Скобелев - Костин Борис Акимович (электронная книга TXT) 📗
Надо отдать должное Скобелеву в его стремлении довести свои требования до каждого солдата. Он строго взыскивал с тех командиров, которые не удосуживались объяснять своим подчиненным, что от них требуется в бою. «Солдат должен всегда знать, куда и зачем он идет... – говорил он. – Сознательный солдат в тысячу раз дороже бессознательного исполнителя».
Скобелев требовал от офицеров самостоятельности в действиях, а поэтому отдаваемые им диспозиции на бой не подавляли инициативу, предоставляли простор мышлению.
Со времени второй Плевны вокруг Скобелева начал объединяться круг таких же молодых, как и он сам, энергичных и одаренных офицеров. В его отряде сложилась атмосфера товарищества и доброжелательности.
«Здесь все товарищи», – говорил Скобелев. И действительно, чувствовался во всем дух боевого братства, что-то задушевное, искреннее, совсем чуждое низкопоклонству. И даже бывшие однокашники, попавшие к нему в отряд и по каким-либо причинам остановившиеся в продвижении по ступенькам военной карьеры, никогда не испытывали чувства зависти, настолько просто Скобелев держался с ними.
Но в делах службы вряд ли кто из окружавших Скобелева мог рассчитывать на его снисхождение за какое-либо упущение. Тогда он становился жесток, и это знали офицеры его отряда. Офицерская дружба, в понятии Скобелева, давала одно право – первым идти на смерть, показывать пример, как показывал его он сам.
Об участи своих подчиненных офицеров Скобелев сильно тревожился: «Папенек, маменек, титулованных родственников – нет. Самые счастливые выйдут из службы с пенсионом в 350 рублей или попадут в становые пристава... А ведь какая это честная и даровитая молодежь».
В редкие часы отдыха офицеры отряда зачастую собирались у Скобелева на славившиеся его хлебосольством обеды. Жизнерадостности Скобелева не было предела. Обладая тонким чувством юмора, он умел понимать шутку и остроумные выходки в свой адрес воспринимал без всякой обиды.
Но не одно хлебосольство влекло офицеров на обеды к Скобелеву. За столом спорили, обсуждали события, сопровождая их меткими определениями. В тесном кругу Скобелев не навязывал своего мнения, на каждый пример приводил исторические факты, безошибочно называл годы, имена, литературу – для молодых офицеров это были часы не пустого времяпрепровождения, а скорее учебы. Скобелев ненавязчиво убеждал, что без знания противника, законов войны трудно добиться победы.
Как-то на одном из таких собраний Скобелева спросил приехавший в его отряд дипломат из свиты царя:
– Неужели вы не боитесь?
– Видите ли, душенька, – был ответ Скобелева, – вы имеете право быть трусом, солдат – может быть трусом, офицеру, ничем не командующему, инстинкты самосохранения извинительны, ну а от ротного командира и выше трусам нет никакого оправдания... Генерал-трус, по-моему, анахронизм, и чем меньше такие анахронизмы терпимы – тем лучше. Я не требую, чтобы каждый был безумно храбрым, чтобы он приходил в энтузиазм от ружейного огня. Это – глупо! Мне нужно только, чтобы всякий исполнял свои обязанности в бою.
И в Скобелевском отряде каждый делал свое дело, памятуя о том, что оно – часть общего...
В половине шестого утра 22 августа войска заняли исходные позиции для наступления на Ловчу, причем выполнили это почти без шума, так что турки и не подозревали о готовившемся наступлении. Князь Имеретинский дал команду начать артподготовку.
Колонна, возглавляемая Скобелевым, должна была выбить турок из занимаемых ими укреплений на Рыжей горе. Князь Имеретинский сообщал об этом в своем донесении главнокомандующему: «Принимая во внимание, что так называемая „Рыжая гора“ командует всеми остальными высотами, окружающими г. Ловчу, решено было вести на нее главную атаку. Атака эта была возложена на генерала Скобелева, и только по овладении „Рыжей горой“ и ближайшими к ней ложементами должна была начать атаку правая колонна генерала Добровольского».
Батареи вели огонь по Рыжей горе, осыпая ее снарядами, и было видно, как турки начали покидать нижнюю траншею и перебегать на вершину. Скобелев объезжал батареи, давал указания на перенос огня. В половине двенадцатого князь Имеретинский, посчитав артиллерийскую подготовку достаточной, решил начать атаку Рыжей горы, о чем он сообщил Скобелеву запиской: «Пора начать атаку. Стреляем уже пять с половиной часов».
Начал атаку Казанский полк. С распущенными знаменами и с музыкой двинулись казанцы на Рыжую гору. Впереди густая цепь стрелков. Артиллерийский огонь, сопровождавший атаку, и движение подействовали на турок дезорганизующе, но постепенно сила их огня нарастала.
Единственным укрытием для наступавших могла служить лишь мельница на берегу реки Осмы, окруженная деревьями, далее овраг с обрывистыми берегами, по его дну протекал глубокий ручей – вода по пояс. Но полк двигался вперед, невзирая ни на что. Небольшое замешательство в овраге – и солдаты карабкаются по его скатам, используя для опоры ружья, жерди, плечи товарищей – и вот уже несколько рот на другой стороне. Турки усилили огонь, но атака настолько стремительна, что наступающих уже не остановить. Боясь штыкового удара русских, турки сначала поодиночке, затем группами стали покидать первую траншею. Это придало новые силы атакующим, «ура» становится громким, раскатистым. Близка и вторая траншея – видна растерянность турок, они бегут из нее, а затем и из третьей траншеи под прикрытие редутов. Рыжая гора взята, потери минимальные – несколько десятков человек.
С вершины горы открылся вид на казавшийся вымершим город, а за ним на высотах – сильный неприятельский редут, окруженный в несколько линий сетью траншей.
Небольшая передышка – и снова вперед. Теперь уже путь на Ловчу свободен. Во главе батальона казанцев, двигающихся по дороге, – сам Скобелев. Турки из редута открывают огонь, от которого ни вправо, ни влево не свернуть – кругом голые скалы. Надо спешить, темп невыносимый, турки начинают пристреливаться, но батальон уже достиг окраины Ловчи, за ним – другой. Вскоре весь город оказался в руках русских. На улицах поодиночке и группами появились болгары, обнимают своих освободителей. А Скобелев спешит. Главное, пока противник не опомнился, – взять штурмом нависший над городом редут.
Скобелев решил нанести удар по правому флангу турецких укреплений. На главном направлении был сосредоточен почти весь отряд, чем был достигнут значительный перевес в силах. Около трех часов дня, когда все приготовления были закончены, Скобелев подал сигнал к атаке.
Поддерживаемые огнем четырех батарей, войска двинулись вперед. Чтобы ввести в заблуждение противника, атака началась на левом фланге турок, которые не замедлили перебросить со своего правого фланга значительную часть сил. Затем Скобелев резко изменил направление и сосредоточил на этом фланге все имеющиеся у него под рукой войска. Этот маневр решил исход боя. Со всех сторон солдаты карабкались на бруствер редута. Турки бросились бежать, но у выхода их встретили в штыки, весь редут наполнился убитыми и ранеными. На помощь оборонявшимся Рифат-паша бросил два табора – последнее, что у него осталось, но и это не помогло. В бой вступили казаки. Они не позволили подкреплению приблизиться к редуту и еще долго преследовали остатки Ловченского гарнизона. В этот день мало кому из турок удалось избежать гибели.
Когда Осман-паша получил сообщение о начале боя в Ловче, он поспешил на выручку и лично возглавил отряд из двадцати таборов, оставив за себя в Плевне Адиль-пашу. Но двигался он нерешительно, очевидно, боясь за ослабленную его уходом Плевну, да и стремительность, с которой была взята Ловча, привела его к опозданию почти на пятнадцать часов. Наткнувшись на укрепление русских войск на Ловченском шоссе, он повернул назад в Плевну.
Как могло случиться, что Осман-паша оставил Плевну и возвратился в нее абсолютно никем не замеченный? Это еще раз наводит на мысль, что ничему-то за это время высшее руководство не научилось.
...Ночь после трудного боя была спокойной. Впервые за несколько суток солдатам разрешили снять амуницию и отдохнуть. «Все отлично, надо отдыхать, готовить себя к славному бою под Плевной», – говорил Скобелев.
