Улыбайтесь, сейчас вылетит птичка - Качан Владимир (книги бесплатно читать без txt) 📗
Вот точно так же один знаменитый артист театра и кино изумлял меня (это было в период " развитого социализма ", который теперь переименован в " застой " ) знанием фамилий, имен и отчеств всех вторых секретарей ЦК и горкома партии, а также имен и отчеств их референтов, помощников референтов и даже, наверное, их жен и детей. Я же, в свою очередь, изумлял его незнанием этих полезных фамилий и имен.
- Как? - происходил однажды между нами диалог. - Ты не знаешь?.. (допустим, Пупкина Владлена Сергеевича).
- Не знаю, - стесняясь своего невежества, отвечал я.
- Ты сошел с ума!
- Почему?
- Да потому, что он третий помощник второго референта самого... - Тут он переходил на значительный шепот: - Гришкина. - И интимно-почтительно: Евгения Матвеевича... - Он говорил так, будто вчера с ним Самим обедал, будто приближен к высшим - в его понимании - сферам, и даже не догадывался, что высшая сфера - это как раз его сфера, в которой он обитает вместе со своим по-настоящему большим талантом, ну а пупкины и гришкины приходят и уходят, и о них потом никто не помнит.
- Кого? - переспрашивал я.
- Гришкина, - оглянувшись по сторонам, словно выдавая арабскому террористу секрет атомного оружия, продолжал он меня просвещать. Пока терпеливо...
- Какого Гришкина? - переспрашивал я, и тут он уже прозревал, что имеет дело с законченным идиотом, с которым не то что разговаривать о важных вещах, но даже в одном поле... - нельзя.
Один раз он все же попытался мне объяснить, что Гришкин может и квартиру и даже орден, но, заметив скуку в моих глазах, стал уже относиться ко мне как к безнадежному недоумку.
Гришкин ли помог или само так получилось, однако он таки получил орден.
Получить орден Трудового Красного Знамени в Советском Союзе за исполнение роли фашистского палача - это изумительно! Он и впрямь сыграл роль гестаповца так, что, полагаю, был даже интереснее оригинала, но ведь не железный же крест он получил, а совсем другое... Льюису Кэрроллу надо было родиться в России - вот где настоящее Зазеркалье, вот где страна чудес! Главное - ничего не надо выдумывать, никаких сказок - пиши с натуры, и все!
Шлейф этой творческой победы еще долго тянулся за ним и по сей день еще тянется, и - кого бы он потом ни играл, какой костюм ни носил - он все равно постоянно ощущал себя в ладно сидящем мундире высшего офицера Третьего рейха.
Как-то раз он играл в секретаря крайкома. (Это не опечатка, сограждане, это мое открытие. Про актеров все время уважительно говорят: он играл, к примеру, Хлестакова, а на самом-то деле это просто детская игра типа " дочки-матери " или " казаки-разбойники ", игра, ставшая профессией, игра - в Хлестакова.
Если в детстве играл в Чапаева, то почему бы попозже не поиграть и в кого-нибудь еще? Вот артисты и играют, счастливым образом оставаясь детьми до глубокой старости.) Так вот, он играл в тот раз - не важно, в какой пьесе, - в первого секретаря крайкома партии. Он всегда к этой роли подходил ответственно, поэтому приезжал в театр задолго до начала, с удовольствием надевал костюм, не спеша завязывал галстук, а гримерша делала ему неотразимый макияж и прилаживала аккуратный паричок. После чего он долго вертелся перед большим трюмо в коридоре. Хотя слово " вертелся " тут совершенно не подходит и не обеспечивает должного уважения к процессу. Он осанисто прихорашивался - вот это будет точнее. А за полчаса до спектакля милиционер привозил ему настоящий значок депутата Верховного Совета. Он хотел именно так, вероятно, для того, чтобы хоть на два часа почувствовать себя облеченным настоящей властью.
Милиционер ждал до конца спектакля, потом забирал значок и уезжал.
- А почему с милиционером значок? - спросил я его как-то раз.
- Да ты что! - был ответ. - Представь себе, что может быть, если я скроюсь с этим значком и окажусь где-нибудь, допустим, в Баку... Что я там могу натворить за одни сутки!
Сознание даже одного этого обстоятельства делало его осанку важной и наполняло душу артиста парящим восторгом власти. На два часа...
И вот после всей этой тщательной подготовки - третий звонок, и помощник режиссера вызывает на сцену его и меня. Я изображаю в спектакле его референта с мерзкой фамилией Синилкин, и все начинается с нашего почти одновременного появления на сцене, на которой в это время стоит кабинет первого секретаря - его, стало быть, кабинет. И вот идем мы к сцене: он впереди, не видя меня, я - шагах в пяти сзади следую за ним. На этот раз спектакль идет в филиале МХАТа, причем впервые, и обстановка совершенно незнакома. Он подходит к двери, за которой уже, собственно, сцена, и останавливается в некотором недоумении.
Он не знает, как ее открыть: там нет ручки. Вместо нее - какой-то штурвал, который, видимо, надо поворачивать. Он и начинает поворачивать, а затем тянуть эту дверь на себя. Это дается ему с трудом, так как дверь тяжела, массивна и вообще вместе со штурвалом выглядит как вход в суперсекретный бункер. И в какой-то момент артист, абсолютно забывая, где находится и кто он сейчас, говорит в адрес двери тихонько и не без уважения : "Смотри-ка ты... Совсем, как у нас в гестапо ". И, услышав за спиной даже не смех, а тонкий стон своего референта, поворачивается и мгновенно делает вид, что это он так пошутил.
Ну возможно ли себе представить, что " у них в гестапо " самой пленительной из человеческих слабостей является знание имен и отчеств секретарей ЦК нашей компартии?! Да что гестапо! Это всего лишь роль, но ведь за ней стоит человек, беспредельно лояльный и поэтому любящий партию власти самозабвенно - до экстаза, до восторга, почти до оргазма. А получая какую-нибудь награду, непременно нужно было благодарить лично Генерального секретаря, затем саму родную партию и уж только потом - всех остальных, по выбору, например народ.
То есть благодарность шла от частного к общему: от Генсека к народу, вот как на вручении премии "Оскар " - сначала лауреат благодарит конкретных лиц, а потом уже всех собравшихся.
Как-то Лия Ахеджакова рассказывала трогательную историю о том, как один ее знакомый ученый, профессор и академик, получал Звезду Героя Социалистического Труда, которую в народе звали "Гертрудой ". Этот интеллигентнейший человек вынужден был соблюдать правила приема награды, однако решил свою ответную речь хоть как-то очеловечить, окрасить казенную форму благодарности теплотой импровизации. Удалось ему это следующим образом. Сказав само собой разумеющееся " спасибо " дорогому Леониду Ильичу, он затем припомнил то немногое, чем мог бы обласкать партию, и рассыпался ей в похвалах, скупых по содержанию, но цветистых по форме. Но тут его гиперинтеллигентность высунула свой озорной нос из недр словоблудия, и он растроганно произнес: "Она, партия, мне столько дала... Она нам всем так... дала... что у меня не хватает слов, чтобы выразить то, что я чувствую. И я от всего сердца благодарю нашу родную коммунистическую партию и ее... - тут он поискал слова, усиливающие эмоцию, и таки нашел! Самые-самые! - совершенно изумительное ЦК ".
У всех, знаете ли, есть свои слабости: у кого-то - " совершенно изумительное ЦК", ну а у Филатова - кино и, конечно же, стихи, некоторые из которых превращаются в...
