Петух в аквариуме – 2, или Как я провел XX век. Новеллы и воспоминания - Аринштейн Леонид Матвеевич (полные книги TXT) 📗
– Конечно, Ларик, т-ты же знаешь. Я в-вечерами всегда свободна.
– Значит, заметано. Часов в шесть?
– Тебя накормить? – Катинька говорила так, будто он только утром вышел от нее и не было ни той жуткой сцены, ни мучительных трех с половиной месяцев…
– Потом…
– Потом – с-суп с котом. – Катинькины речевые центры, похоже, еще не отвыкли от пикировок с Папиосиком.
– С котом так с котом. – Ларька поднял за лапки кота Кампанеллу, мирно дремавшего на диване. – Ух и тяжел ты стал, разгильдяй! В суп тебя! Его теперь надо звать не монашеским именем, а Гарун-аль-Рашидом или д'Аннунцием – папским нунцием.
Катинька метнула на Ларьку тревожный взгляд: откуда он мог узнать? Чепуха какая-то… Случайное совпадение? Такого не бывает, потому что такого не может быть.
– Так т-ты т-теперь на втором?
– Угу… Не царапайся… Калистрат Калиострович.
– И легко т-тебя перевели?
– Побегал малость с бумагами…
– И н-никто тебе не п-помогал? («Может, он все-таки случайно знаком с Валерием Ивановичем?») – В голосе Катиньки послышались интонации оперуполномоченного майора Державца.
– Ты что? Кто мне мог помогать?
– У нас тут одна д-девочка знакомая т-тоже п-пробовала с заочного п-перевестись. Что-то у нее не очень-то п-получилось. («Темнит, или правда случайность?»)
– То девочка, а то герой войны! – Он отпустил кота обратно на диван. – Ладно, давай свою кулинарную программу!
Катя быстро собрала ужин, ясно показывавший, что война уже полтора года как закончилась и что восстановление народного хозяйства идет вполне успешно.
– И на доклад Жданова т-ты попал т-тоже как г-герой войны?
– В общем да. Как героя, меня выбрали в комитет, а как член комитета, я представлял университет… Такой вот винегрет… А ты-то читала доклад?
– Начала, да бросила… п-противно было ч-читать.
– По-твоему, он не дело говорил?
– Видишь… он лепит ярлыки: т-тот п-пошляк, этот дурак, третий – реакционер. А п-потом доказывает, что п-пошляк – это п-плохо, дурак ужасно, а реакционер – н-никуда не г-годится. Какое же т-тут дело?
– Насчет обложить кого, он действительно… Мне тоже не понравилось. Ну а положим, он толковал бы нормально, без ругани?
– Без ругани… П-по-моему, т-там одна ругань и была. Убери ее – ничего н-не останется.
– Это ты, Катинька, загибаешь. Он проводил определенную линию, определенную идею. Ты с ней согласна в принципе?
– В принципе литература с-существует и развивается в литературной б-борьбе. Вот и ведите эту б-борьбу литературными с-средствами. А тут? Поймали п-птичку голосисту и ну сжимать ее рукой… д-дубиной да г-гильотиной можно заткнуть рот одному, десяти… п-пусть тысяче п-писателей! Но дать т-таким образом импульс к п-позитивному развитию литературы… – сильно с-сомневаюсь…
– Получается, что Жданов глупее тебя? Так, что ли?
– Наверное, не глупее. П-просто я не знаю, чего он д-действительно хочет. Может, ему и не нужно, чтобы была литература…
– Не нужно, чтобы была литература?
– Настоящая литература: Блок, Ахматова, П-пастернак, Булгаков, Платонов.
– Ты упрощаешь. Ахматова… Да. Остальных он и не называл.
– Не называл, так п-подразумевал… Д-другие назовут. В-вот сегодня «Комсомолку» видел? Уже и Леонов в ретрограды попал…
– Ты не уходи от вопроса. Вот Жданов конкретно ругал Зощенку. Зощенко – это настоящая литература?
– Я не люблю Зощенко. Н-но называть его п-пошляком… Пусть юмор у него не высокой пробы. Но есть люди – д-думаю, и немало, – к-которым такой юмор нравится. Жданов считает, что у этих людей слабо развит л-литературный вкус. 3-зачем же на них кричать? Их вкус от этого лучше н-не станет. А хуже – м-может быть. Если уж з-заботиться о людях, то надо п-печатать настоящие п-произведения. Того же Булгакова. Думаю, что многие из т-тех, кто п-прочитали бы «Собачье сердце» или «М-мастера и Маргариту», сами п-перестанут ценить юмор Зощенко. Н-наконец, существует литературная к-критика, которая должна воспитывать читательский вкус, разъясняя, что к чему, а не з-запрещать или разрешать.
– Да… Тебя послушать… Слушай, а Ахматову ты читала?
– Нет. Ахматову я н-никогда не читала. – Катю стал злить этот разговор. «Если даже Ларька… если все они такие… Пусть, пусть создают свою кастрированную литературу на один манер, на один мотив: "Заводы, вставайте, шеренги смыкайте! Та-ра-ра-ра!"» – Дрянная п-поэтесса… Убогая, взбесившаяся б-барынька – п-правильно говорит твой Жданов… – Она вдруг почувствовала, что по щекам у нее текут слезы. «О Боже, лучше бы уж пошла с Папиосиком в филармонию!»
– Ну, успокойся, Катя. – Он взял ее за плечи. – Я не спорю с тобой. Я пытаюсь уяснить, мне многое непонятно… А ты выросла в литературной среде, лучше все понимаешь… И старше меня на курс! Ну, не реви! Ахматова чудесная поэтесса, «Божьей милостью» – ты же сама говорила, помнишь? Когда читала ее стихи…
– Так к-какого же дьявола т-ты издеваешься? – закричала вдруг на всю комнату Катинька. – Знаешь ведь, что она Божьей м-милостью, что я ее ч-читала, з-зачем спрашиваешь?
– Прекрати сейчас же! – Он тряхнул ее за плечи так, что у нее оторвалась голова… Или ей показалось? Вот он осторожно взял ее голову обеими руками, поставил на место… прикоснулся губами… Наверное, чтобы приросла обратно…
– Ты т-только Кампанеллу в-выставь за дверь… А то он всё п-понимает…
Смерть уже отмерила свой срок: оставалось два года. Даже меньше. Поэтому Жданов торопился, суетился, напряженно работал. Хотел всё успеть. Обогнать время, обогнать Берию… Или наоборот? Он хотел всё успеть: напряженно работал, суетился, торопился, и потому ему осталось два года? Даже меньше. Где конец? Где начало? Разобраться невозможно, и, уходя от ответа, люди темнят: причинно-следственные отношения…
Год тысяча девятьсот сорок шестой.
Август, четырнадцатое: Постановление ЦК ВКП(б) «О журналах "Звезда" и "Ленинград"».
Август, двадцать шестое: Постановление ЦК ВКП(б) «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению».
Сентябрь, четвертое: Постановление ЦК ВКП(б) «О кинофильме "Большая жизнь"».
Сентябрь, двадцатое: трехчасовой доклад «О журналах "Звезда" и "Ленинград"» на собрании партийного актива и писателей Ленинграда.
Сколько труда, нервов, времени наконец вложено во все это! Сколько раз Сталин смотрел на него так, будто взвешивал, а не отправить ли его, Жданова, со всеми его прожектами… Но он сумел убедить, сумел доказать свою правоту. Сталин даже согласился лично принять участие в подготовительном мероприятии по кино… Жданов ухмыльнулся и покачал головой: да, умеет Старик производить впечатление.
…В ЦК обсуждали тогда фильмы «Большая жизнь» (вторая серия), «Адмирал Нахимов», «Простые люди», «Иван Грозный» (вторая серия). Пригласили массу народа – всех ведущих киношников, писателей, композиторов. Сталин незадолго до того просмотрел фильмы, внимательно прочитал подготовленный его, Жданова, аппаратом материал и выступил на обсуждении, поражая присутствующих осведомленностью в профессиональных вопросах.
Говорил он прямо по тексту никому еще тогда не известного проекта постановления о кинофильме «Большая жизнь», так что впоследствии пришлось даже кое-какие места подредактировать. Дал понять кинематографистам, которые забыли, какая огромная государственная ответственность на них возложена, чтобы они не забывались. Напомнил, что в таком деле, как искусство, – тем более искусство массовое, народное, каким является кино, – совершенно нетерпимо безответственное, торопливое отношение к жизненному материалу. Затем прошелся по фильму «Большая жизнь»: с неодобрением отметил фрагментарность, отрывочность сценария, отсутствие последовательной связи между эпизодами картины.
«В фильме, – говорил он, – показан незначительный эпизод первого приступа к восстановлению Донбасса. Этот эпизод не дает правильного представления о действительном размахе и значении восстановительных работ в Донецком бассейне. Что образов кинофильма «Большая жизнь», то они не отображают людей славного советского Донбасса. Советские люди изображены в картине ложно, фальшиво».