Девятая рота. Факультет специальной разведки Рязанского училища ВДВ - Бронников Андрей (электронные книги без регистрации TXT) 📗
Обычно мы пели либо «Эх, ты гуляй, гуляй, мой конь, пока не споймают» [6], адресуя ее нашему следующему ротному по прозвищу «Конь», либо «Летят над полем пули, над полем пули, и падают снаряды». Но и эту песню мы извращали до похабности в таком варианте: «Летят над полем пули, а фули пули, коль падают снаряды».
Отношения с новым старшиной сержантом Титовым складывались трудно, несмотря на то, что мы, второкурсники, уже имели некоторые преференции как во внутреннем наряде, так и в ношении формы одежды; у меня, например, появилась офицерская полевая сумка вместо обычной сержантской. Мы стали носить «вшивники» (от слова «вошь») — то есть нательную неуставную одежду. У меня тоже появился шерстяной джемпер с глубоким вырезом, связанный моей бабушкой Анной Григорьевной Марининой по моей же просьбе. Это было удачное изобретение, так как, чтобы выявить вшивники, офицеры приказывали расстегнуть две верхние пуговицы и продемонстрировать нательную рубаху и тельняшку. Наказания курсанты за это обычно не несли, так как носили их поголовно все, но сей вид одежды непременно конфисковывался. Мой джемпер оставался, благодаря вырезу, незаметным очень долгое время. Признаться, впоследствии он был вычислен кем-то из офицеров и был изъят.
Спустя много лет я случайно узнал, что не я был здесь первопроходцем и изобретателем такого рода одежды. Такой джемпер получил название в честь генерала Джеймса Томаса Браднелла, седьмого главы графства Кардиган, которому приписывают изобретение данного предмета одежды с целью утепления форменного мундира.
Сержант Титов относился к нам с предвзятостью, а мы к нему не относились никак. Мы подчинялись, стараясь при этом соблюсти лицо второго курса, и пытались отстоять свои права, если таковые существуют в армии вообще. Старшине это не нравилось, но он посягнул на годами сложившиеся устои курсантской иерархии.
Титов мог сгоряча и не разбираясь объявить строгое взыскание, однако потом, как положительный момент, он не стыдился, вникнув в ситуацию, его отменить, тем самым признав свою ошибку.
Тот наряд по роте складывался для нас с Костей Кож-мяковым тяжело. Во-первых, двое дневальных, вопреки устоям, были назначены старшиной со второго курса и один с первого, притом что первокурснику досталась трудовая зона ответственности, не свойственная младшему — класс ТСП, ленкомната и бытовка, а нам с Костей — санузел и ЦП.
Ночь мы провели, глядя в унитазы — чаши «Генуя» — и старательно отчищая налет мочевины кирпичом. Почти в полном изнеможении мы добрались до вечера и приступили к сдаче наряда, не особо беспокоясь, потому что все сутки только и делали, что драили подведомственные объекты.
Первокурсник, который был дневальным вместе с нами, быстро сменился, а у нас наряд принимал лично сержант Титов. Три часа подряд мы раз за разом приглашали его, чтобы сдать умывальник, и неизменно старшина с невозмутимым лицом колупал ногтем грязные пятнышки на стене, которые на поверку оказывались дефектом кафеля, тер пальцем черные полоски, которые оказывались трещинками в старой плитке, хмуро осматривал блестевший чистотой пол, а затем уходил, так и не приняв работу.
За пятнадцать минут до отбоя мы с Костей решили побороться за свои права и осмелились напомнить старшине об уставном положении, по которому запрещалось задействовать сменившихся дневальных в течение четырех часов.
Титов зловеще и не без ехидства посмотрел на нас и отпустил спать. В двадцать три часа мы, наконец, улеглись, но уснуть не успели. Замкомвзвода Миша Будилов объявил всему взводу: «Поступила команда от старшины выделить двух человек для помощи дневальным в сдаче наряда. — Потом сделал паузу и добавил: — Кожмяков, Бронников, подъем!» Иными словами, мы были назначены в помощь самим себе, чтобы сдать наряд.
В санузле нас уже ждал Титов с изуверской улыбкой на губах. На тот момент в конфронтации мы со старшиной не были, «залетов» также не имели. Для меня до сих пор осталась загадкой причина такого откровенного издевательства.
Примерно в это же время у нас во взводе случилось ЧП училищного масштаба, а именно: драка. Схватились замкомвзвода Будилов и командир первого отделения Леша Зимняков. Конфликт носил затяжной характер, и, в конце концов, нарыв лопнул. Дело было субботним вечером, и в расположении почти никого не было — кто в увольнении, кто в клубе на фильме, кто-то убежал заниматься спортом, — и свидетелей почти не было, а для командования, которое пыталось провести расследование, — так и вообще никто ничего не видел. Появилась версия — «упал с брусьев». Так или иначе, отчислены были оба, а жаль. И тот, и другой были прирожденными десантниками. Спецназ потерял двух потенциальных отличных офицеров.
Заместителем командира взвода стал выпускник Калининского суворовского училища младший сержант Юрий Козлов. Таковым он и оставался до нашего выпуска.
Глава 19. Показуха
Наступил Новый год. Селуков, наученный горьким опытом предыдущего аналогичного празднества, со свойственной ему находчивостью решил проблему «самоходов» радикально. Он всем до единого курсанта, исключая первый курс, лично выписал увольнительные на сутки. Логика была проста: так или иначе его подопечные перелезут через забор для того, чтобы либо затариться спиртным, либо употребить его в городе, а у пьяного риск попасть под усиленный праздничный патруль резко возрастает.
В целом по училищу «залетов» было много, но курсанты РВВДКУ редко сдавались патрулю «без боя», разве что своему или офицерам воздушно-десантного полка. Самый яркий случай произошел с курсантом инженерного факультета Дворниковым. Будучи в самоволке и в изрядном подпитии, он был загнан в туалет гарнизонного Дома офицеров. Единственное, что ему оставалось, так это прорываться сквозь заслон из двух патрулей. Прорыв получился. Однако Дворников, к несчастью патрульных, был завсегдатаем спецкласса, и результатом оказались перелом руки у одного из офицеров и сотрясение мозга у другого. Патрульные и вовсе разбежались.
Судьба Дворникова долго решалась где-то в кабинетах штаба ВДВ и, наконец, было-таки решено исключить его из училища без трибунальных преследований. Поговаривали, что Василий Филиппович в сердцах сказал: «Такие люди нам самим нужны!» Не знаю, правда это или нет, но через год, когда утихли страсти вокруг этого инцидента, Дворников был восстановлен.
В девятой роте инцидентов на этот раз не случилось, если не считать одного. Как я уже упоминал, начальство не любило нашу роту, а тут в кои веки генерал решил поздравить наших курсантов с Новым годом. Он же не знал, что поздравлять, по сути, было некого, кроме самого ротного. И не узнал.
Чикризов, видимо, в предвкушении праздника распахнул дверь, не увидел дневального на месте и вступил в свежую лужу блевотины начищенным генеральским сапогом. Дневальный в этот момент убежал за тряпкой, но бдительный Иван Фомич был рядом (вот что значит чутье разведчика). Он топнул строевым шагом навстречу начальнику с докладом, но тот не дал ему сказать ни слова криком:
— Что это?!
Ротный не растерялся и четко отрапортовал:
— Только что, со мной во главе, организованным чаепитием встретили Новый год, и… торты несвежие оказались, товарищ генерал-майор. Личный состав в данный момент. — Вероятно, Селуков собирался соврать, чтобы оправдать отсутствие основной массы курсантов, но ему повезло. Генерал плюнул, развернулся и ушел.
Фронтовик Чикризов тоже был неглуп. Он вполне понимал, что предстоящие разборки могли испортить ему настроение и занять продолжительное время, поэтому был поддержан тот самый излюбленный армейский прием — один сделал вид, что говорит правду, другой сделал вид, что поверил.
Сразу после Нового года начинался смотр художественной самодеятельности, и у Ивана Фомича появилась возможность реабилитироваться. Вполне реально было из немилости попасть хотя бы в «нейтральную зону», и на то основания имелись.
