Быль беспредела, или Синдром Николая II - Бунич Игорь Львович (читаемые книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
Бывший начальник внешней контрразведки 1-го Управления генерал Белугин, в свое время награжденный орденом Боевого Красного Знамени за организацию убийства в Лондоне болгарского диссидента Маркова отравленным зонтиком (экзотика и полет творческой мысли!), специалист по мокрым делам высочайшего класса, вдруг заявил, что не может более служить в такой преступной организации, как КГБ. Его голос зычно зазвучал на демократических митингах и на телевидении с требованиями наказать «преступников с Лубянки», хотя начинать надо было, конечно, с него самого. Вслед за свои шефом, незаметно исчезли с горизонта его «легендарные» подчиненные: полковник Нечипуренко, некогда курировавший Ли Харви Освальда, полковник Тихой, работавший с Агджой и организовавший покушение на римского папу, полковник Тиусов, направлявший работу самого «Шакала-Ильича». Опытные «крысы» первыми почувствовали неладное на своем «корабле», они и потянулись на заслуженный отдых. За время своей плодотворной и многотрудной деятельности в КГБ все они обзавелись докторскими степенями по истории и экономике, а потому легко могли сменить бурную службу на тихое академическое житие.
Защищать диссертации по истории и экономике на Лубянке было до смешного просто. Тема закрытая, оппоненты закрытые, защита закрытая. Раз-два — и ты уже кандидат или доктор. Куманину тоже предлагали защититься, даже тема была близкая, по профилю работы: «Кризис самодержавия и Великий Октябрь», да он все отмахивался: «Успеется». Хотел прежде подполковником стать. Если так дела пойдут дальше, то, может, уже и не успеет».
Чтобы снова отвлечься от мрачных мыслей, Сергей опять включил телевизор. Шла программа «Время». На экране важно разворачивался авиалайнер. Голос диктора вещал: «На аэродроме Генерального секретаря нашей партии встречали товарищи: Яковлев, Медведев, Шеварднадзе, Лигачев и другие официальные лица». По трапу вместе с женой спускался широко улыбающийся М. Горбачев.
Куманин прилип к экрану, надеясь увидеть в свите генсека генерала Климова, но его нигде не было видно. Кроме четы Горбачевых, из самолета вышел только начальник личной охраны генсека полковник Медведев из 9-го Управления. А среди встречавших скромно стоял на задворках начальник этого управления генерала Плеханов, которого Горбачев даже не удостоил рукопожатия: «Обслуживающий персонал!».
Было уже начало одиннадцатого, когда Куманин еще раз позвонил Наде. Лидия Федоровна уже перешла на плач.
— Надя не приходила и не звонила. Не знаю, что и подумать. Обзвонила, что могла: больницы, морги, отделы УВД. Никто ничего не знает. В УВД заявку отказались принять, необходимо отсутствие не менее недели, чтобы начать розыск. Дежурный утешил меня: «Загуляла где-нибудь».
— Сережа, — попросила Лидия Федоровна, — может, ты чего можешь узнать? Позвони куда-нибудь, а потом мне. — Она снова заплакала и в трубке раздались короткие гудки.
Куманин позвонил оперативному дежурному по городу от МВД. Его, разумеется, на месте не было, спал, наверное. Но помощником оперативного оказался знакомый Куманина — майор Рагозин. Когда-то, еще в андроповские времена, часть молодых офицеров КГБ перевели в МВД «для укрепления кадров». Таким образом покойный Юрий Владимирович планировал захватить ведомство генерала Щелокова изнутри. Многие, из тех, кому было приказано стать «ментами», считали это концом собственной жизни. Некоторые даже хотели застрелиться, но ничего — прижились. Кое-кому в милиции даже больше нравится, чем в КГБ.
«Работа настоящая, живая, а игры, в которые на Лубянке играют, никому не понятны. Я рад, что ушел», — сказал как-то при встрече Рагозин Куманину, когда они оба были еще лейтенантами.
— Сережа, — удивился майор Рагозин, когда Куманин назвал себя. — Как дела, старик?
— Все нормально, — ответил Сергей. — Я к тебе, Боря, по делу. Посмотри, среди происшествий по городу сегодня не фигурирует Шестакова Надежда Николаевна, около 30 лет.
— Знакомая? — спросил Рагозин.
— Свидетельница по важному делу, — соврал Куманин, — пропала. Очень нужна.
— Посмотрим, — пробурчал Рагозин. — Я тебе с другого телефона перезвоню. Твой номер у меня высветился.
Перезвонил он быстро и сообщил, что такой нет. Есть два неопознанных женских трупа, но те значительно старше. В больницы такая не поступала.
— Разве что в вытрезвителе, — предположил он. — Но оттуда нам данных не дают, если не случится какое-нибудь ЧП.
— Куда ж она могла пропасть? — вздохнул в трубку Куманин. — Вот ведь беда…
— Куда пропасть? — переспросил Рагозин. — В Москве каждый месяц пропадает в среднем тысяч десять. С концами. У тебя ее фотография есть? Если уж она так нужна — покажем по московской программе телевидения или сунем в какую-нибудь программу, вроде «Взгляда». Сколько она уже отсутствует? Сегодня пропала? Ну, ты, Серега, даешь! Пропала — это когда месяц нету. Мало ли куда она могла деться. С подругами загуляла или еще чего. Она замужем? Нет? Ну, так у мужика какого-нибудь припухает. Тридцатилетние бабы без мужика дня прожить не могут. Нет, кроме шуток, я ее на заметку взял. Ты и сам поищи. У вас на зеленый канал больше информации поступает, чем к нам. А не появится она — пришли фото и словесный портрет, родинки там всякие, если есть. Для опознания.
Куманину стало не по себе. Все Надины родинки он в свое время перецеловал, и сейчас, представив себе на опознании в морге Надю, лежащую на холодном столе, почувствовал приступ тошноты. По специфике своей службы в КГБ ему редко приходилось сталкиваться с трупами, но никаких эмоций он при этом не испытывал. А тут что-то поплохело от одной мысли.
Под влиянием разговора с Рагозиным Куманин хотел было позвонить некоторым Надиным подругам, телефоны которых он знал, но передумал. Если бы Надя и осталась у какой-нибудь подруги или, скажем, у друга, то обязательно позвонила бы домой. Отношения в ее семье Куманину были хорошо известны. Надя просто обожала своих родителей, и не могла заставить их так волноваться. Раз она не позвонила до сих пор, значит, либо погибла, либо находится без сознания, что мало вероятно. У нее были документы и, попади она в какую-нибудь больницу как жертва несчастного случая или преступного нападения, то оттуда обязательно сообщили бы об этом в ГУВД. Скорее всего, она жива и здорова, но не может позвонить, и это очень странно. Если она, скажем, арестована прямо на улице, то следователи прокуратуры и милиции, даже КГБ, разрешают тут же позвонить домой родным либо звонят сами. Не сразу, но в течение трех-четырех часов обязательно. Бывают, конечно, и исключения, когда факт ареста того или иного лица в интересах следствия следует сохранить в тайне. Так арестовывали на улице Пеньковского, Полякова, Павлова, Третьякова. Но это были матерые шпионы, вывернувшие наизнанку все государственные и военные тайны Советского Союза. Так арестовывали одного главаря банды убийц, «сняв» его с поезда прямо на вокзале по прибытии в столицу. А Надя? В чем ее могла обвинить директриса? Самое большое — в воровстве детского питания. Даже если бы это было так, даже если бы она украла годовой запас детского питания всей Москвы и Московской области, то ее арестовали бы на работе, обязательно повезли домой на предмет производства обыска, а оттуда доставили бы в изолятор временного задержания. Могла сделать Надежда, такого чтобы ее схватили на улице, как Пеньковского? Непостижимо. Может быть ее заманили по дороге в интернат, а затем убили или похитили? И зачем?
Конечно, статистика столичных преступлений фиксирует всякие случаи, в том числе и «редкие», типа «расчлененки». Например, на остановке к женщине подходит малыш и говорит: «Тетенька, у нас детский садик закрылся. Мама на работе, а мне дверь не открыть. Откройте, пожалуйста. Я живу вон в том доме». Женщина идет, открывает дверь. Тут ее втягивают в квартиру родители малыша, убивают, раздевают, расчленяют, раскладывают останки по сумкам и разносят по автоматическим камерам хранения разных вокзалов. А шмотки продают. Но подобная экзотика случается в Москве не чаще одного раза в пять-семь лет. Нет, никакого логического объяснения исчезновения Надежды найти не удавалось. Надя выходила из дома около половины восьмого утра, когда было уже светло и улицы заполнены спешащими на работу людьми. Остановка троллейбуса, на котором Надя добиралась до станции метро, находилась практически прямо напротив ее дома. До метро было три остановки. Затем еще три остановки надо было проехать на метро без пересадок и немного пройти пешком — от метро до интерната было не более двухсот метров. Дорога шла по бульвару, всегда весьма оживленному.
