Батальон смерти - Родин Игорь П. (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
Один из пленников был высокий, рыжеволосый; другой – в пенсне, по всей вероятности, образованный человек. Мы доставили их в штаб полка. По пути нас поздравляли и даже аплодировали. Командир осведомился о подробностях захвата немецких солдат, и мы рассказали обо всем. Он поздравил меня, крепко пожав руку. То же самое сделали и другие офицеры, заверив, что мое имя будет занесено навечно в историю Полоцкого полка. Я была представлена к золотому кресту 1-й степени и получила двухдневный отпуск для отдыха в деревне.
К концу второго дня из резерва прибыла наша рота. Между тем в нашей среде начали происходить странные вещи: солдаты шепотом передавали друг другу недобрые слухи о смерти Распутина и его связях с царским двором и Германией. В солдатских массах пробуждался дух неповиновения. Правда, он все еще не был явным, но люди уже устали, смертельно устали от войны.
– Сколько же нам еще сражаться? За что воюем?
Эти вопросы задавал себе каждый. Шла уже четвертая зима, а войне все еще не было конца. Наши ребята по-настоящему мучились в поисках ответа на трудную загадку, какой стала для них война. Разве не подтверждался вновь и вновь факт предательства штабных офицеров? Разве не доходили бесчисленные слухи о том, что царский двор настроен прогермански? Разве не слыхали они, что военный министр арестован по обвинению в измене? И не ясно ли теперь, что и правительство, и высшее начальство заодно с неприятелем? Тогда зачем же продолжать бесконечно эту кровавую бойню? Если правительство в сговоре с Германией, что мешает ему заключить с ней мир? А может быть, просто хотят истребить еще несколько миллионов человек?
Эта загадка бередила крестьянские умы солдат. Положение осложнялось тем, что сотни других предположений разными путями проникали на фронт. И русский солдат в феврале 1917 года был духовно подавлен, разочарован и угрюм.
Мы возвратились на позиции и вновь приняли на себя всю тяжесть войны. Это случилось незадолго до того, как была подготовлена новая атака на германские позиции. Наша артиллерия вновь показала свою малую пригодность в деле, и опять мы вылезали из окопов и бежали по ничейной полосе, чтобы увидеть нетронутыми проволочные заграждения неприятеля. Ведь уже далеко не первая волна русских бойцов, разбиваясь об этот бруствер смерти, откатывалась с тяжелыми потерями, причем дело даже не доходило до прямой схватки с врагом. Но каждая из этих волн оставляла горький осадок в сердцах тех, кто выжил. И вот последняя безрезультатная атака на нашем участке фронта вызвала в душах солдат особенно сильную горечь возмущения.
Тем не менее в феврале 1917 года армия не была готова к тому взрыву, который вскоре потряс мир. Фронт сохранял ожесточенную ненависть к германцам и не помышлял ни о каком другом способе достижения справедливого мира, кроме организации грандиозного наступления на врага. И этому наступлению не давало хода предательское правительство. Негодование и скрытое недовольство солдат и офицеров этим правительством были повсеместными. Но, несмотря на скрытое презрение к царскому двору и тайную ненависть к правительственным чиновникам, войска на фронте еще не созрели для сознательного и обдуманного восстания против старой, прочной и глубоко укоренившейся системы царизма.
Часть третья
Революция
Глава десятая. Революция на фронте
Первой ласточкой, принесшей весть о надвигающейся буре, был солдат нашей роты, вернувшийся после отпуска из Петрограда.
– Ох ты! Знали бы вы, ребята, что творится в тылу! Революция! Все говорят, что царя скоро скинут. Столица охвачена пламенем революции…
Эта новость распространилась среди солдат, как огонь в степи. Они собирались небольшими группами и обсуждали, что сулят им такие события. Значит ли это, что будет мир? Дадут ли землю и свободу? Или все идет к тому, что будет назначено генеральное наступление, чтобы положить конец войне? Споры шли, конечно, шепотком, за спинами офицеров. Большинство сходилось на том, что революция означает подготовку ко всеобщему наступлению на германцев, чтобы одержать победу и заключить мир.
В течение нескольких дней атмосфера была наэлектризована. Каждый чувствовал, что происходят события, подобные землетрясению, и наши сердца отзывались на отдаленный грохот приближавшейся бури. По виду и поведению офицеров можно было догадаться, что они скрывают от нас что-то очень важное.
Наконец пришла радостная весть. Командир выстроил полк и огласил знаменитый Манифест и Приказ № 1. Свершилось чудо! Царизм, порабощавший нас и процветавший на крови и поте тружеников, пал. Свобода, Равенство и Братство! Как сладко звучали для нас эти слова! Мы были вне себя от радости. В глазах стояли слезы восторга. Люди обнимались, плясали. Все казалось сном, чудесным сном. Кто бы мог подумать, что ненавистный режим будет уничтожен так легко, еще при нашей жизни?
Манифест заканчивался пламенным призывом к нам, солдатам, держать линию фронта еще крепче, чем прежде, поскольку теперь мы стали свободными гражданами и должны защитить нашу только что обретенную свободу от посягательств кайзера и его подручных. Готовы ли мы защищать нашу свободу? И множество голосов в едином порыве прокричали слова, которые, пролетев над ничейной полосой, эхом отозвались в германских окопах:
– Да, готовы!
Готовы ли мы поклясться в верности Временному правительству, которое хочет, чтобы мы изгнали германцев из пределов Свободной России, прежде чем вернемся домой и поделим землю?
– Клянемся! – грянул многотысячный хор людей, чем не на шутку встревожил неприятеля.
Затем командир перешел к Приказу № 1 Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. В нем говорилось, что отныне солдаты и офицеры имеют равные права. И все граждане Свободной России тоже отныне равны. Никакой дисциплины больше не будет. Ненавистные офицеры – это враги народа, больше не нужно им подчиняться и вообще держать их в армии. Армией теперь будут управлять солдаты. Пусть рядовые сами выбирают из своего состава лучших и создают комитеты в ротах, полках, корпусах и армиях.
Нас ошеломил этот поток красивых фраз. Люди от них становились как пьяные. Торжества продолжались, не ослабевая, целых четыре дня: столь неудержимым оказался восторг наших ребят. Германцы поначалу никак не могли взять в толк причину происходившего. Когда же узнали, сразу прекратили стрельбу.
А у нас шли бесконечные митинги, митинги, митинги. Весь полк, казалось, непрерывно, днем и ночью, заседал, слушая нескончаемые речи, в которых почти все время повторялись слова «свобода» и «мир». Люди изголодались по красивым словам и с упоением слушали их.
В первые несколько дней солдаты забросили службу. И хотя эта великая перемена глубоко потрясла меня и я день или два полностью разделяла восхищение и ликование людей, во мне рано проснулось чувство ответственности. Из Манифеста и речей я поняла только одно: от нас требовали еще крепче и упорнее, чем прежде, удерживать линию фронта. Не в этом ли заключался для нас смысл революции? Солдаты тоже будто бы так думали, но не могли вырваться из порочного круга митингов, речей и иллюзий. Все еще ошарашенные событиями, они казались мне лунатиками, выпущенными на волю. Фронт превратился в настоящий сумасшедший дом.
Однажды – это было в первую неделю революции – я приказала солдату заступить в секрет. Он отказался.
– Я не стану выполнять приказов бабы, – проворчал он. – Что хочу, то и делаю. У нас теперь свобода.
Меня это больно задело. Как же так? Ведь неделей раньше этот самый солдат бросился бы за меня в любой огонь. А теперь он насмехается надо мной. Это невероятно! Просто ужасно!
– Ха-ха-ха! – издевался он. – Можешь сама идти.
Раздосадованная, я схватила винтовку и сказала:
– Не смогу, что ли? Да я пойду и покажу, как свободный гражданин должен защищать свою свободу!
Выбравшись из траншеи, я отправилась на пост, где оставалась целых три часа.
