Неру - Горев Александр Васильевич (читать книги txt) 📗

Выводы писателя удивляют Джавахарлала: ведь Роллан — пропагандист и поклонник того Ганди, который неустанно повторяет, что революционный путь не для Индии и что «Индия не хочет большевизма».

В начале 20-х годов, если не считать отдельных сторонников марксизма, в Индии еще не было организованной партии коммунистов. Однажды, в 1923 году, Джавахарлалу попал в руки еженедельник «Социалист», издававшийся в Бомбее индийскими марксистами. А вскоре, в начале 1924 года, колониальные власти организовали так называемый Канпурский процесс. Суд приговорил группу обвиняемых, среди которых были и коммунисты, к четырем годам строгого тюремного заключения. В Бомбее вскоре после вынесения приговора был создан «Комитет в защиту индийских коммунистов». Комитет опубликовал обращение к индийской общественности и к Коммунистической партии Великобритании создать денежный фонд с тем, чтобы добиться в апелляционном суде отмены приговора и признания за индийцами права на образование коммунистической партии [54].

Неру не раз отзывался об индийских коммунистах как о патриотах, которые так же, как и конгрессисты, только другими методами, добивались независимости для своего народа. Он ценил в них смелость, готовность пожертвовать собой ради достижения этой цели.

Жизнь Джавахарлала в «скучной» Женеве оказалась не такой уж и бездеятельной, чего он опасался ранее. В Женеве Джавахарлал встретился с Шиамджи Кришнавармой, имя которого ему было знакомо еще со школьных лет в Харроу. Тогда Шиамджи издавал «Индиан социолоджист», считавшуюся самой крамольной газетой. Он же основал в Лондоне индийское общество национальных революционеров.

Увидев Шиамджи в Женеве, Джавахарлал невольно испытал разочарование: перед ним стоял дряхлый, утомленный жизнью старик.

Шиамджи обитал в старой, давно не ремонтированной мансарде. Приходя к нему, Джавахарлал попадал в атмосферу уныния и мрака. На полках стояли старые, пропыленные, уже забытые хозяевами книги. Шиамджи жил прошлым, которое ревниво охранял и которым гордился. Бывало, что он вытаскивал из кармана ветхий экземпляр «Индиан социолоджист» и взволнованно показывал Джавахарлалу какую-нибудь статью, написанную им десяток лет назад.

Он владел крупным состоянием, но ходил пешком, чтобы сэкономить несколько сантимов на трамвае. Шиамджи мечтал, чтобы после его смерти на его средства был создан какой-нибудь общественный фонд, и предлагал Джавахарлалу стать одним из его распорядителей. Джавахарлал не испытывал ни малейшего интереса к финансовым прожектам старца и вежливо отказался от его предложения.

Шиамджи и его жена, уроженка Гуджарата, долгие годы проведшая с ним в изгнании, доживали свой век в одиночестве, без детей, родных и друзей, беспомощные и всеми забытые. Временами во взгляде Шиамджи мелькало что-то от прежнего огня, и тогда Джавахарлал проникался к нему сочувствием и уважением. Супруги после своей почти одновременной смерти оставили большую сумму денег на обучение индийских женщин за границей.

Шумной известностью среди эмигрантов в Швейцарии пользовался Раджа Махендра Пратап. Джавахарлал встретил его в разгар лета в Монтрё. На залитой солнцем набережной Женевского озера среди пестрой толпы курортников выделялась фигура человека в нелепом костюме полувоенного образца, в высоких сапогах. Из многочисленных и вместительных карманов его пиджака торчали старые письма, газеты, документы, фотографии. Содержимого карманов хватило бы для объемистого досье в придачу с фотоальбомом. Это был Махендра Пратап, не утерявший способности радоваться жизни при любых обстоятельствах. Он объехал весь свет, жил в Японии, Китае, Тибете, Афганистане, и всюду с ним случались забавные приключения, о которых он охотно и с большим мастерством рассказывал. В карманах его оригинального костюма хранились всяческие редкости: письмо от германского канцлера, портрет кайзера с его автографом, свиток от тибетского далай-ламы. Витая в облаках и не желая считаться с реальной действительностью, Махендра Пратап основал «Общество счастья» под девизом «Будь счастлив». Он посылал почтовые открытки с обращением к участникам международных конференций, собиравшимся в Женеве. Обращения от имени общества он подписывал длинным вымышленным именем, заканчивая словами «Слуга человечества».

«Трудно было принимать Махендру Пратапа всерьез, — вспоминал Джавахарлал, — но он был абсолютно честен и искренен».

В начале лета 1926 года в Женеву приехала Кришна, младшая сестра Джавахарлала. Она взяла на себя основные заботы по уходу за Камалой.

Наконец-то опасная для здоровья Камалы весна осталась позади. С наступлением сухой погоды она почувствовала себя лучше, и теплыми вечерами Неру отправлялись на прогулки по женевской набережной, в парк «Мон-Репо», катались по озеру на пароходе, ужинали в ресторане «Перл дю лак», расположенном в деревянном доме на берегу озера. Несмотря на болезнь, Камала выглядела счастливой. Джавахарлал еще никогда не уделял ей столько времени и внимания.

Разница в возрасте супругов была заметной. Еще больше эта разница ощущалась в их воспитании и духовном развитии. Камала не получила такого блестящего образования, как ее муж. Пройдет время, и Джавахарлал напишет, что «ее тонкий чувствительный ум развертывался медленно, подобно цветку, и нуждался в любовном и заботливом уходе». В первые же годы супружества он, считая жену малоподходящим собеседником, нередко иронически относился к ее вопросам, казавшимся ему по-детски наивными. Она обижалась. Камале было бы легче снести сдержанность мужа в проявлении нежности к ней, нежели неприятие ее всерьез как друга и помощника. Иногда возникали мелкие раздоры из-за ложного представления о собственном достоинстве. Однако эти вспышки были поверхностными, быстро гасли и не влияли на их глубокую привязанность друг к другу, на большое взаимное чувство.

С приездом Кришны Джавахарлал получил возможность на короткое время покидать Женеву и бывать в других европейских городах, где он знакомился со многими соотечественниками — старыми революционерами, которые из-за преследования колониальных властей вынуждены были находиться в эмиграции. Основная часть индийских эмигрантов жила в Берлине. Много здесь было и индийских студентов, обучавшихся в Германии и образовавших в годы первой мировой войны патриотические группы. Германское правительство стремилось использовать антианглийские настроения индийцев в своих политических интересах. А руководители индийской эмиграции вели торг с немцами, добиваясь признания теми независимости Индии в случае победы Германии в войне. Неопытной молодежи казалось, что она играет историческую роль в судьбе Индии. Выглядело все это наивно. Война окончилась, развеялись и иллюзии. Вернуться на родину индийские эмигранты уже не могли, а жить на чужбине стало невмоготу. «В Германии, — по словам Неру, — не любят иностранцев, принадлежащих к ненордическим расам, в особенности же азиатов; их терпят лишь до той поры, пока они хорошо ведут себя».

Неру увидел, что индийцы в Берлине не только не были связаны друг с другом, но и враждовали между собой, причем каждый подозревал другого в предательстве. «Такова, по-видимому, — думал он, — судьба политических эмигрантов повсюду». Некоторые из них превратились в буржуа европейского образца и давно утратили прежнюю патриотичность. Однако большинство индийских эмигрантов, с которыми Джавахарлалу довелось встречаться, оставались патриотами и страдали от острой ностальгии. Оторвавшись от индийской действительности, они носились с надуманными проектами освобождения Индии. Их жизнь была полна лишений, повседневных волнений и вечной тревоги из-за куска хлеба.

В июле 1926 года в одной из швейцарских газет появилась статья, в которой утверждалось, что индийцы почти единодушно желают сохранения английского господства.

Редко случалось, чтобы Неру негодовал так, как сейчас. Он написал резкий ответ, в котором привел конкретные факты о подлинно всенародном характере освободительного движения в Индии. «Я могу сделать единственный вывод, — обращался он к автору статьи, — что вы считаете индийцев, которые требуют свободы для своей родины, лжецами и ханжами. В таком случае нам не о чем с вами спорить».