Абвер: щит и меч Третьего рейха - Мадер Юлиус (лучшие книги без регистрации .txt) 📗

После принятия 23 марта 1921 г. «Закона о рейхсвере» занимал различные штабные должности в военно—морском ведомстве при министерстве рейхсвера. Впоследствии перешел на флот, командовал линкором «Силезия».

1 января 1935 г. адмирал Эрих Редер, главнокомандующий военно—морским флотом Германии, назначил Канариса начальником управленческой группы военной разведки и контрразведки при военном министерстве. В абвер пришел человек с собственным видением проблемы и задач, стоящих перед разведкой. Вскоре четырехэтажное здание на Тирпицуфер 74/76, штаб—квартиру абвера в Берлине, стали называть «лисьей норой», а его хозяина — «хитрым лисом германской разведки». К 1938 г. ведомство Канариса стало называться Управление Аусланд/Абвер/ОКВ, но изменилось не одно только название: были сформированы новая многоступенчатая структура и, что важнее всего, система разведки.

С 1938 по 1944 г. центральный аппарат военной разведки и контрразведки ОКБ состоял из 5 основных отделов: [3]

1. Абвер–1 занимался сбором развединформации о военно—экономическом потенциале стран вероятного противника;

2. Абвер–2 проводил диверсионные операции за рубежом и в тылу воюющих с Германией стран. Диверсионное спецподразделение «Бранденбург–800» подчинялось непосредственно руководителю этого отдела;

3. Абвер–3 отвечал за организацию контрразведки в трех составных частях вермахта и за границей;

4. Иностранный отдел совместно с МИД Германии курировал разведдеятельность военных атташе за границей и нелегально обеспечивал проведение секретных операций кригсмарине за рубежом;

5. Отдел «Ц» — центральная картотека и архив.

В 1940 г. Адольф Гитлер произвел Канариса в адмиралы военно—морского флота, отмечая тем самым его вклад в реализацию военно—политической стратегии Третьего рейха. Канарис принимал активное участие в разработке и осуществлении операции «Барбаросса».

Канарису было 48 лет, когда он возглавил разведку. Внешне, несмотря на свежесть лица, он выглядел старше, потому что его волосы были уже совершенно белыми. Вскоре среди тех, кто с ним имел дело, за Канарисом закрепились клички «Седой старец», «Седой». Это можно легко понять, потому что Канарис зрелостью своих решений и сдержанностью, с которой он обычно преподносил их, производил впечатление мудрого старика. Он ни с кем не откровенничал, его манера выражаться была, — по словам человека, который работал вместе с ним в Сопротивлении против Гитлера, — «эклектичной». У него были все основания скрывать от окружающих свои истинные взгляды. Мы уже знаем, что Канарис не принадлежал к тем, кто осудил национал—социализм с самого начала. В какой момент он осознал, что гитлеризм — это не преходящее явление, которое можно преодолеть нормальными политическими средствами парламентской системы, а что речь идет о феномене, угрожающем самому существованию Германии и даже Европы, нам не известно. К тому времени, когда он стал начальником разведки, это осознание в нем уже созрело. Бойкот, объявленный евреям, и преследование всех «неарийцев», принимавшее все более беззаконные формы, его наблюдения, сделанные 30 июня предыдущего лета, и то, что он случайно узнал о всем масштабе осуществлявшихся убийств и жестокостей, совершенных в этот и последующие дни, — все это было достаточным, чтобы развеялись его сомнения в том, что Гитлер и его паладины никогда не «полиняют», об этом не могло быть и речи. Однако он все еще пользовался — не в последнюю очередь из—за нападок, которые в прошлом с таким шумом обрушивались на него со стороны левых, — у руководителей НСДАП репутацией «надежного человека», и Канарис не считал нужным преждевременно поколебать это мнение. Потому что ему с самого качала стало ясно, какое орудие власти ему дали, поставив во главе отдела разведки в авторитарном государстве, все заметнее идущем в сторону тоталитаризма.

Когда Канарис в конце 1934 г. ушел из морского флота, чтобы принять руководство разведкой, он уже далеко перерос задачу, которой посвятил себя в 1920 г., а именно: всеми силами содействовать восстановлению германского флота. Это не означало, что он, как потом утверждали некоторые из его товарищей по флоту, «дезертировал» из морского флота. Скорее, все было наоборот. Назначение на пост коменданта крепости Свинемюнде осенью 1934 г. подтверждало, как уже говорилось, что, по мнению и воле тех, кто был ответственным за продвижение по службе во флоте, карьера Канариса в морском флоте достигла наивысшей точки, если только не превысила ее.

Те, кто так решили, были не совсем и неправы. Конечно, Канарис в высшей степени оправдывал себя как в должности первого офицера, так и на посту начальника штаба морского ведомства на Северном море и, наконец, как командир «Силезии». Но если мы представим себе Канариса в конце 1934 г., то вряд ли найдем в нем те специфические качества, которые должны быть у командующего эскадрой или флотом. Конечно, в нем не было недостатка мужества, — то, что он обладал не только природным, но и в еще большей степени гражданским мужеством, он сотни раз доказывал на посту начальника разведки, — но мы не находим у него той беззаботности и непринужденности, той степени безрассудной смелости, которые должны быть у командующего флотом или кавалерийским полком. Он был по натуре человеком, который привык все тщательно взвешивать, и его деятельность в 20–е годы, которая в неясной политической ситуации становления республики обязывала его снова и снова принимать экстренные решения, маскироваться, изворачиваться и хитрить, еще более усилила это прирожденное качество. Один товарищ тех лет рассказывает, что эта его черта характера проявлялась даже в парусном спорте: «Канарис плыл всегда на полном ветру, с надутыми парусами».

Но и в субъективном смысле рамки задач прошедших лет стали слишком тесными для Канариса. Благодаря постоянному чтению и многочисленным заграничным поездкам его кругозор расширился. В трудных переговорах с политиками и бизнесменами, судовладельцами и директорами верфей, земляками и иностранцами он научился смотреть на вещи не только с одной, но и со всех сторон. Это развило в нем склонность к объективности. Возможно, именно тогда манера Гитлера и Геббельса представлять события в мире в черно—белых тонах, как они это делали для немецкого народа, способствовала осознанию Канарисом того, что уже давно сформировалось в его подсознании, а именно: он смотрел на события уже не через немецкие очки, а глазами космополита. Правда, он все еще оставался немцем и патриотом. Его любовь к родине и к немецкому народу стала не меньше, но глубже, если можно так выразиться. Когда он научился сравнивать, то сделал для себя вывод, что не всегда правда была на немецкой стороне, а несправедливость — на другой. Этот новый Канарис—космополит нашел в руководстве разведкой поле деятельности, которое, можно сказать, было создано именно для него.

Похоже, независимо от особой политической ситуации 1934–1935 гг. в вермахте вряд ли могли бы найти лучшую кандидатуру на пост начальника разведки. Это был действительно гражданин мира, который обладал всеми предпосылками для успешного осуществления столь трудных обязанностей. Он много ездил и необычайно глубоко разбирался в положении, существовавшем во многих странах. Правда, Канарис не владел в совершенстве, как иногда утверждают, полдюжиной или более иностранных языков. Но он в совершенстве владел испанским языком — разговорным и письменным, хорошо говорил по—английски, мог вести сложные переговоры на французском и итальянском, вместе с тем не претендуя на совершенное владение этими языками. О других языках он имел, по крайней мере, представление, а при случае мог быстро выучить несколько фраз и вести короткие беседы на совершенно незнакомом ему языке. Но еще более важным было то, что этот человек обладал редким даром общаться с людьми разных национальностей, находить с каждым правильный тон, будь то трудные случаи в собственной стране, как фюрер и другие национал—социалистические вожди, или столь разные личности, как испанский каудильо Франсиско Франко, финн Маннергейм, итальянцы Роатта и Аме, венгры Хорти и Хомлок, муфтий из Иерусалима или индиец Субхас Чандра Бос — и это лишь немногие из них. С такими разными людьми Канарис находил общий язык. Обладая почти женской интуицией, он умел найти к каждому правильный подход, внушить доверие.