Всё, что осталось (Записки патологоанатома и судебного антрополога) - Блэк Сью (читать книги без регистрации .TXT) 📗
Во многих странах современной Европы традиция выкапывать останки с кладбищ естественным образом вылилась в повторное использование могил. В Германии и Бельгии, к примеру, могилы предоставляются в пользование бесплатно сроком на двадцать лет. После этого, если семья не решит платить, чтобы содержать могилу и дальше, ее обитателя передвинут глубже или вообще перенесут в другое место, иногда в массовое захоронение. В странах с теплым климатом, например Испании и Португалии, где тела разлагаются быстрее, останки лежат в земле еще более короткое время. Далее, если семья захочет, кости могут перенести в оссуарий в стенах кладбища — но уже за деньги. Если же родные не объявляются, кости изымают. Некоторые попадают в музеи, некоторые просто сжигают и измельчают в прах. В Сингапуре власти пошли по пути Европы и Австралии, приняв вариант «закопать поглубже и использовать повторно».
Но в целом захоронения в землю, неважно на какой срок и непосредственно в почву или внутрь монументов, постепенно выходят из обыкновения. 30 миллионов футов древесины, 1,6 миллионов тонн цемента, 750 000 галлонов бальзамирующей жидкости и 90 000 тонн стали ныне закопаны в землю только на территории США — наглядная демонстрация загрязнения окружающей среды. Люди, озабоченные сохранением экологического баланса планеты, естественно, возмущаются таким положением, но с кремацией дела обстоят не лучше. Каждая кремация эквивалентна сгоранию 16 галлонов топлива, что заметно повышает выделение ртути, диоксинов и фуранов (токсичных веществ). По приблизительным оценкам, количество энергии, расходуемой на кремации в США за год, достаточно для того, чтобы восемьдесят раз совершить полет до Луны и обратно. Однако крематории в Штатах процветают — в 1960-х им отдавали предпочтение лишь 3,5 % населения, в то время как сейчас эта цифра равняется почти 50 %.
Неудивительно, что наиболее высокий процент кремаций приходится на те страны, где сожжение тела является культурной нормой и традиционным выбором по религиозным мотивам, особенно у буддистов и индуистов. В Японии кремируют 99,97 % покойных, далее следует Непал (90 %), а за ним Индия (85 %). С точки зрения статистики, больше всего кремаций происходит в Китае — около 4,5 миллионов в год.
В процессе кремации сгорают все органические составляющие тела, оставляя только сухие инертные минералы, в частности, фосфат кальция из костей. Прах не превышает 3,5 % от тела и весит примерно 4 фунта. В большинстве крематориев останки изымают из топки и пропускают через так называемый кремулятор, где кости перемалываются в порошок и из них удаляются все посторонние примеси, в том числе металлы. В Японии после кремации семья извлекает фрагменты костей из пепла с помощью палочек и перекладывает их в урну, начиная с ног и кончая головой, чтобы покойный не оказался вверх тормашками.
В Великобритании около трех четвертей населения ныне отдает предпочтение кремации, но бурный рост ее популярности, начавшийся в 1960-х, сейчас немного приостановился. Современные общества склонны раздвигать границы, поэтому начинают возникать новые, более «экологичные» варианты избавления от тел (прах, остающийся после кремации, практически лишен питательных веществ). Один из них — «резомация», или алкалиновый гидролиз. Тело помещают в емкость со щелочным раствором (каустической содой или гидроксидом натрия) и нагревают до 160 °C под давлением около трех часов. Все ткани разлагаются, превращаясь в зеленовато-коричневую массу, богатую аминокислотами, пептидами и солями. Оставшиеся фрагменты костей измельчаются в пыль в кремуляторе и далее могут быть рассеяны или использованы в качестве удобрений (в них содержится гидроксиапатит кальция).
Еще один метод, «промессия», представляет собой сухое замораживание тела в жидком азоте при температуре — 196 °C. Далее с помощью вибрации при определенной амплитуде оно рассыпается в порошок. Порошок сепарируется от металлической пыли с помощью магнита и помещается в верхний слой почвы, где бактерии завершают процесс. Последняя «зеленая» альтернатива, «человеческий компост», пока находится на стадии разработки, но идея заключается в том, что семья доставляет тело покойного, обернутое льняной тканью, в центр «рекомпозиции», в середине которого стоит трехэтажная башня — гигантская версия садового компостера. Там тело кладут на подложку из деревянной стружки, способствующей разложению. Спустя шесть недель оно превращается примерно в кубический ярд компоста, который можно использовать для удобрения деревьев и кустарников. Разработчики пока не решили, как поступать с костями и зубами, поэтому «человеческому компосту» еще есть, куда развиваться.
Если подобные современные методы станут нормой, мало кто из нас оставит по себе физический след, как наши предки. Скелетные и прочие останки помогли археологам и антропологам заглянуть в жизнь людей из давно исчезнувших культур с близкого расстояния и на очень личном уровне, что, безусловно, является настоящей роскошью и обогащает наши представления о человеческой истории.
Исторические останки обычно представляют собой кости и предметы, с которыми усопший был захоронен, но, как уже говорилось, при определенных климатических условиях — сухая жара, температура ниже нуля, погружение в жидкость, — некоторые тела хранились практически нетронутыми в течение многих веков. Эци, ледяной человек, обнаруженный в 1991 году в горах на границе Австрии с Италией через 5000 лет после смерти, сохранился почти полностью, как и тело Джона Торрингтона, участника несчастливой экспедиции Франклина 1845 года, обнаруженное 129 лет спустя похороненным в промерзлой тундре на севере Канады вместе с еще двумя сослуживцами.
«Болотные люди» в частности человек из Гроболла, человек из Толлунда, человек из Линдоу, женщина из Стидшольта и мальчик из Кайхаузена, своей сохранностью обязаны торфу, в котором были похоронены. Погружение в слабокислый раствор с высоким содержанием магния обеспечило целостность 2000-летней китайской мумии династии Хан, известной как Леди Дай, которую обнаружили в 1971 году рабочие, копавшие бомбоубежище под госпиталем близ Чанша. Сохранились даже ее кровеносные сосуды, в которых ученые обнаружили небольшое количество крови группы А.
Хотя моя команда редко вторгается в сферу археологии, однажды я дала себя уговорить поучаствовать, вместе с еще тремя учеными, в телевизионном документальном сериале ВВС2 под названием История в деталях (History Cold Case), который снимался в 2010–2011 годах. По сценарию мы должны были исследовать человеческие останки и делать предположения о том, как жили эти люди, лишь изредка, по капле, получая дополнительные сведения от редакторов. Мы искренне не имели понятия о том, что нам предъявят в следующий раз, или что мы обнаружим. Поэтому съемки были весьма волнительными и, одновременно, захватывающими. Я неоднократно сожалела о своем решении принять в них участие: стоять перед камерой — точно не мое, у меня, что называется, «лицо для радио». Однако истории, с которыми мы столкнулись, лишний раз напомнили мне, насколько далеко могут дотянуться покойники из своих могил и насколько их биографии до сих пор трогают нас.
Популярность, неизбежная при регулярном появлении на телеэкранах, имеет и плюсы, и минусы. Очень неприятно, когда незнакомые люди запросто обращаются к тебе — неважно, с одобрением или с критикой. В большинстве случаев они хотят сказать, что им очень понравилась программа, но встречаются и такие, кто проходится по твоей внешности, комментирует какие-то твои высказывания или просто сообщает, что ты недостаточно умна.
Трое из четверых участников программы были женщинами — это тоже привлекало к нам повышенное внимание, и мы получали гораздо больше писем и е-мейлов, чем получают на таких передачах ведущие-мужчины. Нас называли «тремя ведьмами из Данди». Ксанте Мэллетт, судебному антропологу и криминологу, адресовалось большинство посланий личного характера, что никого не удивляло — она и правда потрясающая женщина. Кэролайн Уилкинсон, специалисту по реконструкции лиц, слали стихи о том, как она возвращает людям утраченную красоту, и воспевали ее мастерство. Что касается меня, то я получала в основном письма из тюрем с просьбами помочь вытащить их авторов на свободу, потому что «честное слово, это не я убил мою жену». Популярность передачи в определенных кругах привела к тому, что ее называли не История в деталях, а Лесбиянки в деталях, напрочь забывая о бедняге Вольфраме Мейер-Аугенстайне, нашем эксперте по изотопному анализу, хотя, думаю, профессор об этом нисколько не жалел.
