От великого Конде до Короля-солнце - Бретон Ги (мир бесплатных книг .txt) 📗
Освободившись от забот, связанных с отцовством, Людовик XIV решил предпринять путешествие во Фландрию и взять с собой многочисленную свиту. По этому случаю было построено огромное сооружение на колесах, которое больше походило на передвижной гарем, нежели на карету, потому что он устроился там, в обществе королевы, мадемуазель де Лавальер и мадам де Монтеспан…
Сидя между этих двух женщин, Мария-Терезия напоминала человека, проглотившего аршин. Однако, будучи особой чрезвычайно воспитанной, она «стойко переносила боль» и время от времени любезно заговаривала со своими соперницами.
Но в Ландреси одно комичное происшествие привело ее в сильнейшее раздражение: река вышла из берегов, и двору пришлось остановиться на ночлег в хижине бедного крестьянина, где была только одна кровать. Слуги быстро застелили пол соломой и одеялами.
— Как? — воскликнула королева. — Мы ляжем здесь все вместе?
— Что тут такого? — ответил король. Затем он спокойно разделся, оставшись в ночной рубашке и колпаке.
Все последовали его примеру, и вскоре Месье, Мадам, мадемуазель де Монпансье, маркиза де Бетюн, герцогиня де Креки, мадам де Монтеспан, мадемуазель де Лавальер легли вповалку на полу, в то время как в соседнем хлеву потревоженные коровы принялись громко мычать.
Королева, поджав губы, забралась на кровать и бросила подозрительный взгляд на короля.
— Не задергивайте полог, — сказал он, смеясь, — и вы все увидите.
Затем он, в свою очередь, улегся между мадемуазель де Монпансье и Генриеттой Английской. Через час весь двор мирно спал в этом необыкновенном дортуаре, освещенном огнем деревенской печи…
Но уже на следующий день эта комичная ночь была забыта, ибо города, только что завоеванные Францией, восторженно встречали своего повелителя. Отовсюду слышались радостные крики, толпы людей бурно приветствовали королевскую карету, и добрые фламандцы с почтительным изумлением показывали друг другу Марию-Терезию, Франсуазу и Луизу.
— Это три французские королевы! — говорили они. И все восхищались мужской силой Людовика XIV.
Увы! Подобные сцены не могли привести в умиление парижан. Узнав, что король совершает прогулки в обществе жены и двух любовниц, народ пришел в негодование; когда двор вернулся в Сен-Жермен, перед дворцом состоялось несколько враждебных выступлений — вещь доселе невиданная и неслыханная!
Однажды какая-то женщина, потерявшая сына, который случайно погиб при строительстве Версаля, выскочила на дорогу перед королем и стала осыпать его оскорблениями, называя «королем-развратником».
«Монарх, — сообщает мемуарист, — не веря своим ушам, спросил, к нему ли она обращается, на что та ответила утвердительно и продолжала поношение».
Тогда несчастную схватили гвардейцы и препроводили ее в Птит-Мезон, где она была подвергнута публичной порке. Через некоторое время сослали на галеры, предварительно вырвав язык, мужчину, который во все слышание заявил, что королевством правит «охотник за п…».
Эти жестокости только увеличили ярость народа, который, потеряв уважение к суверену, на короткое мгновение проникся идеями, чей расцвет наступит лишь через сто двадцать лет…
УВЛЕЧЕНИЯ МЕСЬЕ ЕДВА НЕ ПРИВОДЯТ К СРЫВУ ДОГОВОРА С АНГЛИЕЙ
Увлечения мужчины часто становятся пагубными для мира между народами.
Чтобы осознать важность событий, происходивших в конце июня 1670 года в замке Сен-Клу, следует вернуться немного назад.
Начиная с 1667 года семейный союз Месье и Мадам был омрачен присутствием молодого шевалье де Лоррена, лотарингского кавалера, блестящего, честолюбивого и красивого, «словно нарисованный ангел». Принц влюбился в очаровательного юношу, и с тех пор они не расставались, проводя время «в непонятных развлечениях», согласно выражению простодушного аббата Коснака.
Бесстыдство их не знало границ. Они занимались только своим туалетом: красились, примеряли серьги и кружева, ставили мушки и завивались. Дело дошло до того, что на одном из балов в Пале-Рояле Филипп Орлеанский, нарядившись в женское платье, танцевал со своим шевалье…
Во время Фландрской кампании молодой лотарингец был легко ранен в ногу. Месье, выказавший в сражении, которого никто от него не ожидал, тут же в слезах бросил свой полк, помчался к палатке любовника и стал ухаживать за ним, словно сестра милосердия…
По возвращении в Сен-Клу они вновь занялись своими малопристойными играми. Их встречали в обнимку в коридорах, в садах и в парке, и многие видели, «как они гладят друг другу плечи и колени со счастливым видом»…
Филипп расставался со своим спутником только для весьма специфических воинских упражнений: «Дамы заметили, — говорит аббат Коснак, — что пребывание в армии пошло ему на пользу. Он расставлял стулья в одну линию, укреплял альков картинами, гравюрами и медальонами, размещал зеркала в стратегически важных точках, защищал фланги столов при помощи табуретов, словом, содержал свой мебельный полк в образцовом порядке».
Целыми днями Месье с победоносным видом, нахмурив брови, расхаживал по апартаментам, измеряя их шагами, отдавал распоряжения и неустанно воевал с собственной мебелью.
«Я смотрел на это пустое времяпрепровождение с досадой, — признается аббат Коснак, — и пришел к выводу, что справедливо утверждают: человеческую природу почти невозможно переделать».
К подобным выводам приходил не только он, ибо Мадам с болью и с отвращением наблюдала за шалостями супруга. Надо признать, что забавы эти порой превосходили всякое воображение и переходили все границы. Однажды, пируя с шевалье де Лорреном и прочими сотоварищами по разврату, герцог Орлеанский придумал следующее развлечение. В компании находился некий полковник, который был феноменально толст. Звали его Баллон. «Принцу, — рассказывает Дюлор, — пришла в голову мысль, что было бы чрезвычайно интересно попробовать съесть яичницу, положенную на жирное брюхо этого полковника». Все пришли в восторг, и Валлон, сняв рубашку, разлегся на земле. Повар шмякнул пылающую яичницу на голое брюхо, и сотрапезники приступили к делу, не обращая внимания на ужимки полковника, который боялся щекотки..
После этого ужина Месье и шевалье де Лоррен решили отправиться с друзьями в Париж, чтобы завершить ночь у знаменитой куртизанки по имени Ла Неве. Эта веселая особа держала дом, предназначенный для подобных развлечений. Они оставались там до рассвета и успели совершить множество безумств, которые не вполне удобно описывать.
«Внезапно, — рассказывает Дюлор, — принц предложил устроить одну маленькую шутку. Он послал за комиссаром полиции якобы от имени соседей, обеспокоенных шумом. Комиссар прибыл в сопровождении солдат и обнаружил Ла Неве, лежавшую в постели между принцем и Баллоном; вся остальная компания спряталась в соседней комнате.
Комиссар, понятия не имевший, кто эти мужчины, приказал им немедленно сойти с кровати; а когда те стали насмехаться над его распоряжением, велел своим людям вытащить их силой. В этот момент из соседней комнаты появились друзья принца: обнажив голову, они приветствовали его самым почтительным образом, а затем стали наперебой предлагать свои услуги, чтобы помочь ему одеться.
Комиссар, поначалу изумленный всеми этими почестями, онемел от ужаса, узнав принца по знакам его достоинства. Упав к ногам Его высочества, он стал умолять о пощаде, на что принц ответил: «Успокойтесь, я не буду вас строго наказывать». Затем он приказал построить всех девок таким манером, чтобы они показывали голый зад честной компании. Комиссар со свитой все еще не могли понять, что их ждет. Им было ведено раздеться до рубашек, а затем все они поочередно со свечой в руках принесли публичное покаяние филейной части этих девиц. Исполнено сие было с соблюдением полагающегося церемониала».
Вот каковы были развлечения Месье. Вполне понятно, что Мадам глубоко страдала и желала избавиться от шевалье де Лоррена, непременного участника и организатора всех этих бесчинств. Однако Филипп не хотел расставаться с фаворитом: на упреки Генриетты он отвечал грязными оскорблениями, и между обоими супругами постоянно происходили ужасные сцены. Однажды у него сдали нервы; он стал топать ногами, разорвал скатерть, опрокинул кресла и закричал:
