Девятая рота. Факультет специальной разведки Рязанского училища ВДВ - Бронников Андрей (электронные книги без регистрации TXT) 📗
Потом долгая дрема в парашютах рядами на контроле в ожидании разрешения на вылет авиаторами или подходящей погоды. Три большие белые птицы под названием Ил-76ТД еще дремлют на своих стоянках. Вдали виден воздушный хищник Ту-22М2. Классическая картинка: колонна парашютистов, неуклюже шагающих один за другим к самолету на фоне багряного неба, предвещающего близкий восход солнца. На некоторых из них под задницей висят грузовые контейнеры. Этим идти труднее — тяжелый ГК-30 бьет под колени, мешает держать равновесие. Зато при ночных прыжках — это преимущество: контейнер, ударившись о землю, предупреждает парашютиста, что земля через несколько секунд, а за это время вполне успеваешь сомкнуть ноги. Раньше в ГК упаковывали пустые патронные ящики, пока не случилась беда.
При нормальной работе после того, как парашютист расстегивает пряжку, контейнер под собственной тяжестью падает вниз и зависает на двадцатиметровом фале, но однажды этого не случилось — не хватило веса. Во время приземления не «отошедший» ГК-30 принял на себя весь удар и передал его на крестец. Курсант получил тяжелую травму.
От грохота сапог предыдущего «взлета», шагающего по дюралевой рампе самолета, замирает сердце — тем, кто сейчас загружается, скоро предстоит шагнуть в бездну. Первый прыжок с военно-транспортного самолета более чем волнителен. В этот раз прыгаем налегке, а уже следующий прыжок, который намечен на завтра, должен быть с оружием, а ГК-30 достанется уже другому — по программе обучения это должен сделать каждый.
Время от времени один из офицеров ПДС поднимает вверх руку с «вертушкой», смотрит на шкалу, проверяя скорость ветра. Наконец самолеты оживают. Свист запускаемых двигателей переходит в мощный рев. Несмотря на волнительность момента и шум турбин, те, кому пока не прозвучала команда «встать!», продолжают крепко спать.
Первый самолет загрузился, рампа медленно закрылась, двигатели взревели с еще большей мощью, и белая птица тронулась с места. Мгновенно все пришло в движение. Несколько рядов уже проверенных и окончательно готовых к прыжку парашютистов повернулись налево и двинулись к следующему самолету, а тот уже с распахнутым чревом ждал их.
Сердце екнуло, потому что тот жутковатый и в то же время влекущий момент падения в бездну еще приблизился. Солнце уже взошло, стало жарко, погода стояла безветренная, и ничто не препятствовало совершению очередного прыжка. Если с подъема и до прибытия в Дягилево тайная мыслишка еще оставляла надежду на отмену морального испытания, то теперь оставалось только настраиваться на преодоление страха и малодушия. Теперь уже не спалось. Поочередно парашютисты то и дело отпрашивались в кустики, наконец и это стало невозможно — окончательная проверка всеми офицерами ПДС, включая прибориста, была произведена, и ждать оставалось недолго. Выход из строя теперь был запрещен.
Второй борт уже улетел, а первый так еще и не вернулся. Наша рота стала загружаться в третий самолет. Стараясь наклониться как можно сильнее вперед, я с трудом поднялся по аппарели в полумрак грузовой кабины. Три выпускающих офицера и бортинженер самолета помогали нам, стараясь поддержать под локоть либо подтолкнуть сзади под парашют. Внутри попахивало керосином и чем-то еще «авиаторским».
Нас рассадили по местам. Рампа закрылась, турбины взвыли, Ил-76 дрогнул. Таким образом мы сидели около двадцати минут, ожидая команды, и вдруг рампа вновь начала открываться, и я увидел бетон рулежной полосы. Оказалось, что мы не только не взлетели, но даже и не двинулись с места. В грузовую кабину быстрым шагом вошел офицер ПДС, облаченный в спортивный парашют, и рампа тут же начала закрываться. Самолет тронулся с места, и все парашютисты, чертыхаясь и ругаясь, завалились на бок, едва не попадав с сидений.
Момента отрыва от полосы не почувствовал никто, наконец, те, кто сидел возле иллюминаторов, знаками дали понять, что Ил взлетел. Я сидел возле входа в кабину пилотов и с интересом рассматривал место бортоператора, оборудованное пультом с приборами, в том числе спидометром и указателем высоты. Здесь же висел бак с питьевой водой из нержавейки. Сам бортоператор суетился в хвосте, помогая выпускающим разобраться с карабинами десантников. Это означало, что высота в двести метров уже была набрана.
Курсантов разных взводов можно было различить по выражению лиц. Если первый и второй курс, которые еще не прыгали с самолетов ВТА, были напряжены, то четвертый курс каждый занимался своим делом. Одни, стараясь перекричать шум двигателей, пытались вести беседы или дремали, другие, как, например, Гриша Залесский, читали книги.
Длилось это довольно долго. Я уже успел устать, тугая подвесная система и оба парашюта этому способствовали, не давая принять удобную позу. Наконец, бортоператор что-то прокричал прямо в ухо старшему корабля, и все пришло в движение. Выпускающие заняли свои исходные места. Двое по левую и правую стороны рампы возле прерывателей — своего рода калитки вроде тех, что стоят теперь на входе в супермаркетах, — у края грузовой кабины, по одному — возле боковых дверей. Сам старший по центру в середине рампы (так называется грузовой люк в хвостовой части), возле разделителя потоков.
Коротко рявкнул ревун, и, оборудованные в нескольких местах, зажглись желтые фонари, что означало «приготовиться». Две подгруппы десантников по команде старшего, который продублировал ее рукой, поднялись со своих мест. Десантирование в мирное время ведется в два потока. Одному предстояло покинуть самолет через левый проход грузового люка, другому — через правую дверь.
Дрогнула аппарель и начала медленно опускаться вниз. Получился своего рода трамплин длиной около четырех метров и ведущий в пустоту. Выпускающий оказался почти на краю бездны, от которой его отделял лишь прерыватель, раскрашенный косыми красными полосами. Одновременно открылась правая дверь. Здесь тоже стоял прерыватель, перекрывающий проход двери. Огромная махина Ил-76, видимо, от завихрений потоков ветра, заходила ходуном.
Стоявшие десантники с трудом держались на ногах, пол качался под ногами. Захлопали складывающиеся сиденья, и в проходах стало свободнее. Выпускающие максимально сосредоточились и распахнули прерыватели, придерживая первого парашютиста руками. Скажу, что прыгать первым более волнительно, чем остальным. Те несколько десятков секунд, пока приходится смотреть в сизую бездну, кажутся ужасающей бесконечностью. Оставалось сорок секунд до команды «пошел».
Сирена истошно завыла, загорелись зеленые фонари, включились табло с надписью «пошел». Выпускающий сильно толкнул первого десантника, и тот, едва успев поджать ноги, исчез в проеме двери. За ним, один за другим, посыпались вниз остальные. Во время команды «пошел» ревун так душераздирающе бьет в уши, что невольно возникает желание убежать от него и как можно скорее покинуть самолет.
Ревун умолк, и только камеры стабилизирующего парашюта остались трепыхаться от ветра на металлическом тросе. Белая птица самолета как будто облегченно выдохнула, выпустив из себя почти три десятка парашютистов. Вместе с ней вздохнул и я, как будто сам только что сиганул из двери, которую мне было прекрасно видно с моего места. Теперь некоторым подгруппам пришлось пересесть на другие места, что и было сделано без всякой спешки и суеты.
Около получаса потребовалось огромному Илу, чтобы вновь зайти на боевой курс, и ситуация повторилась. К тому времени, когда грузовая кабина почти опустела и наступила очередь прыгать нашей подгруппе, прошло около пяти часов. Силы — и моральные, и физические — были на исходе. Мне уже было не страшно, и я мечтал об одном — как можно быстрее покинуть этот до тошноты, в буквальном и переносном смысле, надоевший самолет.
Рявкнула сирена. Мы встали. Я оказался крайним в последней подгруппе. Рукой дернул за край сиденья, и оно, хлопнув по дюралевой обшивке, сложилось. Потом замер в трепетном ожидании, уткнувшись носом в основной купол впередистоящего товарища и до боли сжав правой рукой кольцо, а левой вцепившись в лямку крепления запасного парашюта. Ревун подхлестнул всех, неловко переваливаясь, побежал и я. Сложность здесь заключалась в том, что во время отталкивания приходилось менять направление движения под девяносто градусов и необходимо было подгадать «правильной» ногой.
