Последний круг - Шенкман Стив (лучшие книги txt) 📗

— Не будь ханжой! Не напивался же я. Рюмка коньяку или водки — отличное средство снять нервное напряжение. Неужели ты считаешь, что я смог бы выдержать сумасшедшие перегрузки соревновательной борьбы, питаясь лишь куриным бульончиком? Я ел и пил то, что хотел, хотя и не чрезмерно, конечно. Строгий режим требовался мне лишь в период интенсивной подготовки, в период жесткой работы. Видывал я стайеров-аскетов. Как правило, ничего они не добивались. Знаешь, строжайшая диета, водичка из мензурки, белки, взвешенные на аптекарских весах, — это тоже тяжелая нагрузка для здорового организма, для нервной системы. От нее тоже надо отдыхать. Кто-то из диетологов сказал, что запреты существуют для дураков, которые воспринимают все слишком уж буквально. Бегуну надо питаться разумно и умеренно. Детали — исходя из обстановки. Знаешь, зимой я после бани кружку пива мог выпить.

— Не поколебал ли твоей уверенности в победе Рон Кларк? В самый канун Нового года он побил у себя в Австралии твой мировой рекорд?

— Когда я услышал о рекорде, сразу отправил Кларку поздравительную телеграмму. Но сам в рекорд не поверил.

— Как так не поверил?

— Я знал, что для результата на уровне мирового рекорда надо обладать качествами, которые вырабатываются в многолетней тренировке. А Кларк взлетел совершенно неожиданно. Я услышал о нем только осенью 63-го года. Только услышал — и тут же рекорд. Нет, подумал я, так не бывает. Кто их там в Австралии знает, может, круг не добежал.

— Но телеграмму все-таки отправил?

— Отправил. Как же иначе? Потом понял, что зря не верил в Кларка. Великий бегун был.

— А у нас знали о твоих планах в отношении Токио?

— Нет, только Исаич знал. Не хотелось устраивать лишнего звона. Тем более понимал, что в спорте всякое бывает. Целый сезон был еще впереди.

— Напряженный сезон?

— Не слишком напряженный. Я сам его регулировал. В кроссах участвовать не стал. Проверил себя на зимних соревнованиях в Каунасе — «тройку» пробежал по очень короткой деревянной дорожке за 8.18. Потом выиграл весенний матч в Минске — показал на «пятерке» 14.08,0. Был вторым на отборочных соревнованиях в Риге, вслед за эстонцем Мартом Вильтом.

В конце июня меня пригласили на международные соревнования в Цюрих. Брумеля, Тер-Ованесяна и меня. Четвертый — Исаич. Это были очень важные для меня соревнования. В них приняли участие все, как считали, основные претенденты на олимпийские медали — мировой рекордсмен Кларк, французы Мишель Жази и Мишель Бернар, которые в 63-м выиграли у нас на Мемориале Знаменских, мировой рекордсмен бельгиец Гастон Рулантс.

Перед разминкой подошел ко мне Кларк. Черноволосый, довольно высокий для стайера и плотный. Поблагодарил он меня за телеграмму. «Я, — говорит, — был приятно удивлен. У нас так не принято». Франц Черван переводил, югославский стайер. Он тоже в этом забеге участвовал. Потом во время разминки Черван спрашивает, сколько собираюсь показать. «13.50», — говорю. Черван засмеялся: «Невозможно. У тебя в Минске, — говорит, — было 14.08. Не готов ты на 13.50».

Разминка кончается, смотрю, он уже с Кларком беседует. И снова ко мне: «И Кларк не верит в 13.50». Ладно, думаю: я ему не верю, он — мне, разберемся на дорожке. Я считал, что готов на 13.50, мы с Исаичем и график на этот результат составляли. Но важнее всего, думал я, выиграть у Кларка. И сам в себя больше верить буду, и он меня в Токио бояться станет. Надо приучать его к мысли, что Болотников сильнее. Вот так я размышлял на разминке. Ускоряюсь, на соперников поглядываю. Новых много. Фамилии известные, а в лицо не всех знаю. Понимаю, что и на меня смотрят, стараются угадать, в каком я состоянии. Повалялся на спине, ногами подрыгал — резкость свою всем показал.

И тут старт. Пошел я точно по своему графику. Исаич и Тер-Ованесян мне время кричали. Но рев был на стадионе страшный, я их едва слышал. Ориентировался по секундомеру на стадионе. Огромный хронометр «Омега» — все на нем видно. После пятого круга Кларк вперед вышел и здорово прибавил: хотел всех «накормить», чтобы на финише его не обогнали. У него финиш слабый. За Кларком уцепились Рулантс и два француза. Я следом. Темп очень сильный. Каждый круг — на секунду-полторы быстрее предыдущего. Но я держусь нормально. Ударили судьи в гонг — остался один круг. Чувствую, силенка еще есть — надо выигрывать. Приготовился. Поворот кончается, и тут я пулей, как спринтер с колодок, рванул. Сразу обошел Рулантса, Жази, Кларка и выскочил первым на бровку. Они оглянуться не успели, как я был далеко впереди. Теперь только удержать разрыв! Удержал! И результат был очень приличный — 13.38,6.

Мы с Исаичем решили, что пришло время побить мировой рекорд на «пятерке». Семь лет простоял результат Куца — 13.35. Хватит! Мое самочувствие во время цюрихского забега и после него свидетельствовало, что сбросить 4–5 секунд с результата Куца можно даже без максимального напряжения. Попытку установить рекорд спланировали на 5 июля. В этот день проводился розыгрыш главного приза Мемориала Знаменских на 5 тысяч метров. Подготовка прошла как по нотам. Но вдруг 2 июля узнаю, что «пятерку» по просьбе иностранных гостей перенесли на первый день мемориала — 4 июля. Это спутало все планы. Не хватило одного, заключительного дня подготовки. Расстроился я ужасно. И Исаич был очень огорчен. Однако, как говорится, поезд уже ушел. Ничего не поделаешь. Пришлось отказаться от рекордного забега. 5 июля пробежал я «десятку». Очень легко пробежал, даже не стал ускоряться на финише. Хотел мягко придержать форму. Все-таки до Токио было еще далеко. Занял шестое место — 29.08,0. А первым был Коля Дутов (28.59,6). К финишу все кучей шли, но ускоряться я, повторяю, не стал.

Любопытно, как это выглядело со стороны. Даже такой искушенный и опытный человек, как Владимир Казанцев (он, кстати, в то время был старшим тренером сборной СССР по стайерскому бегу), увидел не то, что было на самом деле. Вот как писал Казанцев в журнале «Легкая атлетика» о забеге на Мемориале Знаменских:

— Что ты скажешь об этом?

— Наверное, в тот момент все выглядело так, как написал Казанцев. Я не ускорялся — значит, был не очень свежим. Ребята рвались изо всех сил, выиграли оба главных приза мемориала, показали хорошие результаты (у Орентаса на «пятерке» 13.45,0) — значит, они готовы к борьбе на Олимпиаде.

Сейчас судить легче. Мы знаем, чем кончился тот сезон. А тогда… Нет, я не осуждаю Казанцева. Посмотри, как аккуратно высказывается: «Мне кажется, что Болотников не отдохнул». Мне кажется! Другой бы мог резануть: «Болотников устал!» Не нравятся мне безапелляционные утверждения. Сколько раз замечал: чем серьезнее, чем квалифицированнее специалист, тем менее категоричны его оценки, тем больше подчеркивает он предположительный характер своего мнения. Только дураку всегда все ясно.

— Что-то ты сам спешишь с оценками. Твои слова можно ведь понять и так: если человеку все ясно, значит, он дурак. Нет, есть бесспорные ситуации, которые можно оценить совершенно однозначно. Их и надо оценивать категорично. Другое дело — сложная ситуация, когда многие оттенки явления неясны. Здесь тоже, наверное, никому не запрещается высказать мнение, но надо подчеркнуть субъективность своей точки зрения, оставить место и для других оценок.

— Да, насчет категоричности ты прав. В 1966 году наша легкоатлетическая сборная потерпела сокрушительную неудачу на чемпионате Европы в Будапеште. Так как раз те обозреватели, которым всегда все было ясно, начали сомневаться в нашей неудаче, стали выискивать цифры, которые показали бы, что мы не так уж и проиграли. Может быть, даже выиграли. Что далеко ходить. На Олимпийских играх в Мюнхене наши легкоатлеты получили девять золотых медалей. Борзов, Авилов, Брагина, Мельник, Тармак, Бондарчук, Санеев, Чижова — олимпийские чемпионы — это здорово. Но в целом команда заняла третье место после легкоатлетов США и ГДР. В командном подсчете — третье место. А мы всегда любили считать очки, и правильно делали, потому что командные очки свидетельствуют о мощи всей команды в целом, в значительной мере отражают уровень легкой атлетики в стране. В Мюнхене же мы набрали очков чуть меньше, чем за двадцать лет до того — на Олимпиаде в Хельсинки, сделали шаг назад. Но об этом многие обозреватели постарались забыть, подменив четкие, хотя и неприятные, оценки восторгами вокруг Борзова, Санеева и Мельник. А ведь только трезво посмотрев правде в глаза, можно избавиться от недостатков. Мне понравилось, что чуть ли не первым такую трезвую оценку неудаче нашей сборной в Мюнхене дал главный тренер сборной СССР Иван Андреевич Степанченок, человек в значительной мере ответственный за этот неуспех. Это показалось определенной гарантией серьезной работы по искоренению недостатков.