Эдгар По - Аллен Герви (читать хорошую книгу txt) 📗

Людям обыкновенным, какими в массе своей были его товарищи-кадеты, совершенно неведомо то чувство безысходности, раздражения и глубокой досады, которое овладевает художником, если в редкие минуты творческого вдохновения его вынуждают отвлекаться от работы ради пустой болтовни, в угоду светским условностям или для обязательных и неотложных, но в конечном счете бесполезных дел. Шести месяцев такой жизни оказалось достаточно, чтобы повергнуть По в тоску и уныние и довести до нервного истощения. Детство в доме Джона Аллана, затем пора тревог, голода и невзгод, несчастная любовь, смерть женщины, заменившей ему мать, — таковы были испытания, через которые пришлось пройти поэту. О том, что все эти обстоятельства делают его достойным всяческого сочувствия, едва ли надо говорить. И влияние, которое они оказали на судьбу По, заслуживает самого глубокого внимания.

Хорошо известно, что муштра в летних лагерях отличается в Вест-Пойнте особой суровостью. Именно в этот период офицеры-наставники совместными усилиями кое-как обтесывают зеленых юнцов, только что поступивших в академию, готовя их к трудам и тяготам предстоящего учебного года. Не меньшую роль, чем уставы и проповеди военных капелланов, в воспитании молодого пополнения играли «кадеты-старики», которые на первых порах нещадно «гоняли» неоперившихся новичков.

Впрочем, Эдгару удалось избежать чрезмерного внимания со стороны «стариков», ибо, прослужив два года в армии, он и сам уже считался чуть ли не ветераном. Будучи на несколько лет старше своих товарищей и производя впечатление вполне зрелого человека, он заметно выделялся среди остальных кадетов, что способствовало созданию таинственного и романтического ореола вокруг его имени и прошлого. Он прослыл гордецом и нелюдимом, и злые языки в академии шутили, утверждая, будто он, добившись назначения в Вест-Пойнт для своего умершего ранее сына, занял сам его место.

Поистине, трудно представить себе более нелепый парадокс, чем заточение молодого литературного дарования в стенах заведения, которое в ту пору и на протяжении нескольких последующих лет просвещало и обучало военному искусству многих из тех, кто позднее воспользовался полученными там знаниями, чтобы попытаться разрушить устои взрастившей их нации. Мир По зиждился на философских и этических традициях европейского толка, с которыми он впервые познакомился на страницах английских журналов, продававшихся в магазине «Эллиса и Аллана». Его разрозненные философские и критические заметки тех дней содержат самые ранние попытки осмыслить возможные последствия развития наук для человечества, сомнения в совершенствах демократии, равно как и в нравственных ценностях общества, сделавшего главной своей целью материальное благополучие, и, наконец, странные опыты в области психологии и астрономической математики.

Все эти мысли были пока еще очень туманными и по-юношески незрелыми, но они уже начинали всерьез занимать молодого кадета, который, повинуясь зычным командам, вышагивал в коротком мундирчике и кивере по вест-пойнтскому плацу, учился брать ружье «на караул» и салютовать флагу, не символизировавшему для него ничего такого, что бы он действительно любил, и олицетворявшему очень многое, к чему он питал откровенную неприязнь. За свои труды он получал каждый день завтрак, обед, ужин и девяносто центов серебром. Тем не менее, как это ни странно, именно тогда обретала форму вдохновленная Кольриджем и другими романтиками его собственная теория поэзии. И, что еще более удивительно, он продолжал вопреки всему писать стихи. Взирая на постепенно меняющееся лицо мира, еще совсем недавно не знавшего машин, По не разделял блаженного ликования большинства современников по поводу происходящих перемен. В октябрьском номере журнала «Филадельфия кэскет» за 1830 год появляется в перепечатке из его первого сборника

Сонет к науке

Подходило к концу лето 1830 года, события которого решающим образом повлияли на отношения По с Джоном Алланом, разрушив все надежды, какие у него могли быть, на дальнейшее покровительство опекуна. Все письма По домой оставались без ответа. Мистер Аллан уехал летом на свою плантацию в окрестностях Ричмонда и приятно проводил время в ухаживаниях за избранницей своего сердца, жившей по соседству. Известие о таком обороте дел наверняка дошло до По через земляков-виргинцев, бывавших в Вест-Пойнте, и не могло его не взволновать, ибо происходящее самым непосредственным образом затрагивало его интересы. Появление законного наследника еще больше расшатало бы и без того весьма непрочное основание, на котором строились его расчеты на содействие и благосклонность опекуна в будущем.

5 октября 1830 года в Нью-Йорке Аллан сочетался вторым браком с мисс Паттерсон. На свадебную церемонию, состоявшуюся в доме родителей невесты, были приглашены Гэльты и другие ричмондскпе родственники и друзья. Счастливая пара вернулась жить в Ричмонд. В одном из писем По высказывает надежду, что Аллан навестит его в Вест-Пойнте, к другим кадетам довольно часто приезжали родственники, — однако тот меньше всего думал сейчас о свидании с воспитанником. Вторая жена полностью стерла из его памяти как приятные, так и тягостные воспоминания о первой. Перед свадьбой он покаялся нареченной в былых грехах и сумасбродствах, не утаив и их последствий; был, несмотря ни на что, прощен, и теперь, не желая ворошить прошлое или рисковать осложнениями в дальнейшем, зарекся даже произносить имя По. Ибо воспитанник его принадлежал всецело миру Фрэнсис Аллан, миру, который для доброго торговца, переживавшего сейчас вторую молодость, просто перестал существовать. Для его новой жены Эдгар По был не более чем безликим именем, которым звался сын каких-то актеров и никчемный рифмоплет, для самого Аллана — дурным воспоминанием.

В октябре батальон кадетов встал на зимние квартиры. По вместе с двумя товарищами занимал комнату в южном казарменном корпусе. Обстановка ее, как и других подобных помещении, отличалась спартанской простотой: три кровати, столько же стульев, общий стол и по шкафчику на каждого, где хранились предметы обмундирования и амуниции, — для них правилами было отведено строго определенное место. Отапливалась комната небольшим камином.

Номер, где жил По, очень скоро приобрел у начальства дурную репутацию, и те из кадетов, которые не желали слишком часто фигурировать в списках получивших взыскания нарушителей дисциплины, старались избегать общения с его обитателями. Из-под проворного пера одного из них то и дело выходили рифмованные сатиры и диатрибы на офицеров и преподавателей. Опусы эти были достаточно остроумны, чтобы не только забавлять, но и жалить.

Вместе с По квартировал молодой человек по фамилии Гибсон, которому, несмотря на то, что свои воспоминания он записал лишь много лет спустя, мы обязаны, очевидно, самым достоверным описанием «кадета По»: «В то время По, хотя было ему всего двадцать лет, выглядел гораздо старше своего возраста. Лицо его не покидало усталое, скучающее и недовольное выражение, надолго запоминавшееся тем, кто его близко знал. Всякая шутка на его счет легко приводила По в раздражение… Уже в самом начале своего недолгого пребывания в Вест-Пойнте он прославился поэтическим талантом; ежедневно из комнаты 28 появлялись стихи и эпиграммы на темы кадетской жизни, быстро распространявшиеся по всей академии…