Уильям Шекспир. Гений и его эпоха - Берджесс Энтони (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗

Шейлок, вопреки принятому в шекспировское время обычаю, вместе с тем не лишен симпатичных черт, что вполне естественно для нашего века, но елизаветинская публика видела только толстоносого ростовщика в засаленном длиннополом кафтане из грубого сукна. По окончании судебного процесса Шейлок уходит спокойно, человек подавлен, он жалуется на плохое самочувствие и, униженный, исчезает со сцены. В конце пьесы он не забавляет, как Варавва, публику своими устрашающими проклятиями и вызывающим поведением. Он реален, и он более похож на Шекспира, чем Шекспир — на чопорных христиан той невыносимой и нетерпимой Венеции. Шекспир не считал позорным стремление зарабатывать деньги и не видел ничего плохого в повышенном интересе к ним, пока ему самому не приходилось отдавать их. Фунт мяса — это, конечно, чересчур, но чудовищность этого предложения как-то сходит на нет, если принять во внимание, что Шекспир работает на двух уровнях. Во-первых, поскольку в пьесе никто не умирает, ее нельзя считать трагедией, следовательно, она должна быть комедией, хотя в ней нет также и никакого смеха, а есть только странный привкус лирического антисемитизма. Во-вторых, в пьесе существует аллегорический уровень, и здесь символы более важны, чем характеры. Пьеса о плоти и золоте. Плоть живая и через музыку любви способна сделать прекрасным грязный покров гниения; золото мертво, но из него, как из личинки, развивается ненависть. Плоть нельзя взвесить на весах, как золото, и для любви, как выясняют поклонники Порции, нельзя установить стоимость, как если бы она была ценным металлом. Золото искупает свои грехи, когда оно материализуется в кольцо, символ брака, и само небо тогда готово щедро инкрустировать его золотой патиной. На повествовательном уровне пятый акт не нужен; на уровне символическом он дополняет поэтическую картину.

В «Ромео и Джульетте» деятельный Меркуцио наслаждается звуками чудесной музыки. Шекспир ощущает в себе буйство народной фантазии, которая нуждается в более полном воплощении, чем ослепительная, но неуместная каденция. Четвертая пьеса этой группы, «Сон в летнюю ночь», является комедией, явно написанной по случаю чьей-то свадьбы. Сейчас комедии строят на размолвках любовников. Но чтобы такая размолвка возникла, сами любовники должны разочароваться в своих чувствах или свадьбу должно расстроить решительное вмешательство третьих лиц. И Шекспир вводил волшебниц. С появлением сэра Джеймса Берри и Инед Блайтн волшебники испортились и стали капризными, но в Уорикшире Уилла они были грубыми и опасными, среди них не было Тинкербелла. Они были скорее демонами, чем фигурками в балетных тапочках, не чрезмерно злобными, но, пользуясь теологическим термином, не связанными договором силами. Они были дохристианскими божествами, низведенными до уровня лесных духов. Нет и намека на какие-то причуды в языке, которым награждает их Шекспир.

Итак, мы соглашаемся с тем, что пьеса «Сон в летнюю ночь» написана по случаю бракосочетания важных особ. Чьего же бракосочетания? 26 января 1595 года «слугам лорда-камергера» было приказано играть на свадьбе в Гринвиче, в присутствии королевы и всего королевского двора. Женихом был граф Дерби, сын давнего покровителя «слуг лорда-камергера»; невеста была… впрочем, мы скоро вернемся к ней. Считается, что «Сон в летнюю ночь» поставили по этому случаю: пьеса не требует длительных репетиций (вызов к королевскому двору с требованием новой пьесы редко оставлял много времени для репетиций), поскольку она состоит из отдельных эпизодов, любовных, волшебных сцен, которые можно репетировать по отдельности. В пьесе имелись все необходимые для бракосочетания компоненты, кроме марша Мендельсона, но время пошло на пользу этому упущению. Для демонстрации способностей «слуг лорда-камергера» пьеса была превосходна. Если в ней не нашлось места для трагической риторики, зато имелась трагическая пародия, которая была нисколько не хуже.

Невестой была Элизабет Вир, дама, на которой отказался жениться Саутгемптон. В отчаянии лорд Берли перестал настаивать на своем и благословил парочку, в которой жених не проявлял таких колебаний. Но с высоты своего гнева, вызванного непокорностью своего подопечного, он наложил на него штраф в пять тысяч фунтов, оценив в такую сумму отвергнутые чувства леди Элизабет, как будто они были сделаны из драгоценного металла. Решение вполне в духе «Венецианского купца», если только он видел его. Предполагают, что после счастливого бракосочетания своей внучки с лордом Дерби Берли отменил штраф.

Если так, то у Шекспира появился удобный предлог попросить у своего покровителя и друга денег. Существует устоявшееся мнение, что Саутгемптон дал ему — не одолжил, а именно выдал — тысячу фунтов, в те дни громадную сумму. Поскольку труппа «слуг лорда-камергера» была образована на основе совместного акционирования, Шекспир нуждался в капитале, и Саутгемптон снабдил его необходимой суммой. Если Шекспир действительно получил какие-то деньги, это могло быть только сто фунтов, сумма достаточная для приобретения своей доли акций, но легенда относительно тысячи фунтов возникла, главным образом, из-за последней сцены «Генриха IV», второй части, где Фальстаф говорит своему другу, мистеру Шеллоу, деревенскому судье: «Мистер Шеллоу, я должен вам тысячу фунтов». Если Шеллоу мог наложить лапу на такую сумму, тогда намного легче представить, что ее выдал Саутгемптон. И если Шекспиру не пришлось возвращать деньги, то потому, что Саутгемптон предпочитал эквивалент в «фунт мяса».

С открытием театра в Шордиче Шекспир, долгое ученичество которого закончилось, всерьез занялся карьерой драматурга. Здание театра было добротным, его построил Джеймс Бербедж, который, начав жизнь плотником, стал выдающимся актером и даже руководил «слугами графа Лестера», когда Шекспир был еще ребенком. Бербедж приобрел в 1576 году землю в Шордиче: всего лишь полоску пустующей земли, заросшей сорняками, где не было ничего, кроме костей и собачьего дерьма. Землевладелец, Джайлс Аллен, не имевший никакого отношения к Неду, сдал ее в аренду на двадцать один год. Было оговорено, что с возобновлением аренды не возникнет никаких затруднений. На этой земле, очищенной и выровненной, Бербедж построил прекрасный театр, призвав на помощь своего шурина, очень богатого бакалейщика Джона Брейна, который предоставил большую часть денег. Возведенное ими здание стало прекрасно оборудованным домом для «слуг лорда-камергера», возглавлял которых сын Джеймса Бербеджа Ричард.

Дик Бербедж, тремя годами моложе Шекспира, изучал актерскую игру у Неда Аллена. Аллен все еще оставался великим актером, но его мастерство ограничивалось тяжелой риторикой, он не мог играть комические роли, и ему не хватало романтической утонченности, необходимой для новых итальянских ролей любовников. Если Бербедж, что вполне возможно, играл роль Стены в «Сне в летнюю ночь», тогда у него была возможность пародировать стиль Аллена в интермедии «Пирам и Фисба», демонстрируя таким образом сразу все его ограничения.

Тональность слов, вероятно, была та же, что в роли Иеронимо из «Испанской трагедии», которого играл Аллен. Игра Бербеджа отличалась эмоциональной насыщенностью, он обладал прекрасными физическими данными, а кроме того, досконально изучил визуальные возможности новой драмы, включая преимущества реалистического грима. Он был художником-портретистом, а не только актером. В данный момент он и его друзья-актеры больше всего нуждались в репертуаре, новые пьесы были нужны им как можно скорее. Шекспир, недавно обосновавшийся в квартире неподалеку от театра, — у Бишопсгейт церкви Святой Елены, — с головой погрузился в работу.

Теперь он мог целиком посвятить себя нуждам труппы лорда-камергера. Однако приблизительно в это время он серьезно влюбился. Энн в Стратфорде была забыта, или, если он и вспоминал о ней, то вспоминал с чувством вины; его любовные помыслы сосредоточились на даме, и она была достаточно культурна, чтобы играть на вёрджинеле.