Спецслужбы СССР в тайной войне - Семичастный Владимир Ефимович (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
Раньше всех пострадал после смерти вождя его сын Василий Сталин. Он очень быстро почувствовал, что его собственной карьере приходит конец, и психика его не выдержала. При жизни отца он мог себе позволить практически все что угодно. И вдруг защитника не стало. Он – один! Рядом никого, кто бы понимал, прощал…
Поведение Василия в то время стало истеричным. Так не должен был себя вести взрослый мужчина, к тому же генерал. Хотя надо признать, что по-своему это была трагическая фигура.
Вырос Василий без матери – в 1932 году она покончила жизнь самоубийством. Как позже написала сестра Василия Светлана Аллилуева, в доме ощущалось отсутствие женской руки, материнской заботы. Весь персонал, обслуживавший дом, состоял из сотрудников Девятого управления органов безопасности. По большей части это были офицеры.
Сталин обращался с сыном по-отцовски строго. Однако воспитанием его заниматься не мог, на это у него не было времени.
Василий пошел в армию, где стал военным летчиком. Но уж слишком быстро он рос по службе и воинские звания получал не согласно достигнутого им мастерства, а с учетом отцовского положения.
В короткий срок стал генералом, еще при отце для него была создана специальная должность в Москве. Авиация в Московском военном округе существовала еще до Василия, но для него было образовано специальное подразделение с собственным штабом, где он и командовал.
Во время военных парадов над Красной площадью проносились самолеты. Василий всегда находился в первом, ведущем самолете и с его борта рапортовал отцу, стоявшему на Мавзолее Ленина. Самолеты пролетали очень низко над головами многочисленных демонстрантов, что было небезопасно.
Однажды авиационная часть парада была отменена из-за плохой погоды. Василий соображения безопасности не принял к сведению и без согласия министра поднял-таки самолеты в небо и повел их, как обычно, к Красной площади. Центр Москвы истребители миновали без проблем, но при возвращении на аэродром два из них затерялись во мгле и врезались в землю.
Сталин наказал сына: разжаловал, сместил с должности командующего авиацией Московского военного округа. Однако прошло немного времени, и Василий снова оказался на прежнем месте.
Не приходится удивляться, что уже в сравнительно раннем возрасте молодой человек пристрастился к алкоголю и стал волочиться за женщинами. Москвичам Василий был известен как алкоголик и развратник, допускавший и хулиганство. Он мог носиться по улицам в открытом автомобиле, который специально для него был собран на ЗИЛе, с бешеной скоростью, пренебрегая правилами безопасности. К тому же во время таких «гонок» он чаще всего был в состоянии алкогольного опьянения.
Сразу же после смерти отца Василий стал обвинять членов высшего руководства в том, что они хотели смерти Сталина, что они его убили, отравили. При этом он утратил всякое чувство меры.
На основе того, что «Сталин» не настоящая фамилия, а партийная кличка революционера Иосифа Джугашвили, Политбюро приняло решение запретить Василию в дальнейшем носить фамилию «Сталин».
Со Светланой в этом отношении не было никаких проблем. Она сама предложила, что впредь будет носить фамилию матери, и стала Светланой Аллилуевой. Сын Сталина в конце концов взял себе фамилию «Васильев».
Не переставая пить и дебоширить, он продолжал винить всех в своих проблемах, и его в конце концов посадили в тюрьму. Сидел он в Лефортове.
Как-то Хрущев задал Шелепину вопрос:
– А как ведет себя Василий Сталин? Может, его освободить? Поговорите с ним сами и посоветуйтесь со Светланой.
Когда Шелепин встретился с ним, тот поклялся, что будет вести себя достойно. Шелепин посоветовался со Светланой и задал ей вопрос:
– Как вы смотрите на то, чтобы освободить Василия из тюрьмы?
– Если вы со мной советуетесь и хотите знать мое мнение, то скажу откровенно: я бы из тюрьмы его не освобождала.
О беседах с Василием и Светланой Шелепин доложил Хрущеву. Подумав, Хрущев сказал:
– Я за то, чтобы его освободить. Узнайте мнение членов Президиума ЦК.
Все высказались за освобождение.
На другой день Василия привезли в Кремль к Хрущеву. Войдя в кабинет, Василий бухнулся на колени и умолял Хрущева выпустить его на волю. Хрущев подошел к нему, поднял с пола, обнял и заплакал, приговаривая: «Вася, Васенька, мой дорогой! Ведь я тебя еще в люльке качал».
Хрущев стал вспоминать, как он учился с матерью Василия в Промакадемии, и сказал, что из тюрьмы Василий будет освобожден, но просил его вести себя после этого пристойно. Сын Сталина клятвенно обещал. Вскоре решением суда он был освобожден из тюрьмы.
Некоторое время Василий действительно держался, но недолго. Вскоре он попросил вернуть ему все подаренные когда-то отцу как главе государства автомобили (а их было примерно десять). Василию объяснили, что это – подарки официальные, а не личные.
Опять откуда-то появились дружки, организовали пир в честь его освобождения. Опьянев, он сел за руль автомобиля и на большой скорости сбил пешехода.
Когда доложили об этом Хрущеву, тот страшно разгневался. Решено было положить Василия в больницу. Подлечив, отправили его в Казань, где он и скончался…
Я придерживался мнения, что съезды Коммунистической партии Советского Союза, особенно в послевоенный период, стали носить скорее торжественный и показной характер, вместо того чтобы оставаться рабочими заседаниями. Только на переломе двадцатых и тридцатых годов эти собрания еще созывались для дискуссий, для всестороннего анализа положения в партии, в стране, во всем мире. Тогдашние участники съездов были все-таки ближе к использованию диалога при возникавших временами спорах.
Однако с течением времени диалог стал уступать место единомыслию, стереотипу.
Частично проблема заключалась в широком участии в съездах представителей зарубежных коммунистических и рабочих партий. По мере того как возрастало число заграничных гостей, все чаще случалось, что на трибуну выходило больше представителей дружественных партий с приветствиями, чем самих делегатов, собиравшихся говорить о внутренних проблемах.
Я же считал, что мы не всегда должны говорить только за закрытыми дверями. Мы с Шелепиным уже давно пришли к общему выводу, что столь торжественные съезды при участии многочисленных делегаций следовало бы проводить лишь по случаю больших партийных дат. На остальных же периодически проводимых партийных всесоюзных форумах должны бы проходить сугубо целевые дискуссии.
Положение в стране и собственный рост как руководителя привели Никиту Хрущева к убеждению в необходимости подступиться к проблеме, которая постоянно нависала над партией и страной: поднять вопрос о лживых обвинениях, доносах, личном произволе, об искусственном создании образа «врага народа».
Хрущев прочувствовал всю тяжесть предшествовавшего периода и принял решение объявить об этом открыто. Он счел необходимым сказать правду о сталинизме, пусть не полную, но хотя бы основную. Он понял, что умолчание о подобных вещах не украшает ни страну, ни партию. Сделать этот решительный шаг Никита Сергеевич отважился лишь через три года после смерти Сталина. съезд, состоявшийся в 1956 году, нарушил благодаря Хрущеву показную атмосферу этакой непогрешимости. В своем закрытом выступлении высший партийный руководитель подверг Сталина и его политику небывалой по тем временам, уничижительной критике. Он разоблачил культ личности, его последствия, дал им оценку и сделал это таким бескомпромиссным образом, что все участники заседания были потрясены.
Я был на том съезде, но не как делегат, а как приглашенный. Я работал в то время вторым секретарем ЦК ВЛКСМ. На этом съезде меня избрали кандидатом в члены ЦК КПСС, благодаря чему я и смог участвовать в закрытом заседании, когда Хрущев выступил со своим секретным критическим докладом.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
