Огонь ради победы - Великолепов Николай Николаевич (электронная книга txt) 📗
По действующим тогда правилам артиллерия была обязана прикрывать передачу позиций своей пехоты другим частям. Поэтому наши артполки еще двое суток оставались на старых огневых позициях. В те дни мне и довелось впервые увидеть наших новых товарищей по оружию — солдат и офицеров 1-й польской пехотной дивизии имени Тадеуша Костюшко: она ведь действовала в полосе 33-й армии. В штабе армии я встречал командира польской дивизии полковника Зигмунда Берлинга, беседовал с польскими офицерами. Какой подъем переживали они, как страстно желали сразиться с фашистами!
Не забуду, как увидел однажды шедший в маршевой колонне польский артдивизион. Новенькие орудия и автомашины, отлично обмундированные солдаты и офицеры! На обочине дороги стоял капитан. Завидев меня, отдал честь. От души похвалив его колонну, я сказал:
— Скоро вместе будем командовать «Огонь!».
— Да, да, огня, огня по фашистам! Дзенкую, бардзо дзенкую людям советским за все!
Офицер выражал всеобщее настроение своих товарищей, которые были благодарны нашему народу за помощь оружием и обучение польской дивизии, за саму возможность активно сражаться против фашизма.
В ночь на 10 октября мы заняли новые огневые позиции в районе сел Соболево и Старина. К тому времени уже было известно, что наступление назначено на утро 12 октября. В распоряжении нашего штаба оставалось около двух суток, и подполковнику А. М. Баскакову вместе с операторами пришлось крепко потрудиться. Надо было изучить местность, спланировать огонь, согласовать взаимодействие, наконец, довести задачи до артполков и отдельных дивизионов, оставив и для них время на размышления.
Планируя артнаступление, мы старались создать большую плотность огня. В артподготовку (командарм приказал: сто минут!) решили вовлечь все 82- и 120-миллиметровые минометы стрелковых полков. Для того свели их в полковые группы, управление огнем поручили начартам полков. Минометы расположили в семистах метрах от переднего края. Это позволяло им вести огонь по первой и второй траншеям противника. Такое использование минометов было делом новым, неиспытанным. Мы волновались, ведь в полковую группу впервые сводилось девять минометных рот! Но все обошлось благополучно.
Утро 12 октября выдалось туманное, видимость близка к нулевой. Назначенную на 8 часов 20 минут артподготовку пришлось отложить на час.
Но вот — залп гвардейских минометов. Ударили орудия. Едва стихла канонада, как пошла вперед пехота. В первом эшелоне корпуса наступала 62-я стрелковая дивизия, за ней из-за левого фланга — 157-я, а 95-я составляла второй эшелон. Левее корпуса наступали соединения 33-й армии.
Форсировав реку Мерея, атакующие ворвались в первую вражескую траншею. Местность, на которой развертывался бой, никак не благоприятствовала наступающим. Гряда командных высот обеспечивала противнику хороший обзор наших боевых порядков, а многочисленные рощи и овраги у него в тылу давали возможность скрытно маневрировать силами и средствами. На нашей стороне местность была преимущественно открытой. Заболоченная широкая пойма Мереи оказалась очень серьезным препятствием для танков и орудий сопровождения.
Командир корпуса генерал-майор А. М. Ильин расположил свой наблюдательный пункт на высотке западнее деревни Старина. Отсюда мы хорошо просматривали не только полосу наступления 62-й стрелковой дивизии. Левее было видно, как по склонам высоты 217,6 шли вперед батальоны нашего соседа — 42-й стрелковой дивизии, а еще левее виднелась деревня Ползуха, которую атаковали польские солдаты-костюшковцы.
Волна за волной проносились над полем боя фашистские бомбардировщики: в тот день в полосе наступления было зафиксировано свыше четырехсот самолето-вылетов вражеской авиации. Одновременно фашисты предприняли ряд контратак и подключили к отражению нашего наступления новые огневые средства.
В полдень мне доложили, что вблизи деревни Азарово замечены стреляющие шестиствольные минометы противника. Они не значились в нашей разведсхеме. Мы быстро прикинули на карте сосредоточенный огонь двух артдивизионов и дали соответствующие команды. Артиллеристы отлично справились с внезапной вводной: через несколько минут вражеские шестистволки замолчали, и, как вскоре выяснилось, навсегда.
Этот осенний день, полный ожесточенных схваток, не дал оперативного успеха, но тем не менее стал историческим. Он был днем рождения Войска Польского. Здесь, у сожженного фашистами местечка Ленино, в совместной борьбе против общего врага пролилась кровь советских и польских солдат, навеки скрепившая их братство по оружию. Они самоотверженно сражались, и многие сложили головы в бою. Вскоре мы узнали, что 243 поляка — участника боевых действий под Ленино удостоились советских наград, а двум отважным польским воинам — Анеле Кшивонь и Владиславу Высоцкому было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
В оставшиеся дни октября на нашем участке фронта шли, как тогда говорили, бои местного значения. Но фашистская авиация не снижала своей активности, и мне пришлось запросить для противовоздушной обороны боевых порядков корпуса зенитную артиллерию. Батареи одного из зенитных полков заняли огневые позиции вблизи корпусного командного пункта, который расположился на околице деревни Старина.
Я занимал маленькую хатку, а рядом в большой избе поместился штаб артиллерии корпуса. Как-то мы заработались допоздна. Вернувшись в хатку и устроившись на широкой скамье, я безнадежно пытался заснуть. Только что отстукали зенитки. Но дело не в этом, сильно болел бок. Несколько дней назад при бомбежке меня ранило. В госпиталь не хотелось, и врачи туго забинтовали рану широким пластырем. Получилось нечто вроде корсета. В строю-то остался, но сгибаться не мог, ложился и вставал только с чьей-либо помощью.
И тут опять загрохали зенитки. И почти сразу же рядом раздался страшный треск…
В хатку вбежал сержант:
— Штаб разбомбило!
Сержант помог подняться, мы вышли на улицу.
На избу, где находился штаб артиллерии, с неба свалилась часть авиационного мотора с лопастью пропеллера. Лопасть врезалась в стену, сложенную из толстых дубовых бревен. Как гигантский нож, она рассекла стену больше чем наполовину, но тут и застряла. В переполненной людьми штабной избе все ограничилось лишь легкими ранениями от обломков крыши и стены. Оставалось поблагодарить зенитчиков за меткий залп. Это был не первый сбитый ими вражеский самолет. Зенитный артполк заметно снизил эффективность налетов фашистской авиации на позиции и тылы корпуса.
Как всегда во время относительного затишья на фронте, командование проводило перегруппировки войск. В конце октября 61-й стрелковый корпус вошел в состав 33-й армии, а новый, 1944 год мы встречали уже в рядах 49-й армии. Здесь, на командном пункте 62-й стрелковой дивизии, мне и довелось познакомиться с новым командармом — генерал-лейтенантом И. Т. Гришиным, который прибыл к нам для вручения правительственных наград.
И вот в моих руках орденский знак № 444 с изображением великого русского полководца М. И. Кутузова. С волнением читаю письмо Михаила Ивановича Калинина, завершавшееся словами: «Крепко жму Вашу руку».
ВИСЛИНСКИЙ ПЛАЦДАРМ
Кажется, совсем недавно мы встречали во фронтовой землянке близ Орши новый, 1944 год, а вот уже и апрель наступил, а с ним — третья военная весна. Она внесла в наши судьбы немалые перемены. Перед летней кампанией шли большие перегруппировки войск. Управление 61-го корпуса было переброшено по железной дороге на Волынь, под Луцк. Здесь, объединив 134-ю Вердинскую, 247-ю Рославльскую и 274-ю Ярцевскую стрелковые дивизии, корпус вошел в состав 69-й армии, действующей на левом крыле 1-го Белорусского фронта.
После лютых зимних холодов, мрачных картин разоренной Смоленщины мы увидели живописные дороги, неплохо сохранившиеся усадьбы хуторян. Природа щедро раздавала свои краски. На бездонном синем небе ярко сияло весеннее солнце, вдоль дорог пробивалась к свету изумрудная травка. Неотъемлемой частью местного пейзажа были непривычные для нас высокие строгие кресты, одиноко стоящие на возвышенностях.
