Прощай, «почтовый ящик»! Автобиографическая проза и рассказы - Врублевская Галина Владимировна
И хотя персонажи изображены под масками, описываемые в повести события происходили в действительности. Также полностью отвечают документальной основе вехи биографии автора, как по времени, так и по фактам, упомянутым в повествовании.
Глава 1. Первые впечатления
1970–1975 годы
Знакомство с институтом
Завтра нам, четверым выпускникам Корабелки[1] предстоит явиться к восьми часам в проходную ЦНИИ. Я единственная девушка среди четверки, распределенной[2] в это научное учреждение, остальные – парни. Нам уже гарантированы должности инженеров, но до защиты диплома еще полгода. За это время предстоит освоиться в стенах лаборатории: пройти преддипломную практику, выбрать тему для выпускного проекта, чтобы в конце зимы защитить его.
А пока мы сидим в маленькой студенческой аудитории – узкие запыленные окна, обшарпанные черные столы – и слушаем наставления нашего профессора, несравненного Теоретика (назову здесь его так) и куратора нашей практики. Он читал нам в последнем семестре лекции по профильной дисциплине, по вибрациям конструкций, читал великолепно, заражая и заряжая интересом к профессии. Но основное место его работы – та лаборатория, куда нам вскоре предстоит влиться. Теоретик – остроумный и умеющий общаться с молодежью, мог беззлобно высмеять нерадивого студента и подшутить над собой, если вдруг сбивался с мысли. Ведь формулы, написанные им на доске, не были домашней заготовкой, он часто прямо в аудитории, в реальном времени, выводил новые закономерности.
А, если сбивался, то стирал написанное на доске тряпкой, а нам небрежно бросал: «Это зачеркните в тетради». Аккуратные отличники охали, а он начинал развивать мысль заново.
Он побывал на всех морях, от восточных до западных окраин страны, посетил множество научных конференций и даже один форум в Японии. В то время поездки за границу казались несбыточной мечтой. И мы знали, что наша засекреченная стезя закрывает нам выезд даже в страны соцлагеря. Разве что, вдруг, кто из нас вознесется на научный Олимп, как сумел это сделать сидящий напротив, за учительским столом, моложавый профессор.
Сейчас Теоретик, улыбаясь, объяснял, как нам найти проходную.
– Вывески там не надейтесь увидеть. Едете до трамвайного кольца. Как с трамвая сойдете, сразу ощутите запах скотобойни – там мясокомбинат рядом. Перейдете шоссе и сразу окажетесь у глухого забора, желтоватого цвета, сверху колючая проволока протянута. Перейдете трамвайную линию и сразу попадете в проходную. Дверей в ней много, но открывается только одна – в нее и входите!
Вечером готовлюсь к ответственному дню. Грею на газе воду, приношу тазик с водой в комнату, мою голову – ванны в нашей коммуналке нет, как и горячей воды. Наглаживаю своими руками сшитую мини-юбку. «Мини» – это первые вольности в строгой моде того времени, и требуется смелость одеваться в них.
Муж помогает мне собираться, начищает гуталином мои туфли. Он начал работать годом раньше в этом же ЦНИИ, тоже еще молодой специалист, хотя уже вполне освоился. Жаль, что мы будем трудиться в разных подразделениях. Тут же мельтешат и мешают своими советами старшие: мама и дед. Мы еще все вместе – три поколения – теснимся в двух смежных комнатках, но планируем вступить в жилищный кооператив. Уже отложили первые деньги, заработанные годом ранее на студенческой стройке.
Ложусь пораньше: завтра рано вставать, ведь добираться от нашего уютного квартала, расположенного в историческом центре, до ЦНИИ почти два часа. Вначале – минут двадцать пешком вдоль канала Грибоедова до старинной Сенной площади. Ее название сохраняется только в устном фольклоре, официально как площадь, так и недавно открытая станция метро – на месте снесенного в 60-е храма – называется «площадь Мира». Метро домчит меня до южной окраины города, а там еще несколько остановок на трамвае. Но в юном возрасте расстояния не помеха!
На следующее утро в назначенный час встречаюсь с однокурсниками в проходной. Все четверо, выписав временные пропуска в служебном окошке, предъявляем их вместе с паспортом толстой вахтерше. Она бдит за барьером у турникета, отстраненно-значительная, на синей полотняной куртке сверкают медные пуговицы с тисненными на них пятиконечными звездами. Главное начальство в институте!
За турникетом еще одни двери, за ними необъятная территория. Я уже проходила практики на оборонных предприятиях, и потому масштабность внутренних улиц и проездов не удивляет. Зато обращает на себя внимание вытянутое приземистое здание с окошками-щелями под крышей. Один торец его у проходной, другой простирается до горизонта. Вскоре я узнаю, что это крупнейший в Европе опытовый бассейн для испытания морских моделей – около полутора километров. Но я приписана к другому подразделению, и этот бассейн так и останется для меня лишь географическим объектом с надписью «вход запрещен». И это главное правило содержания всех испытательных объектов в институте – двери стендов и лабораторий всегда на запоре. Даже парашютист, спрыгни он с неба на территорию, не проникнет в засекреченные уголки.
Рядом вход в помпезное административное здание, перед ним стоит на постаменте, обрамленном зеленым газончиком, бюст основателю института – нашему «дедушке» Крылову. Сразу вспоминается Летний Сад. Только тамошний Крылов, дед Иван Андреевич, сочинял басни, а наш, Алексей Николаевич, академик, прославился открытиями в судостроении.
И снова прохладный безлюдный вестибюль: высокие окна, в центре мраморная лестница с широкими перилами, на стене макеты государственных наград, присвоенных учреждению. В этом здании прежде всего разыскиваем спецотдел. В приемной наши глаза упираются в типовой плакат: «болтун – находка для шпиона». Указательный палец приложен к губам обезличенного мужского лица – ныне такие картинки ради прикола вывешивают в модных кафе, оформленных в стиле советского кича.
Следует утомительное заполнение четырехстраничной анкеты (есть ли/нет родственники за границей, были/нет репатриированы и т. п. и т. д.). Потом мужчина с приятным лицом и иссиня-голубыми глазами – в этом отделе у всех сотрудников лица располагающие – беседует с каждым по отдельности. Ко мне возникают вопросы: родители в разводе, и я не указала место жительства отца. А надо! Обязуюсь принести необходимые сведения на следующий день. К счастью, других изъянов нет, и пятый пункт в порядке – проблемой могла бы стать нерусская национальность. Напоследок подписываю бумагу, что обязуюсь не разглашать увиденное и услышанное.
Наконец, покидаем Административное здание и, немного поблуждав между маленькими рощицами и разностильными строениями, разыскиваем нужный нам корпус.
В кабинет начальника лаборатории опять вваливаемся всей четверкой. Хозяин кабинета, человек в годах, чуть сгорбленный, с блестящей лысиной на темени встречает нас не слишком приветливо. Теперь, вспоминая его, я поражаюсь его сходству с печально-знаменитым генсеком КПСС Андроповым. Генсек прославился запретительными мерами и облавами на всех прогульщиков страны, и «наш» походил на партийца не только жесткими повадками, но и внешностью.
В ту пору еще не было в ходу понятия о политкорректности, о гендерном равенстве, потому «Андропов» прямо в глаза мне заявил: «Хорошо, что только одну девушку прислали». Как потом узнала, за глаза начальники выражались еще откровеннее, делили молодых специалистов на «брюки» и «юбки» – скрепя зубы смиряясь, когда им присылали «юбки».
От обиды прищуриваю глаза, сжимаю зубы, хотя понимаю позицию администратора: женщины уходят в декретные отпуска, их не пошлешь на ходовые испытания в море, не заставишь таскать тяжелое оборудование – в общем, есть с нашей сестрой морока.
В определенной степени его опасения оправдались. Я дважды брала декретный отпуск, и в промежутке между декретами два года училась в Университете, повышая свою математическую квалификацию.
