Джон Леннон, Битлз и... я - Бест Пит (чтение книг .TXT) 📗
— Пит, — сказал он, — тебя не слишком стеснит, если я попрошу тебя провести ночь в отеле вместе со мной?
В тот момент его вопрос совершенно не шокировал меня: я, видимо, не вполне отдавал себе отчет в том, что его предложение имело определенный смысл. Такое со мной случилось впервые. Я просто ответил ему, что предпочел бы вернуться домой, что мы и сделали.
Не было абсолютно никаких ни сцен, ни протестов. По прошествии времени стало ясно, что он хотел дружбы более интимной, но в этом не было ничего непристойного, ничего нездорового, ничего опасного. Его обращение было полно мягкости. Он никогда больше не предлагал мне кататься на машине и не возвращался больше к той же теме. Поездка в Блэкпул и наш разговор были преданы забвению.
Затем Эпстайн бросился на поиски студии грамзаписи, которая помогла бы пробиться его подопечным. Энергия, которую он выказал при решении этой задачи, нас поразила. Как раз перед наступлением Нового, 1962, года благодаря своим связям и положению самого крупного продавца дисков на Северо-Западе, он до того заинтриговал студию «Декка», что она оторвалась от раскапывания лондонских талантов и бросила взгляд на этих БИТЛЗ, которых так любили мерсисайдские фаны.
Полномочным представителем «Декки» являлся некто Майк Смит, молодой парень, разыскивавший артистов для своего шефа, Дика Роу, главы «Артистов и Репертуара» («АиР»), всемогущего филиала гигантской «Декки», записывавшей не только домашнюю продукцию, но и американских знаменитостей. Длинный послужной список Дика включал работу с самыми яркими «звездами», от оркестров до популярных певцов.
Майк Смит набрался храбрости и вступил под своды «Каверны», чтобы встретиться с нами. То, что он услышал, ему понравилось. Вскоре после его возвращения в Лондон «Декка» дала знать, что хочет устроить нам прослушивание. Дата была назначена на 1 января 1962 года. Новый год начинался отлично.
11. Праздники и несчастья
Брайан Эпстайн уже трубил на всех перекрестках:
— Четверо моих парней станут более великими, чем Элвис!
Он повторял это всем и каждому: работникам студий звукозаписи, журналистам, — кто бы ни выказал хотя бы малейшего интереса к этой «потрясающей новости» насчет битловской исключительности. В самом деле, в то время это было просто смешно. Оттеснив Билла Хэйли, Элвис прочно утвердился на своем троне «короля рока». Мир принадлежал ему, и, с нашей точки зрения, трон этот был непоколебим.
Мы часто обсуждали между собой свои честолюбивые планы и знали, что пунктом номер один для достижения вершины в списках популярности был договор с крупной студией грамзаписи. По нашему скромному мнению, Элвис отстоял от нас на сотни световых лет, тем не менее, мы все четверо были уверены в том, что БИТЛЗ ждет слава. Мы знали, что обладали неким даром особого контакта с публикой, но мы никогда себе не представляли, куда нас может привести подобный дар.
Пределом наших мечтаний была запись ДИСКА. У нас было что-то вроде боевого клича:
— А куда же мы идем, парни? — вопил Джон.
— На самую высокую вершину успеха! — кричали мы в ответ.
Однако же, когда мы прикатили в Лондон в новогодний вечер, нам казалось, что лучше и быть не может. Мы уехали без Брайана, который должен был к нам присоединиться только на следующее утро в студии «Декка». Было очень холодно, шел снег; Нейл Эспинолл вез нас до места на своей «тачке», и путешествие заняло почти целый день. В Мидлендс он сбился с дороги из-за снега, и к тому времени, когда мы прибыли в «Ройал Хотел» на площади Рассела в лондонском Вест-Энде, праздник был в самом разгаре. Нам пришлось лечь очень поздно этой ночью, из-за того что мы решили присоединиться к празднику на Трафальгарской площади, чтобы посмотреть на психов, прыгающих в фонтан и танцующих под струями воды. Ведь раньше мы их видели только по телевизору.
Пока Нейл ставил машину в гараж, мы зашли выпить пива на Чаринг Кросс. Когда он нас разыскал, он был очень возбужден. Какие-то два типа пристали к нему и попросились на время в машину. Ему потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, что перед ним — два наркомана, ищущих места, где бы можно было как следует «накачаться». Однако, когда он понял, то предложил им сматывать удочки.
На площади мы пели хором с толпой традиционную «Auld Lang Syne», [23] которую мы покорно подхватили, однако нельзя сказать, чтобы мы по-настоящему «оттянулись»; у нас не было желания сунуть даже мизинец в ледяную воду фонтана, где несколько смельчаков усердно зарабатывали себе пневмонию. Мы были слишком поглощены предстоящим прослушиванием. Красивая жизнь, казалось, не за горами. «Декка» была студией, известной во всем мире, и нам нужно было взять ее штурмом на следующее утро.
Все-таки, мы действительно плохо начали первый день нового года. Мы должны были встретиться с Эппи в студии в 10.30, а пришли туда только к 11 часам. Не помню точно: то ли мы не проснулись вовремя, то ли застряли в лондонской пробке. Первое января в то время не было выходным, и в Сити, как обычно, начиналась работа. Брайан был по-настоящему зол. Он всегда придавал огромное значение пунктуальности, хвастался тем, что всегда приходит вовремя и не выносил, когда другие опаздывали. Но он еще и беспокоился и сказал буквально следующее:
— Я перепугался, я уже представлял себе катафалк с вашими телами, — говорил он, с явным облегчением разглядывая нас и убеждаясь, что мы в порядке.
Майк Смит, который должен был руководить прослушиванием, пригласил нас в студию, и мы старались держаться молодцевато и не ударить в грязь лицом в предстоящем спектакле.
— С Новым годом, Майк, — сказал Джордж, — что-то мы тебя не видели в фонтане вчера вечером.
Но все мы на самом деле перетрусили.
Мы впервые в жизни оказались в настоящей студии, одной из лучших, чье сложное оборудование резко контрастировало с непритязательным школьным залом, в котором мы записывали «My Bonnie». Среди великолепия декковской электроники наши усилители, должно быть, производили самое жалкое впечатление, так как нам было настоятельно предложено использовать студийное оборудование вместо нашего. Наш страх, очевидно, был слышен как в сопровождении, так и в вокальных соло-партиях, и все-таки мы вкалывали как могли с утра до обеда.
Эппи с Майком Смитом сделали коктейль из песен, которые, по их мнению, должны были повергнуть декковских «шишек» к нашим ногам. Среди них были «The Sheik Of Araby», «Till There Was You», «Take Good Care Of My Baby», «Money», «Memphis Tennessee», «Three Cool Cats» и «September In The Rain». Кажется, были еще два опуса Леннона — МакКартни — «Like Dreamers Do» и новая композиция Пола «Love Of The Loved». [24]
По зрелом размышлении, эта пошлятина должна была вызвать тошноту у дисковых боссов: акцент на классику мы сделали, помнится, по настоянию Брайана. Действительно, мало что из записанного можно было назвать оригинальным.
Единственная фальшивая нота нарушила ход событий. В один прекрасный момент Брайан Эпстайн принялся критиковать Джона за его манеру игры (или, может быть, пения — не помню как следует), и Леннон взорвался одним из своих неподдающихся контролю приступов гнева, во время которых его лицо из белого превращалось в пунцовое.
— Ничего ты не понимаешь в музыке! — крикнул он в бешенстве Эппи. — Отправляйся-ка лучше считать свои гроши, жиденок несчастный!
Было такое впечатление, что Брайан сейчас скончается; он сильно покраснел, однако проглотил это молча. Все остановились. Майк Смит, звукоинженеры, остальные БИТЛЗ переглядывались в замешательстве. Эпстайн бросился вон и не возвращался в течение примерно двадцати минут.
Мы с нетерпением ожидали результатов записи и, прослушав их, остались довольны. Майк Смит и Эппи, оправившийся, наконец, после выходки Джона, казалось, тоже нашли запись удачной. Оставалось только ждать «высочайшего решения», которое мы должны были получить несколько позже. Эппи был настолько оптимистично настроен, что пригласил нас всех вместе пообедать в первоклассном ресторане «Швейцарский Коттедж», рекомендованном Майком Смитом, прежде чем отправиться восвояси. Все мы попались на крючок, решив, что наше прослушивание было очень успешным, и слава уже стучится к нам в дверь, и больше всех радовался Брайан. Он отправился в город один на своей машине, однако возвращался в компании Пола и Джорджа, выбравших его комфортабельный «Зодиак», тогда как мы с Джоном поехали на машине Нейла.
