Путь русского офицера - Деникин Антон Иванович (бесплатные полные книги txt) 📗

3 сентября рано утром Куропаткин сообщил Зарубаеву, что на Восточном фронте дела идут вполне успешно. Об этом сейчас же передано было на все форты, известие возбудило большую радость. По всей позиции прогремело «ура». Но в 7 ч. утра в разгар боя получен был приказ об общем и немедленном отступлении. Велено было портить пути, взрывать мосты, жечь запасы. Через полтора часа последовал новый приказ — задержать очищение фортов до сумерек. До одних частей второе распоряжение дошло, до других нет. Началась суматоха, преждевременные взрывы и пожары, угнетавшие защитников Ляояна и радовавшие японцев.

Что же случилось за столь короткое время, что так радикально изменило всю ситуацию? Ген. Куропаткин объяснял свое решение тем, что два корпуса Восточного отряда отошли на следующие позиции и что Куроки предпринял обход на Янтайские копи и глубже — на Мукден. Что со всех сторон поступали тревожные донесения… Но слабые силы Куроки угрожать серьезно обходом не могли, тем более что в Мукдене оставался нетронутым целый корпус.

Положение наше под Ляояном, как оказалось, было далеко не безнадежным. Японские армии пришли в большое расстройство и потеряли импульс к дальнейшим атакам. Японское командование считало свое положение весьма тяжелым. И

В Ляоянском сражении мы потеряли 18 тысяч, японцы 23? тысячи. Наша армия отошла к р. Шахэ.

После Ляояна Петербург решил отправить на Маньчжурский театр войны уже 2? корпуса и кавалерию. Во всяком случае, к октябрю мы пока еще сохраняли превосходство в силах: 195 тыс. штыков и 758 орудий против 150 тыс. штыков и 648 орудий.

Куропаткин решил в начале октября начать наступление, которое известно в истории под именем «Шахэйского сражения». Чтобы рассеять маразм постылых отступлений и объяснить их причины, Командующий в своем приказе говорил:

В войсках приказ был встречен с воодушевлением.

Главный удар наносился нашим Восточным отрядом ген. Штакельберга по правофланговой японской армии Куроки, втрое слабейшей, но занимавшей весьма сильные горные позиции. Западный отряд (ген. Бильдерлинг) должен был сдерживать армии Оку и Нодзу. В руках Командующего оставались сильные резервы (3? корпуса) в центре и за правым флангом.

Началось наступление удачно. Передовые части японцев были сбиты, а отряд ген. Ренненкампфа обошел фланг Куроки долиной р. Тайцзыхэ, подойдя к Бенсиху. Но, вместо безостановочного и быстрого движения всем фронтом, пока японцы еще не разобрались, 9-го октября приказано было Восточному отряду только…

На 10-е Штакельберг назначил дневку (!)… Только 11 октября начались жестокие кровопролитные атаки в чрезвычайно трудном гористом районе, атаки на высокие крутые горы. Так бились 11 и 12-го, не достигнув успеха.

Между тем маршал Ойяма, предоставив Куроки своей участи, 10-го перешел в контрнаступление армиями Нодзу и Оку на наш Западный отряд и на центр. Центр японцы не прорвали, но отвлекли на себя почти все резервы ген. Куропаткина. Западный же отряд принужден был отойти на несколько верст.

Наступление Восточного отряда захлебнулось. Много было причин неуспеха: направление главного удара по горам, когда на западе была местность равнинная, привычная для наших войск; и недопустимая проволочка в наступлении; и упорные, стоившие громадных потерь лобовые атаки злосчастной горы Лаутхалазы, вместо того чтобы развить обходное движение Ренненкампфа. Только не отсутствие доблести русских войск. Ибо и в этом сражении, как и в предыдущих, история отмечает ряд высоких подвигов отдельных частей и лиц, как, например, бригады 5-й сибирской дивизии ген. Путилова, который, ведя бои на сопке, названной в честь его «Путиловской», понеся потери 15 офицеров и 532 солдата убитыми, 79 офицеров и 2 308 солдат ранеными, захватил и отстаивал сопку, похоронив на ней «с воинскими почестями» полторы тысячи японских трупов…

Постепенно замирая, Шахэйское сражение закончилось 17 октября. Наши потери — 41 тыс., японские — почти такие же.

Японское контрнаступление выдохлось еще раньше нашего. И почти одновременно обе стороны отказались от продолжения операции.

Часть четвертая

В отряде генерала Ренненкампфа

28 октября я прибыл в Восточный отряд ген. Ренненкампфа и вступил в должность начальника штаба Забайкальской казачьей дивизии и штаба отряда. Отряд силою в три полка 71-й пехотной дивизии, три полка Забайкальской казачьей дивизии, с артиллерией и приданными более мелкими частями располагался в трех группах, центральная — в Цинхечене, прикрывая левый фланг Маньчжурской армии.

Более двух недель в отряде было затишье. Шла только невидная и тяжелая работа охранения и разведки в районе, где горные массивы своими извилинами и складками донельзя затрудняли наблюдение, где дороги-тропы извивались глухими коридорами, в которых не раз сверху неожиданно сыпались пули невидимого врага.

В Цинхечене часть только отряда расположена была в фанзах и дворовых постройках, остальные в землянках. Вырыта яма в аршин глубиной, поставлены жерди, крыша покрыта гаоляновой соломой и засыпана слоем земли; стены, потолок, пол, двери — все из гаоляна. Весь день дымится примитивный камин, сложенный из камней, с торчащей над крышей трубой, сооруженной из банок от керосина. В таких землянках жили люди целыми месяцами, холодной осенью и маньчжурской зимой, когда реомюровский термометр показывал 25 градусов мороза.

Ген. Ренненкампф располагался в маленьком отделении нашей фанзы. Весь штаб — вместе, в одной фанзе с двумя длинными рядами кан[ 30], покрытых циновками и постоянно подогреваемых, на которых спали, сидели, писали, обыкновенно и ели, так как маленький стол, втиснутый между двумя рядами кан, не мог удовлетворить всех. Крайняя трудность подвоза в такую даль по горному бездорожью затрудняла продовольствие отряда. Хлеба часто не хватало, довольствовались печеными лепешками, но выручало обилие местного скота и, следовательно, мяса. Офицерский стол не отличался почти вовсе от солдатского. Только изредка, когда какой-нибудь смелый маркитант рискнет проехать в наш отряд — за риск двойные цены — и его по дороге не ограбят, тогда у нас два-три дня кутеж.

Всякий бюрократизм был чужд нашему отряду. Административная и хозяйственная часть штаба была далеко, за перевалом. Там писали, печатали, составляли отчеты и изредка кто-нибудь приезжал ко мне с докладом. В полевом же штабе не было ни машинки, ни ротатора, только карманные полевые книжки, которые служили для всех приказов, распоряжений, донесений.

Генерал Ренненкампф был природным солдатом. Лично храбрый, не боявшийся ответственности, хорошо разбиравшийся в боевой обстановке, не поддававшийся переменчивым впечатлениям от тревожных донесений подчиненных во время боя, умевший приказывать, всегда устремленный вперед и зря не отступавший… В конце июня, после тяжелых дней Тюренчена и Вафангоу, излагая в донесении государю причины наших неудач, ген. Куропаткин, между прочим, писал: