А я расскажу о солдатских митингах в полках нашей дивизии и о том, как приняли солдаты весть о присвоении им почетного звания гвардейцев.
Кстати — о значках. И в связи с этим еще об одной затее небезызвестного разведчика Александра Пономарева.
Направляясь однажды ночью в штаб майора Гуняги и освещая дорогу скудным огоньком карманного фонарика, я заметил в нише траншеи мешочек. Ощупал его, раскрыл и, к своему удивлению, увидел гвардейские значки. Оказалось, мешочек принадлежал Пономареву. Уходя в разведку, он передал его на хранение своему другу, солдату Щеглову. Этот Щеглов и рассказал, как Пономарев нашел мешочек со значками в одном из разрушенных блиндажей и с тех пор бережет их пуще глаза. Кроме Щеглова, никто не знал о его тайне.
