Крестный путь Сергея Есенина - Смолин Геннадий (мир книг TXT, FB2) 📗

Ионов всегда мгновенно и горячо откликался на смерть сотоварищей Троцкого по эмиграции в США и других его подпольных сотоварищей. Пал от руки мстителя Володарский – Ионов сочиняет ему рифмованный некролог. Отмщён другой «пламенный», Урицкий, – он первый спешит на Марсово поле и произносит поминальную речь.

Сочувствие Ионова есенинской беде было официально-показным, отдавало нарочитостью. Внешне шурин Г. Е. Зиновьева, если верить воспоминаниям Павла Лукницкого (к ним следует относиться весьма осторожно), больше всех хлопотал при прощании с гробом Есенина, даже занял у какой-то женщины денег на билет одному из пассажиров печального вагона. Но – обратите внимание! – провожали гроб в Москву, кроме Софьи Толстой-Есениной и Василия Наседкина, Илья Садофьев и Вольф Эрлих. Двух последних – отбросим сомнения – снарядил Ионов по подсказке некоего режиссёра официальных похорон (спустя несколько дней он и сам отправился в Москву, передав, согласно сохранившемуся приказу, директорские обязанности Ленгиза Полыковскому). Выходит, от имени ленинградских литераторов присматривали за ходом событий – секретный сотрудник ГПУ Эрлих и «постукивавший» в ту же тайную дверь Садофьев.

Другой важный персонаж – Макаревич-Петров. Павел Петрович Петров (Макаревич) прятал свою гэпэушную физиономию под личиной кинорежиссёра Севзапкино. Человек именно его профессиональных знаний и конспиративного опыта и выступил режиссёром «постановки» самоубийства Есенина. Авторитетный для коменданта «Англетера» Назарова свое задание, однако, выполнил плохо. Доверившись громилам, перетащившим труп по подвальному лабиринту из дома следственной тюрьмы ГПУ по проспекту Майорова (бывший Вознесенский), 8/23, Петров не проверил подготовленный для открытого обозрения 5-й номер.

В результате возникло немало недоумённых вопросов. Почему верёвка обвивала горло несчастного лишь полтора раза и не было петли? Как Есенин, истекающий кровью, смог с порезанными ладонями и другими ранами соорудить на столе столь сложную пирамиду и взобраться под потолок? Что за страшный вдавленный след над переносицей (официальная версия – ожог)? Наконец, куда исчез пиджак покойного?

И самое главное: куда пропал писательский дневник с неопубликованными рукописями – прозой, стихами, публицистикой?

Кстати сказать, видевший мёртвого Есенина Оксёнов растерянно записал в «Дневнике»: «…вдоль лба виднелась багровая полоса (ожог – от накалённой трубы парового отопления, о которую он ударился головой?), рот полуоткрыт, волосы, развившиеся страшным нимбом вокруг головы.‹…› Когда надо было отправить тело в Обуховку, не оказалось пиджака (где же он? Так и неизвестно.)».

И далее: «В гробу он был уже не так страшен. Ожог замазали, подвели брови и губы».

Начинавший тогда спецслужбу молоденький стихотворец Павел Лукницкий свидетельствует: «Есенин мало был похож на себя. Лицо его при вскрытии исправили, как могли, но всё же на лбу было большое красное пятно, в верхнем углу правого глаза – желвак, на переносице – ссадина, и левый глаз – плоский: он вытек» («Встречи с Анной Ахматовой». Т. 1. 1924–1925. Paris: Ymca-Press, 1991).

«Наследил» в есенинской истории и Георгий Ефимович Горбачёв, уже известный нам персонаж. Сей товарищ не просто знал Троцкого, но и давно с ним сотрудничал. С тех пор как они сидели в «Крестах» в июле – сентябре 1917 года за организацию военно-большевистского путча в Петрограде, их дорожки постоянно пересекались. Председатель Реввоенсовета Троцкий в годы Гражданской войны наверняка выслушивал отчёты Горбачёва, политинспектора Петроградского военного округа, в 1921 году – заместителя начальника Политического управления 7-й армии. В 1926–1928 годах, в период всё нараставшей борьбы Сталина со «старой гвардией», у Льва Давидовича, пожалуй, не было в Ленинграде более преданного сторонника, чем Георгий Ефимович. Причём воинственного, упрямого, использовавшего нелегальные средства для утверждения идей разжигателя мировой революции.

22 июля 1932 года областная Контрольная комиссия в очередной раз исключила Горбачёва из партии. Тогда в его характеристике записали: «…состоял активным членом троцкистско-зиновьевской оппозиции…», один из организаторов «Литфронта», «…являвшегося отражением троцкистской теории в литературе… объективно – агентурой контрреволюционного троцкизма…».

Эти подробности нас интересуют в связи с фальшивкой, своего рода посмертной запиской, кем-то написанным стихотворением «До свиданья, друг мой, до свиданья…». Подделка, на наш взгляд, готовилась не в Ленинграде, а в Москве, в «конторе» Троцкого.

Полагаем, в «Красной газете», опубликовавшей эту элегию, так называемый оригинал и в глаза не видели – да в нём Анна Яковлевна Рубинштейн (Устинова), ответственный секретарь «Красной газеты», и не нуждалась. Почему стихотворение-элегия «До свиданья…» оказалось в руках Горбачёва, и почему именно в феврале 1930 года он передал «от Эрлиха» листок в Пушкинский Дом?

По-видимому, Троцкий в своё время через надёжного человека, не доверяя мальчишке «Эрлиху», переслал так называемый «есенинский автограф» Горбачёву. Скорее всего, таким посланцем выступал небезызвестный Яков Блюмкин. (3 ноября 1929 года его расстреляли за связь с Троцким в Константинополе. На допросах в обмен на обещанное помилование он выдал всех сообщников-троцкистов, в том числе ленинградских.)

Когда весть о расстреле Блюмкина дошла до Горбачёва, последний занервничал: а вдруг на коллегии ОГПУ, помимо троцкистских нелегальных делишек, вскрылось и убийство Есенина? Может быть, поэтому Горбачёв «на всякий случай» поспешил передать в феврале 1930 года рукопись псевдоесенинских стихов «До свиданья…» в Пушкинский Дом? Он благоразумно не привлёк к этой акции Эрлиха, хотя тот в феврале того же года находился в Ленинграде, что устанавливается по датам его писем к матери в Ульяновск.

Возможно, оформлял регистрацию фальшивки сотрудник ГПУ Павел Медведев, в то время сверхштатный сотрудник Пушкинского Дома, которому также было из-за чего волноваться. Факт появления на свет столь важного документа не разглашался, что само по себе характеризует обоих «деятелей» и говорит о тайне операции.

Соображение о том, что Троцкий видел элегию-подделку, косвенно подтверждается его фарисейским варьированием в газете «Правда» факта существования элегии «До свиданья…». Цитируем: «Он ушёл сам, кровью попрощавшись с необозначенным другом…», «Кому писал Есенин кровью в свой последний час? Может быть, он перекликнулся с тем другом, который ещё не родился, с человеком грядущей эпохи…»; «…каждая почти строка написана кровью пораненных жил». Невольно рождается ощущение: если бы «До свиданья…» вообще не существовало, его надо было бы выдумать для украшения статьи автора, вдруг так нежно полюбившего Есенина. [6]

Часть вторая

Cui bono? [7] Игра профессионалов в проекте «Англетер»

Тайные обстоятельства смерти великого русского поэта Есенина и сегодня побуждают исследователей возвращаться к документам, фактам и преданиям тех лет в надежде, хотя и призрачной, докопаться до истины.

Некоторые скептики уже выражали свои сомнения относительно правдоподобности выбранного преступником или преступной группой способа убийства С. А. Есенина.

И я тоже адресовал этот вопрос академику РАЕН А. М. Портнову:

– Почему Есенина надо было подвести под суицид?

– Вопрос, конечно же, не такой простой, как кажется сначала, – согласился Александр Михайлович. – Во-первых, надо было заставить добропорядочных граждан поверить в «естественную» смерть поэта. Так, могла быть придумана какая-нибудь благовидная «легенда» (к примеру: Есенина убили в кабацкой драке, очень жаль, но Сталин и его соратники поднимут шум на XIV съезде РКП (б), свалят нечаянную гибель замечательного поэта на «левую оппозицию» в Ленинграде – хорошо бы этого избежать. Или: уличённый в бегстве за границу и в связях с английскими шпионами, Есенин покончил жизнь самоубийством. Ну не представлять же его, психически больного (лежал в больнице), но талантливого человека, отщепенцем. Не лучше ли для его посмертной славы и репутации скрыть этот постыдный факт? Во-вторых, благодаря публикациям и слухам, граничащим с легендами, поэт был склонен к эпатажу, дебошу, пьянству и дракам. Вот откуда проистекали все выгоды от самоубийства. Суицид вполне устраивал ленинградских вождей. Чтобы понять, как это случилось, надо ответить на другой вопрос: чего в действительности опасались те, кто устранял Есенина? Ну и, в-третьих, нельзя исключать глупейшую ситуацию со злополучной телеграммой Каменева в адрес Михаила Романова, отказавшегося от престола. По крайней мере, напускное бравирование тем, что копия с подлинника той телеграммы у Есенина есть да ещё спрятана у некоего друга в надёжном месте. Тем паче, что перепалка по поводу факта отправления этой телеграммы уже состоялась на пленуме, проходящем в Москве, между Сталиным и Зиновьевым. Кстати, если заглянете в длинный список жертв репрессий, то вы обнаружите в сим печальном мортирологе почти всех лжесвидетелей и псевдодрузей поэта, идеологически-причастных к «Делу Есенина» в гостинице «Англетер», – продолжал академик Портнов. – Бестрепетная «рука Москвы» дотянулась (по разным причинам) от Л. Троцкого, Зиновьева, Каменева до Блюмкина. Уцелели, предав всех прежних «друзей» и дорого заплатив за свою жизнь, лишь некоторые. Так что «коллективный Сальери» в лице коллег-литераторов и журналистов внёс свою лепту не только в пособничество сокрытия убийц великого поэта России, но и в осквернение его памяти в таком гнусном шабаше, как «есенинщина».