Артековский закал - Диброва Алексей (бесплатные серии книг .txt) 📗

— Да нет, почему он не подействует на твоих электриков?

— Он говорил с ними, а они говорят: нам тяжело. Я и сам понимаю, что тяжело, а как быть?

— Распустил ты свои кадры, — старался улыбнуться Миша.

— Так что, может тебе помочь?

Володя радостно ответил:

— Ну, конечно, я же сам не смогу, а освещение ведь не мне одному нужно.

— Добро, пошли к тебе?

Работа на электростанции имела свои особенности. Во-первых, здесь было намного чище, помещение светлое, пахло нефтью и соляркой. Во-вторых, здесь всё выглядело солиднее в техническом оснащении: на стене виднелся ряд рубильников, амперметров, вольтметров. Посреди помещения на массивном фундаменте стоял двигатель — одноцилиндровый дизель-великан с металлической этикеткой «Завод „Победа“, гор. Днепропетровск». «Недалёкий земляк», — подумал я, даже рукой потрогал.

Мы взялись за ключи, отвинтили головку, вытянули поршень, кольца на нём поистёрались и поэтому компрессия была плохая, двигатель коптел, как старый паровоз. Пришлось поставить новые кольца, перечистить все части. Перед ужином начали заводить двигатель. Накалили докрасна металлический шар и при помощи паса начали заводить, нажимая рычаг подачи топлива в форсунку. Пас выскальзывал из рук, но мы упирались ногами и всё сильнее раскачивали маховик.

— Вот это компрессия!

— Нажимай! Ну, ещё р-р-р-аз!

— Нажимай на форсунку!

Двигатель будто понял, чего от него хотят, чихнул раз, второй, потом затараторил гулко и часто.

— Перекрой подачу! — закричал Володя.

Но двигатель уже набрал максимальные обороты, подпрыгивая на фундаменте так, что, казалось, вот-вот полетят крепёжные шпильки и он взлетит к потолку. Аас подскочил к рубильнику, быстрым движением включил один, второй, третий, чтобы дать нагрузку динамо-машине, — свет вспыхнул по всему лагерю. Но этой загрузки было мало, динамо-машина ревела, а двигатель разошёлся вовсю. Лампочки сияли очень ярко, стали излучать белый свет и, вдруг, зашипела и погасла одна, вторая, перегорели контрольная.

— Как же динамо спасти? — нервничал Аас.

Он совсем перекрыл подачу горючего, сердитый дизель постепенно стал уменьшать обороты и, наконец, его удалось остановить.

— Ну, и лошадка у тебя — с — норовом! — покачал я головой.

— Насосал много горючего, а потому и понёсся, как жеребец!

— Хорошо, что хоть одними лампочками обошлось, могло быть и хуже.

Мы заменили сгоревшие лампочки, проверили годность динамки и снова завели двигатель, — теперь он работал нормально, его размеренный рокот напоминал мне шум трактора на привольных степных просторах.

Теперь я вечерами приходил на электростанцию. Быстро освоил технику безопасности и стал у Володи первым помощником.

Сегодня у меня счастливый день: получил от отца письмо. Сразу узнал его почерк на конверте. Он писал из армии, в их учебной части обучают бойцов перед отправкой на фронт. Много тренируются в переходах, что, по выражению отца, закаляет здоровье, укрепляет мышцы. На конверте стоял адрес: Сталинградская область, Красноармейский район, полевая почта №.

— Совсем недалеко — каких-нибудь 250–300 километров, а увидеться невозможно! — с горечью произнёс я вслух.

Захотелось увидеть родного человека. Прислониться, как в детстве к колючей бороде, покачаться на его мускулистых руках. Сказал бы ему тепло: «Папочка, родной, не беспокойся обо мне, я в тылу, мне хорошо, работаю понемногу, хочу, чтобы и мой труд приблизил разгром проклятых фашистов, которые отобрали у меня тебя, маму и братьев, дом, школу и счастье».

Примерно такого содержания написал отцу ответное письмо. Всего год с небольшим назад он хлопотал мне путёвку в Артек на 40 дней, а расстались навсегда.

Письма получали не все ребята, некоторые не знали абсолютно ничего о судьбе своих родителей. Они с большой завистью смотрели на «счастливчиков» и вздыхали, вспоминая дом, родных.

Во время прослушивания сообщений Совинформбюро, то один, то другой внезапно вскрикивал и хватался за голову. Ребята слышали их громкий шепот:

— Нет моего дома… фашисты…

Если это были маленькие девочки, то они вообще не могли взять себя в руки, громко повторяя:

— Мамочка… родненькая…

Невозможно было смотреть на этих обиженных проклятой войной детей. А сколько их было в ту пору, — потерявших родителей и тепло родного дома, а сколько ребят погибло в огненном смерче войны? Разве мы сегодня можем допустить, чтобы наша прекрасная планета снова стала полигоном для испытания ядерного оружия? Разве может здравомыслящий человек смириться с потерей детей, внуков — родных и близких людей?

Кто видал войну воочию, тот всегда будет до конца дней своей жизни отстаивать дело мира для всех людей Земли.

ПОДНЯТЬ ПАРУСА

Грозный вал войны подкатывал всё ближе. Разгорелись жестокие бои на берегах Дона, где в прошлом году артековцы поднимали ежедневно на мачте алый флаг, начиная лагерный день. А сигналы звонкого горна в руках Бори Микальца были слышны на обоих берегах реки. Теперь там раздавались другие звуки, поднимались в небо чёрные тучи взрывов. Ежедневно радио сообщало тревожные новости: наши войска оставили такие-то пункты, отошли на такой-то рубеж. Обнаглевший враг рвался к Волге, ведя в бой новые дивизии, обеспеченные новой техникой. Вражеские самолёты теперь чаще появлялись над степью, направляясь на станцию Арчеда бомбить нефтесклады и другие объекты. Из лагерной наблюдательной вышки было хорошо видно густые, чёрные клубы дыма над станцией и городом.

Гурия Григорьевича срочно вызвали в Москву. За ним прилетел небольшой самолёт. Ребята пожелали своему начальнику счастливого пути, и он улетел.

В Серебряные Пруды прибыла воинская часть, вышедшая из недавних боёв, а также полевой медсанбат с раненными бойцами, которых разместили в полевых палатках. Под прикрытием деревьев рыли окопы, огневые позиции для артиллерии. Нам подарили винтовку комсомольца этой части, павшего смертью храбрых. Она стрелять не могла: был разбит затвор, но артековцы берегли, как святыню эту боевую реликвию. С бойцами у нас установились самые хорошие отношения: девушки стирали им гимнастёрки, носили свежее молоко, овощи. А тихими вечерами на зелёной лужайке у пруда раздавались аккорды баяна — перед отбоем можно было потанцевать. Время было тревожное, но молодость брала своё.

Танцующие красноармейцы были в центре внимания. Им больше нравились не танго с фокстротами, а русская «Барыня» или украинский «Гопак». Артековские плясуны им не уступали, лихо отбивал чечётку Володя Николаев, его сменял Юра Мельников, не оставались в долгу и девушки — Светлана Косова, Валя Тазлова, Тамара Кранчевская и другие.

Через несколько дней возвратился из Москвы начальник лагеря. Артек пришёл в движение — снова снимался с якоря и поднимал паруса — в путь! А куда? Этого никто не знал. О маршруте лишь догадывались — на восток, подальше от чёрного дыма войны и смертельной опасности.

Все вещи, имущество было в тюках, ящиках, старшие артековцы снова стали грузчиками. Несколько дней прошли в тревожном ожидании — не было транспорта, на станции разбиты пути. А в Серебряные Пруды входили новые части и занимали оборону. Техника тщательно маскировалась, огневые позиции издали казались зелёными кустами.

Наконец, прибыла колонна автомашин, чудом выпрошенных Гурием Григорьевичем у военного командования. Быстро погрузили вещи, усадили отряды артековцев. Ребята тепло попрощались с бойцами, с которыми успели подружиться, прощались с этим замечательным уголком, приютившим нас на несколько месяцев.

Машины просигналили и тронулись в путь. Мимо проплыли красавцы-павильоны, кудрявые вербы и зеркальная голубизна прудов. Прощальным шепотком полных колосьев провожала нас пшеница и усатый дозревший, но не скошенный ячмень, а золотистые подсолнухи покачивали своими дисками артековцам на прощание.